Бабушка притащила стул, мама кивком велела Диме сесть на него. И понеслось. Образование? Родители? В разво-оде-е?! А как, молодой человек, вы относитесь к семейным ценностям? Ах, вы их уважаете, тогда как вы смотрите на родительский развод? Как долго длились прежние отношения? Не было долгих отношений? Ветреный? Непостоянный? Женщин любишь? Ах, Инну любишь? Вы ж знакомы всего ничего, и уже жениться? Ах, жизни без нее не видишь? Чем докажешь?
– Ну мама-а-а, – заныла я, – бабуля-а, хвати-и-ит.
– Молчи, балбесина, о тебе радеем, – отмахнулись мама и бабушка, и допрос продолжился.
В этот момент открылась дверь, и в квартиру влетел папа с обрезком металлической трубы.
– Убью! – заревел он, бросаясь на Диму, просто он первый ему на глаза попался.
– Папа!
– Коля!
– Зятек!
– Охренеть, – выдохнул Рома, вжимаясь в спинку дивана.
Ардэн выразился крепче и пулей вылетел из комнаты. Я за ним. Мама повисла на папе, бабушка закрыла своим телом Рому. Рома вежливо поздоровался. Полный армагеддон.
– Дим, – позвала я, стоя под захлопнувшейся дверью ванной, похоже, рванул наудачу, – открой.
– Ты одна? – спросил он, и я расслышала шипящие звуки.
– Одна, открой.
Ардэн отодвинул защелку, и я просочилась в ванную. Тут же высунула наружу руку и включила свет.
– Вашу ж империю через коромысло, – выдала я, разглядывая чешуйки, проступившие на висках и скулах Ардэна.
– Переволновался, – виновато вздохнул Дима. – Меня так даже таруанцы не пытали. Твои мама и бабушка работают в спецслужбах?
– Нет, – усмехнулась я. – Бабушка всю жизнь на швейной фабрике проработала, а мама диспетчером в автобусном парке вкалывает.
– А так и не скажешь, – вздохнул Дима, открыл холодную воду и ополоснул лицо.
Я подала ему полотенце, Ардэн взял, благодарно улыбнувшись. После привлек меня к себе и уткнулся лицом в волосы, с наслаждением втягивая в себя их запах. Я чуть отодвинулась и заглянула в темнеющие глаза.
– Потерпи еще немного, – попросила я.
Дима кивнул и поймал мои губы.
– Инка, а ну, яви отцу жениха, – велел строгий отцовский голос.
– Это все не так страшно, – попробовала я успокоить Диму, и мы вышли из ванной.
Родня времени зря не теряла. Роман Андреич сидел на допросном стуле, взмокший и с шальными глазами. На Диминых губах заиграла злорадная ухмылка, но:
– О, а вот и Дима с Инной, прошу, – подскочил Грейн со стула.
– Ну… Гранин, – угрожающе ответил Ардэн.
– А давайте чай пить! – воскликнула я, прежде чем допрос пошел на второй виток.
Дамы мои оживились, папа отложил трубу и полез за настоечкой собственного изготовления. Я и мои мужчины облегченно вздохнули. Дальше знакомство перешло в мирное русло. Настоечка мальчикам понравилась, ага, а домой придется ехать теперь на метро!
– Радость, мы ж… – Дима пьяненько икнул и достал из кармана мини-регенератор, – того, упакованные. Нам все это… ме… мелочи.
– Инночка, – Рома выглядел не лучше, – все пучком.
– Сидите уже, простые русские парни, – усмехнулась я.
Домой мы в тот день так и не поехали. Дима уснул в обнимку с папой, просто у папы много настойки и он умеет уговаривать. Рома раскинул диван вместе с ними, покачался и рухнул сверху. Мы с мамой его поправили, укладывая рядом, как смогли раздели наших мужиков, причем Рому взялась раздевать бабушка. Смущаясь и краснея, она отчаянно косилась на крепкие мужские ягодицы.
– Хорош, – резюмировала бабуля, не удержавшись и шлепнув по этим самым ягодицам. – А что? Хоть молодость вспомню, – оправдывалась она под моим возмущенным взглядом.
Мы еще какое-то время посидели на кухне, болтая ни о чем, и разошлись по комнатам. Я к маме, бабушка к себе, квартира-то трехкомнатная. Проходя мимо гостиной, я взглянула на сладкую троицу, представила лица бравых аттарийцев утром, когда они узреют, с кем провели эту ночь, и прикрыла рот рукой, чтобы громко не рассмеяться. Сюрприз будет…
Сюрприз вышел на славу. Рассказываю. Я плавала в нирване сладкого сна, где мерила свадебное платье своей мечты, когда утреннюю тишину разорвал надрывный мужской крик:
– Насилуют!
Мы с мамой одновременно подскочили на кровати. За дверью раздалось быстрое шлеп-шлеп-шлеп, это побежала бабушка, мы с мамой рванули следом. Мама, как борец за нравственность, умудрилась на ходу упаковать в халат себя, следом укутать меня, и мы влетели в гостиную да так и застыли, рассматривая картину маслом.
На полу сидел Рома с огромными, больше, чем обычно, испуганными глазами. Дима стоял на диване, отчаянно вжимаясь в стену, а посреди дивана сидел мой папа, подтянув к груди колени и прикрываясь одеялом до глаз, сейчас мало уступавших в размере Ромкиным. Рядом с диваном стояла бабушка, пребывавшая в эстетическом экстазе. Она переводила взгляд с Ромы на Диму, хваталась за грудь, но валидолу не требовала. Напротив, глазки бабули сияли, щечки порозовели, и с губ срывалось:
– Мать моя женщина-а-а…
– Инка, ты кого в дом привела?! – вознегодовал отец, высовывая нос из-под одеяла. Взглянул на Диму, попытавшегося сойти с дивана, и снова спрятался. Дима опять вжался в стену. – Они меня… – папа понизил голос, – лапали!
– Так не специально же, – отозвался с пола Рома, Дима жарко закивал и беспомощно посмотрел на меня.
– Молчи, Колька, – подала голос бабуля, – пень ты корявый. Если бы ко мне такие пристали, я бы померла счастливой.
– Мама! – возмутился папа.
– Молчи, зятек. – Бабушка снова посмотрела на Рому, потом на Диму, опять на Рому. – Инка, дура, обоих брать надо было. Это ж красотища-то какая, прости господи, чистый экстаз.
– Мама, чему ты учишь нашу дочь? – подала голос мама, кстати, тоже с интересом разглядывающая моих мужиков.
– Элка, дуреха, чтоб ты понимала. Счастье такое отдавать кому-то. Синеглазенький, тебе внучка моя нравится? – ласково спросила бабуля у Ромы, застенчиво поглаживая его по плечу.
Ответить Рома не успел, потому что папа сказал свое хозяйское слово.
– Всем молчать! – гаркнул он. Оценил габариты и рельефы аттарийцев и закутался в одеяло на манер римской тоги. – Мама, цыц! Нечего мне тут блуд разводить. Недоразумение прощаю, но один раз, потом буду руки ломать. Ферштейн?
– Так точно, – кивнул Рома.
– Батя, – Димка вдарил кулачищем в широкую грудь, – бес попутал! Больше никогда, – и он мотнул головой, ударился затылком о стену и зашипел.
– Иди, подую, сладенький, – тут же очнулась бабушка, намертво вцепившись в Ромино плечо.
– Эл, уводи маму. И пустырника ей, а лучше лимонов, больно лицо счастливое, – велел папа.
