И первая из них — тетка, жена дяди. Это мегера, гарпия, фурия — у меня нет слов, чтоб описать ее! — Паула вспыхнула. Видать, большая у нее к тетке «любовь». — Она пакостила нам всю жизнь, из-за спины дяди. Причем всегда делала это с улыбкой на лице. Это властная, очень властная женщина! Она сама из такого же влиятельного знатного рода и помыкает дядей, хоть тот боится признаться в этом, даже самому себе. И я для нее — позор семьи.
Она сделала паузу, собираясь с мыслями.
— Когда я была маленькой, дядя отправил нас с мамой в семейное поместье недалеко от Пуэрто-ла-Крус. Спрятал. Там я выросла и повзрослела. Эта мегера забыла о моем существовании, и те годы были самыми счастливыми в нашей жизни. Но в тринадцать лет дядя вернул нас домой, в Каракас.
— Как я понимаю, твоя мать замуж так и не вышла, — уточнил я. Как-то слишком мало она говорила о маме, это бросалось в глаза.
Паула скривилась.
— Нет, не вышла. Так что дядя был и остается главой моей семьи. Мне никуда от этого не деться.
Так вот, мы вернулись, и начался ад. Эта женщина, она ведь все делает с улыбкой на лице, Хуан! Так у нас принято! А я за время в поместье забыла об этом. И эта женщина, пользуясь моей простотой, вначале расположила нас к себе, а затем начала подставлять меня, выставлять идиоткой везде, где только можно. И при любом удобном случае напоминать, каких я кровей. — Паула сжала кулаки в бессильной ярости. — Дядя осаждал ее, когда мог, но он занятой человек, его почти никогда не бывает дома, и я… И меня тыкали в грязь лицом постоянно, изо дня в день.
Дальше мои кузены, чтоб их анаконда сожрала, обоих. Видя такое отношение матери, почувствовали, что сами могут поиздеваться надо мной. Один из них мой ровесник, другой на два года старше, — объяснила она. — Возраст, когда хочется самоутвердится за чужой счет. Вот они и самоутверждались. Это мне Катарина позже объяснила, уже здесь. — Смешок. — Но сам понимаешь, тогда мне было плевать, что ими движет. Как и сейчас.
— Они издевались надо мной, дразнили, — продолжила она. — Меня спасало только то, что я была сильнее, и пару раз, когда они перешли границы, устроила им веселый мордобой. После этого они не рисковали делать это в открытую, но исподтишка все равно пакостили.
— С этого места подробнее! — оживился я. — С «сильнее» и с «мордобоя».
Губки Паулы довольно вытянулись.
— Я занималась, с детства. Восточными единоборствами. Очень серьезно, с лучшими тренерами, мне нравилось. — В ее голосе я почувствовал гордость. — А еще занималась контрас, любила побегать и пострелять. Мне дядя даже купил и подарил клуб, в котором я занималась.
— Здорово! — вырвалось у меня. Я про клуб, конечно, но она поняла по своему и покачала головой:
— В Империи не очень. Это же не милитаризованная Венера, у нас всё не так. Тетка вообще слюной брызгала, что «такое увлечение недостойно юной сеньориты, истиной представительницы высшего общества». Требовала, чтоб дядя запретил мне заниматься.
— Но он не запретил.
— Естественно. — Усмешка. — Чем-то же нужно было меня занять? И тетка смирилась. Правда, подозреваю, смирилась только потому, что я — полукровка. Дескать, нищебродному быдлу все можно, даже это.
Тут уж кулаки сжал я, что не осталось незамеченным для Паулы, которая довольно ухмыльнулась.
— Ты же говорила, среди знати занимаются все? — спросил я. — Почему ж она была против?
— Заниматься-то занимаются. Но никто профессионально. А я выступала. «Показушничала». Завоевывала призы. А это недостойно настоящей аристократии, и тем более девушки. Особенно девушки! — Грустная усмешка.
— Итак, эти два демона с ангельскими личиками, — продолжила она, — мои кузены, попытались проучить меня, «безродную потаскушку», поставить на место. Но я им дала понять, что они затеяли это зря. Била не жалеючи. А после их наказал дядя. Он объяснил, что я — их сестра, и если они будут обижать собственную сестру, то бедные они будут. Он лишит их наследства, как последних дегенератов. Семья — это святое.
Я помнил выдержки из книжицы про аристократию. Да, для них семья — не пустой звук. К сожалению.
— А они?
— Разумеется, ничего не поняли! — Паула фыркнула. — Но отныне выступить против меня в открытую не решались. А ненависти, желания напакостить мне, в них только прибавилось. Эти подонки посчитали, это я во всем виновата, что их наказали. И искали способ отомстить так, чтобы им самим не попало.
— Нашли? — усмехнулся я.
Паула опустила голову.
— Мне исполнилось пятнадцать, и меня начали таскать по балам и раутам. В пятнадцать в семьях начинают подыскивать пару, искать возможных супругов, и дядя, несмотря на испорченную кровь и неизвестного отца, хотел выгодно меня «продать». Причем достойным людям — дядя все-таки любил меня. Единственный в нашей дурацкой семейке, кто меня любил! — она вновь сорвалась на эмоции.
— Ты не сожалеешь об этом, — заметил я.
Она покачала головой.
— Это жизнь, Хуан. Закон жизни. НАШЕЙ жизни. Повторюсь, для всех я была… И есть аристократка. Хоть и не самого лучшего пошиба. А семья мужа — это щит, это крепость, где меня бы никто не обидел. Меня готовили к этой мысли с детства, я не боялась этого. Но то, что сделали кузены с теткой… — Она вновь покачала головой.
— Понизили твои акции? — предположил я.
— Обрушили! Если до этого меня дразнили только дома, то теперь я превратилась во всеобщее посмешище. Я стала белой вороной, которую никто не выгоняет из опасения гнева дяди, но разговаривать с которой — не уважать себя. Полукровка. Плебейка. Нищенка.
Надо мной смеялись, Хуан. За моей спиной, но в открытую. Показывали вслед пальцами. И я ничего не могла этому противопоставить! Совсем ничего! От меня начали отворачиваться даже те, кто общался и дружил со мной всю жизнь, еще со времен Пуэрто-ла-Крус…
— …Как же я их ненавижу, Хуан! — закричала она. — Всех их, этих долбанных аристократов!.. — на ее лице проступила гримаса отчаяния.
— И ты не выдержала, — вновь предположил я. — Кого-то избила.
Я оказался прав, ответом мне стал тяжелый вздох.
— Да. Двух дружков этих сволочей кузенов. Которых они подзюзили поиздеваться надо мной. А те подвыпили и… Ну, я им и…
— А потом?
— Потом приехал дядя и наказал меня. Дескать, моя выходка чуть не стоила нашей семье потери дружбы с другой влиятельной семьей, из которой был один из моих обидчиков.
— Как я понимаю, это был не единичный случай? — продолжил я разговор, похожий на дознание. Или исповедь.
— Да. — Паула кивнула. — Но второй произошел не скоро. Я плюнула на светские мероприятия и с головой ушла в занятия. Занималась до изнеможения. И на соревнованиях в Баркисименто, на кубке Венесуэлы, заняла четвертое место среди юниоров. Это много для полумиллиардной Венесуэлы, Хуан! Очень много!
