Данте убрал руку, оставив глаза закрытыми. Пятна и следы тотчас же пропали. Мужчина открыл глаза и внимательно осмотрел ладонь. Свою светлокожую ладонь, помнящую и огонь пожарища, и лютый холод мира одной второй, превративший руку в безжизненный отросток.
— Так вот оно что, — произнес Данте. — Вот уж не думал. Но все равно за подарок спасибо.
***
— Говоришь, челнок приземляется на воду? — спросила Тьянь.
Я кивнул.
— Хорошо. И перед этим несколько минут невесомости?
Я кивнул еще раз.
— Это очень хорошо.
Мнения своей спутницы я не разделял. Не может быть хорош тот путь, который оставляет за собой трупы.
За оставшиеся до старта двадцать минут на информационных экранах гоняли мировые новости. Я переключился на русский и от скуки решил послушать. Просто чтобы не помнить о том, как изумленная стюардесса пыталась сопоставить число фактически прибывших пассажиров (два: один мужчина-европеец и одна девушка-азиатка) с восемью заявленными. В конце концов, прождали еще некоторое время и, погрешив на ошибку в компьютерной системе, задраили люки. Пока корабль буксировали к разгонной гиперболе, крутили новости.
Я смотрел и слушал.
Обозреватель закончил с непременно радужными вестями с родных просторов, в очередной раз лизнул задницу правительству, не допускающему потрясений для свободных граждан Великой России, и переключился на ужасы остального мира. Конечно же, не обошли стороной локальный прорыв в Касиме, унесшего жизни аж полумиллиона человек. Я проглотил наглое вранье — отечественные СМИ всегда славились умением преумножать чужие беды и замалчивать свои.
Затем журналисты прошлись по сгустившимся тучам над чрезвычайно важной для нас Аргентиной. Третью неделю там полыхает гражданская война. Столкнулись, как обычно, правительственные войска и отряды повстанцев. Правительство за освобождение страны от гнета "террористической угрозы" в лице повстанцев, ну а те протестуют против фактической аннексии Аргентинской республики к Американо-Латинскому союзу. Наши правители на этот раз решили поддержать США, и завершающим штрихом сюжета был репортаж об уничтоженных американских моряках, которые направлялись с гуманитарной миссией в зону конфликта.
Я прислушался.
"Таким образом, — вещал обозреватель, — нет никаких сомнений, что террористическое движение сепаратистов не способно к диалогу. Затопленный океанский грузовик "Хьюстон" с тридцатью двумя матросами на борту тому подтверждение. Мы высказываем глубочайшие соболезнования семьям погибших и правительству Соединенных Штатов".
Я вырубил трансляцию. Стало совсем хреново, и дело вовсе не в побаливающей груди. Хотя хреново стало именно там, где-то под раскуроченными ребрами.
— Даже интересно, — заметила Тьянь со своего места, — кто их накрыл? Сами амеры или все-таки Морской союз? И, главное, зачем?
Только теперь я заметил, что девушка смотрит тот же канал. Я пожал плечами. Зачем и кто утопил в океане отряд чернокожего лейтенанта и рыжего капрала О'Нейла — гадать не хотелось. И так понятно, кто виноват в гибели тридцати двух морпехов. Два пассажира баллистического челнока, прежде всего.
В салоне объявили о готовности к старту, Тьянь отцепила наушник и убрала в отсек под экраном.
— Странные люди, — добавила девушка.
Я лишь сжал зубы. Да, мы, люди, вообще очень странные. Но через пару минут будет не до размышлений на тему этой странности. Предстоял тяжелый старт, потом выматывающая невесомость, и не менее изнуряющее снижение.
Впрочем, понятие "тяжелый" относительное. Среднестатистический человек без проблем выдержит перегрузку в четыре-пять "же", что уж говорить о профессиональных летчиках типа меня. Конечно, я не водил гиперзвуковые самолеты и не садился в них, будучи упакованным в противоперегрузочный костюм, позволяющий выдерживать сумасшедшие десять-двенадцать "же". Но все же терпимость к динамичным маневрам у меня, что называется, в крови.
Но это, когда все в порядке с организмом, когда половина грудной клетки не раздроблена кулаком подозрительно сильного китайца. У меня же все было именно так — в смысле, плохо. Совсем поплохело уже на предварительном разгоне в тропосфере, а когда челнок сбросил стартовые бустеры и включил маршевый движок, стало совсем нехорошо. Тьянь то и дело посматривала в мою сторону, но мне было не до знаков внимания. Боль навалилась на грудь, выколачивая оттуда воздух. А учитывая, что половина легких не работала (спасибо подруге), то минут через пять стало нечем дышать. Автоматика кресла уловила повышенную ритмику дыхания и принудительно напялила на меня намордник кислородной маски. Стало чуть легче.
А разгон продолжался, и мои мучения тоже. Наконец, гул движка смолк, и кресло подо мной провалилось в пустоту. Увы, это невозможно описать словами, ощущение невесомости нужно однажды пережить, чтобы понять всю извращенную прелесть этого явления. В общем, неприятная штука, но по сравнению с отрицательной перегрузкой — еще ничего, можно притерпеться. А уж я-то сейчас и вовсе блаженствовал. При невесомости на тебя ничего не давит, даже твой собственный вес.
— А теперь позволь, — попросила Тьянь, — мне нужно выйти.
— Здесь нет остановок по требованию, — кисло пошутил я.
Китаянка улыбнулась.
— Тем не менее, мне нужно к водителю. Подожми ноги, пожалуйста.
Я повиновался, думая, что Тьянь шутит. На протяжении полета пассажирам баллистического челнока запрещено не только покидать своих мест, но и расстегивать ремни. Но Проблема разобралась с хитрым креплением и взмыла над креслом. Где-то в кабине экипажа, я знал, загорелся предупредительный сигнал.
И точно, спустя несколько секунд в почти безлюдный пассажирский отсек вплыла стюардесса. Тьянь встретила ее посередине прохода, и не дав закончить протестующую фразу, касанием пальца заставила девушку умолкнуть. Тело бортпроводницы безжизненно обмякло, приподнявшись в воздух и нелепо застыло над рядом пассажирских сидений. Тьянь проследовала в кабину экипажа, потом опомнилась, вернулась к стюардессе и усадила ту в кресло, не забыв пристегнуть.
— Кирилл, мне придется побыть с экипажем, — сообщила китаянка. — Так что, увидимся после посадки.
— Ты куда? — крикнул я, срывая кислородную маску и понимая, что говорю глупость. Она же только что сказала — к экипажу.
— Не волнуйся, — улыбнулась Тьянь. — Просто хочу проконтролировать правильность места посадки. Мало ли что…
— Э-э…
Честно говоря, я не знал что можно еще сказать. Или сделать.
Бежать за Тьянь? Уверен, что ей это не понравится, а еще больше я уверен, что это бесполезно. Если девчонка что-то хочет сделать — она это сделает, и никто ее не остановит, даже я. И потом, до начала прорыва через атмосферу остается совсем немного времени. Еще не хватало встретить торможение, летая по салону как мячик.
