покрытый ветками пропеллер. Мендлоки свалились с него в овраг при первом же повороте. Бревно же покружилось еще немного и легло на прежнее место. Только тогда Комда повернулась к мужчинам и спросила:
— Все в порядке?
Не дожидаясь, когда кто-нибудь из них ответит, Йяццу крикнул первым:
— Нет, не все! Адепт Готоба погиб!
— Я сожалею.
— Не лги. Тебе совсем не жаль его!
Йяццу не понимал, откуда берутся слова, которые он сейчас говорит. Откуда возникло чувство ненависти, которое рвет душу на части.
— Ты могла спасти его, но не сделала этого!
Комда нахмурилась, но неожиданно согласилась с этим обвинением:
— Да, я виновата. Надо было помочь старику перейти через овраг, но в суматохе я не подумала об этом.
— Ты не думаешь ни о чем, кроме Такэ-но Ути! Старик Готоба был прав, когда говорил, что это не случайно. Ты что-то задумала, но скрываешь свои планы! От меня и от остальных!
— Только от тебя. Остальные знают, что я иду туда, чтобы поговорить, а если придется и убить вашего Великого Учителя!
Слова долгожданного признания, прозвучавшие так внезапно и просто, ошеломили Йяццу. Он прикрыл рот рукой и прошептал:
— Значит, старик был прав. Ты убийца и ничего больше!
— Ошибаешься, Йяццу. Я Хранитель.
— Это одно и то же. По крайней мере, для меня.
— Мне тяжело слышать это, но я не буду разубеждать тебя. Ты сейчас слишком взволнован и не поймешь меня.
— Зато ты спокойна! И говоришь мне прямо в лицо, что собираешься убить Учителя, и продолжаешь оставаться спокойной. Какой я глупец! Я познакомил тебя с Редзэном, и ты убила его. Потом пришел черед Готобы. Кто будет следующим? Матушка Исэ?!
— Я не убивала Готобу. Я вообще не хочу никого убивать и всегда стараюсь избегать этого. Убийство Рёдзэна было ошибкой. Его смерть оказалась напрасной. Мне жаль, что так произошло.
Но Йяццу уже не слышал её. Его сердце билось неровно, какими-то скачками. В голове все кружилось. Он чувствовал, как ненависть, словно вода, заполняет душу. И, как вода, она потушила волнение. Стало холодно и тоскливо. Йяццу произнес:
— Я дальше не пойду с вами. Я вернусь в Хайбун. Нужно доставить туда тело адепта. Он не заслуживает того, чтобы после смерти валяться и гнить на дне оврага. Это неправильно.
— Поступай как хочешь, Йяццу. Но знай, мы благодарны тебе за помощь.
— Мне не нужна ваша благодарность! Я заслуживаю наказания и презрения со стороны любого честного человека. Ты, Комда, конечно, не в счет. Эти слова о чести не относятся к тебе. Я жалею, что повстречал тебя. Всех вас.
После этих слов Йяццу круто развернулся и пошел прочь. Комда устало произнесла:
— Мстив, помоги ему достать из оврага тело адепта Готобы. В одном он прав. Его нельзя оставлять там. Старик заслужил право быть похороненным в городе, который построил и любил. В Прекрасном Хайбуне.
Раст должен был ликовать, ведь Йяццу, его соперник, покинул отряд и отправился назад в Хайбун. Но не ощущал ни малейшей, даже самой ничтожной радости. Он понял, что потерял Комду навсегда. Все эти дни он хранил молчание не только и не столько потому, что был оскорблен. Раст вспоминал и думал. Все сделанные им ошибки, случайные промахи, глупости, которые когда-то казались ему остроумными шутками, всплывали в памяти, как обломки затонувшего корабля. Раст постарался быть искренним с самим собой. Он позволил совести выбраться из клетки, в которой держал ее все последнее время. И даже нашел в себе силы не только прислушаться к ее голосу, но и заглянуть ей в глаза.
Теперь он знал, что самой большой его ошибкой была зависть к младшему брату. Она не позволила почувствовать искреннюю радость от их встречи на борту «Синей чайки», помешала признать заслуги Озби, уничтожила уважение к брату, которое робко зарождалось в душе. Любовь к Комде она тоже превратила в соревнование. Раст с тоской и болью в душе понял, что в конечном итоге именно зависть обрекла его на поражение. Он посмотрел на себя со стороны. С той стороны, с которой видела его Комда, и разглядел то же, что и она: злого, самовлюбленного человека, не умеющего признавать ошибки и прощать. Чего же удивляться, что она не смогла полюбить его? Он и сам сейчас едва терпел себя.
Раст поднял голову и посмотрел по сторонам. Они шли по зеленому лугу почти по колено в траве. Все молчали. Мужчина опустил голову и продолжил размышлять. Так, перелистывая назад книгу своей жизни, он достиг той страницы, когда погибли родители. И понял, что именно тогда его судьба резко изменилась. Точнее, он изменил ее сам. Своими собственными делами. Отдал младшего брата в приют и не навещал, забыл о нем. Именно тогда он заточил в клетку свою совесть. Так она меньше беспокоила. И жить сразу стало легче.
Когда через много лет они встретились с Озби во второй раз, Раст не смог преодолеть себя, не смог попросить у брата прощения. Сколько же ошибок, намеренных и случайных, ему пришлось совершить за свою, в принципе, еще короткую жизнь… Мужчина тяжело вздохнул. Выпущенная на свободу совесть так терзала душу, что слезы сами наворачивались на глаза. Самым обидным было осознавать, что исправить их он уже не мог. Можно понять, где именно ты ошибся, можно раскаяться, но вернуться в то время уже нельзя.
Раст шел, не задумываясь, куда он направляется. На привалах он ел, не замечая, какую пищу кладет в рот. Ночью почти не спал. Он лежал с открытыми глазами и смотрел на звезды. Пытался понять, как жить дальше, без дружбы брата и любви Комды. Как больно было осознавать это! Его чувство к женщине было настолько сильным и искренним, что забыть её он даже не пытался. Раст понимал, что ранен любовью, и рана эта не заживет уже никогда.
Мстив шел следом за Растом и видел, как тот страдает. Широкие и крепкие плечи десантника были опущены, как будто на них давил тяжелый груз. Тот был настолько погружен в себя, настолько безразличен ко всему окружающему, что даже не смыл кровь убитого им мендлока, оставшись в коричнево-красном, затвердевшем на солнце комбинезоне.
Комда тоже изменилась. Была ли эта перемена вызвана уходом Йяццу, или просто пришло время, Мстив не знал. Нет, женщина не стала жестче или равнодушнее. Она просто стала другой. Романтик сравнил бы ее с бабочкой, которая наконец выбралась из куколки. Мстиву она больше напоминала только что
