— Конечно, в гостях… — выдавила она и пошла назад, к двери. Да, унижение. Да, она, Изабелла Веласкес, выполняющая глупую прихоть…
Но с другой стороны ей НУЖНО договориться с этой сеньорой. Нужно показать, что она не такая, как та о ней думает (а думает несомненно в негативном ключе). И для начала стоит соблюсти чужую национальную традицию и разуться у входа.
Сапоги слезать не хотели. Она нервничала, дергала их, под равнодушным взглядом сеньоры и гробовое молчание собственной охраны, но от этого процесс быстрее не шел. Наконец, у нее получилось — второй сапог соскользнул на пол.
Почему она не нравится этой женщине? Из-за дурной славы гуляки и повесы? Какой матери понравится, если твой сын будет встречаться с подобной! Или из-за того, что она — принцесса? Скорее всего, и из-за того, и из-за того. Но чего в ее негативе больше? От этого вопроса зависело, в каком ключе следует разговаривать. Но в любом случае нужно показать, что она совсем не такая. Не гордая надменная принцесса-аристократка, считающая всех вокруг безродным быдлом, и не скучающая пустышка. И она докажет это!
Хозяйка поманила ее за собой, она пошла за ней в сторону кухни, самого дальнего помещения в конце коридора. Но по дороге наткнулась на другую комнату, еще меньше, чем первая. Это была ЕГО комната, она поняла, почувствовала это. Да и сложно такое не почувствовать — лежащие там и сям вещи, создающие эффект нарочитой небрежности, виртуальный терминал игровой модели, гантели в углу возле кровати, полное отсутствие зеркал на стене и косметических принадлежностей на полках… Это могла быть только комната мальчика и ничья больше.
…И диск. Большой квадрат с изображенными на нем пятью президентами Северной Америки, высеченными в скале на фоне небесно-голубого неба, с надписью «Глубокий пурпур». Тот самый.
Не спрашиваясь, она вошла — ноги сами понесли ее. Взяла с полки коробку, открыла. Вытащила до половины черный антикварный супервинил диска. Из груди вырвался тяжелый вздох.
Она чувствовала, мать Хуана стоит сзади и смотрит на нее. И что симпатия смещается в ее пользу. Обернулась, как бы объясняя:
— Ему подарили это, когда мы были вместе. В Королевской галерее.
Сеньора молчала. Тогда Бэль повернулась к стенке и принялась изучать вещи, стоявшие на полках. Две из них ее заинтересовали — ее собственный навигатор, который она ему подарила, и большой, около метра в длину, пластиковый корабль, явно склеенный вручную. Какой-то древний броненосец — корабль имел широкий корпус, четыре паровых трубы и большие двудульные башни-пушки спереди и сзади. Руки сами потянулись к кораблю. Тяжелый! На подставке была выгравирована надпись: «Хуанито от Хуана Карлоса»
— Это его друг делает, — пояснила хозяйка квартиры. Бэль кивнула и поставила на место. — Чай, кофе, мате?
— Кофе, пожалуйста… — Из ее груди вновь вырвался тяжелый вздох.
Кухонька была не менее убогая, чем остальная квартира. Нет, в ней было абсолютно все, что нужно современному человеку для приготовления завтрака, обеда или ужина, но помещалось это на такой смешной площади, что было откровенно не смешно. Интересно, есть ли квартиры еще меньшего размера? И сколько людей на планете ютятся в таких?
Кофе пили почти молча. Напиток был откровенно дрянной, но она чувствовала, что хозяйка достала свой самый лучший, из каких-то неприкосновенных запасов — в жизни, ежедневно, они пьют еще более дрянной и еще более дешевый. Наконец, помолчав, начала разговор, сразу перейдя к делу:
— Мне нравится Хуан. Я люблю его.
— Сколько раз вы виделись? — улыбнулась сеньора, откидываясь на стуле, продолжая пронзать ее колючим взглядом.
— Два. Но я искала его! — чуть не перешла на крик Изабелла. — Честно, искала! Но не могла найти. Сначала меня увезли, а потом… Потом…
Сеньора Стефания, как звали мать Хуана, кивнула — понимала. Кажется, к этому моменту она претензий не имела, но только к этому моменту.
— Ты уверена, что это любовь? — усмехнулись ее глаза.
— А вы как думаете? Столько искать, потратить столько сил ради прихоти?
— Кто тебя знает! — задумчиво покачала она головой, голос ее сквозил иронией. Бэль чувствовала, она специально ее провоцирует, проверяет, но сорвалась, как последняя девчонка:
— Это неправда! Я не такая! И это никакая не прихоть! Я правда люблю его и хочу найти!
Никакого эффекта. Сеньора Стефания продолжала пронизывать ее делано-равнодушным взглядом.
— Мне жаль, — взяла себя в руки Бэль, — что не могла помочь ему. Я знаю, что его заказали, его одноклассник, Бенито Кампос. — Лицо сеньоры Стефании при этих словах посерело. — Я с ним только что разговаривала, и поверьте, он запомнит этот разговор на всю жизнь. Но раньше — не могла. Простите.
— Я не осуждаю тебя, — покачала головой сеньора. — Понимаю. — Помолчала. — Он тебя искал. Но не нашел.
— Потому, что меня не было! — Изабелла почувствовала, что из глаз готовы политься слезы. — Поверьте, я люблю его! И это не прихоть! Да, я взбалмошная! Я… Аристократка! — сформулировала она. — Но я изменилась. Уже изменилась. И после покушения, и пока искала его. И изменюсь еще. И мне плевать, кто он, каково его происхождение. Я хочу быть с ним, несмотря ни на что. Кем бы он ни был.
— А твоя мать?
Изабелла пожала плечами.
— А что она мне сделает? Я представлю его маме, она убедится, что он достойный человек, и…
— И? — Губы сеньоры Стефании медово растянулись, но в глазах появилась сталь.
— И поможет ему, — закончила Бэль, но без особой уверенности. — Поможет встать на ноги. Заняться чем-то полезным, достойным.
— Достойным тебя? Дочери Леи Веласкес?
Изабелла почувствовала себя окончательно сбитой с толку. Но это был ее бой, и она не могла его проиграть.
— Мама сама была замужем за человеком неблагородного происхождения, — нашла она аргумент. — Она должна принять Хуана. И примет. Я обещаю.
— И что из всего этого вышло? Из ее замужества? — в лицо усмехнулась сеньора Стефания. — Ну-ка, напомни?
Бэль посерела. Да, не тот она выбрала аргумент, ой не тот!
— Ну, что же ты замолчала? — издевалась сеньора Стефания. — Давай, говори: «Они развелись».
— Они развелись, — повторила Изабелла.
— А почему они развелись? — голос женщины так и лучился ехидством.
— Я была маленькая, — попробовала уйти от темы Изабелла, но это, естественно, было бесполезно.
— Зато я — нет. И я внимательно следила за историей отношений в королевской семье. Как, впрочем, и вся Венера.
— Твоя мать выскочила за отца из опасения, что ее мать, лежащая с болезнью, знающая, что проживет не долго, насильно выдаст ее замуж, — сверкнули глаза сеньоры Стефании. Она не собиралась щадить ее, и Изабелла понимала, что была в своем праве. — Предвосхитила события, перестраховалась. И короновавшись, сделала все возможное, чтобы дистанцироваться от мужа, «презренного быдла». Указать ему место. Она подставляла его, выставляла посмешищем. Игралась им. Делала дураком. С одной единственной целью — чтобы показать аристократии, своему кругу, что она — это она, королева, а он — всего лишь плебей на ее службе, и никак не может запятнать ее честь и достоинство, несмотря на брак.
