– Я не получал такого послания.
– Да, вы его не получили, поскольку Холлика перехватили Харконнены и доставили на Ланкивейл как своего пленника, где подвергли пыткам. Надеюсь, к настоящему времени спасательная операция завершилась и его освободили из их лап. Если курьер выжил, он сможет подтвердить мои слова.
– А почему все это не довели до моего сведения заранее? Это имеет жизненно важное значение для Империи! – нахмурился Шаддам.
Сдерживая захлестнувший его гнев на Харконненов, герцог старался отвечать исключительно хладнокровно, твердым голосом:
– Я неоднократно сообщал о попытках барона опозорить и уничтожить Дом Атрейдесов. Я подавал официальную жалобу, когда одна из их атак уничтожила нашу рыбную промышленность и нанесла большой ущерб инвестициям графа Фенринга. Но вы отнеслись ко всему этому как к простой семейной ссоре.
Шаддам покраснел, вспомнив об этом деле. Ариката шагнула ближе к Лето:
– Я могу поручиться за него, дорогой. Я видела в хранилище, как отчаянно герцог старался найти способ одолеть Якссона Ару. Лето лично уничтожил камень памяти, в котором хранились ужасные сведения, и не дал их обнародовать. Он спас нас всех.
Шаддам кипел и фыркал, но было видно, что Ариката смягчает его гнев.
– Он спас тебя, мой дорогой, когда уничтожил данные из «черных» архивов. Это огромный шаг к императорскому прощению. – Она наклонилась ближе к мужу: – Помнишь, на Оторио он тоже спас нас обоих. Ты должен наградить такого благородного человека, как он, а не наказывать его.
Император с прищуром посмотрел на герцога:
– А когда мои сардаукары прибудут на Каладан, они найдут там доказательства ваших намерений?
– Я надеюсь на это, сир, – ответил Лето. – Я оставил подробное объяснение своему домашнему доктору, который давал имперскую врачебную клятву. Доктор Юэ – это безупречный источник.
Император поморщился, будто проглотил порцию яда:
– Посмотрим, как барон Харконнен объяснит, зачем он скрывал от меня жизненно важную информацию. Если это правда – он заплатит за это, не сомневайтесь.
– Сир, – начал Лето. Его голос от волнения прерывался, как и стук его сердца. – Если вы уже послали сардаукаров атаковать Каладан, прошу вас: остановите их, пока не случилось непоправимое.
Шаддам отстраненно пожал плечами:
– Вероятно, уже слишком поздно. Вторая волна штурма должна сейчас быть в самом разгаре.
– Тогда я должен полететь туда сам! Пожалуйста, отправьте меня на Каладан на корабле из вашего сопровождения! Я должен помочь своему народу! Или… взглянуть на то, что осталось. – Он думал о Поле и обо всем, что ему так дорого.
Ариката коснулась руки Императора:
– Мы должны это сделать, дорогой.
– Если Каладан пострадал по ошибке, то я, Падишах-Император, обещаю возместить ущерб, – произнес Шаддам. – Дом Атрейдесов не понесет никаких потерь. – Его голос превратился в низкий рык: – Хотя Дом Харконненов вскоре может лишиться своего самого ценного актива за то, что они сделали!
Лето всем разумом и сердцем сосредоточился на неотложных делах, зная, что должен найти самый быстрый имперский корабль до дома. Он получил разрешение Шаддама, которое позволяло обойти все правила и бюрократию. Теперь он обязан поскорее вернуться на Каладан.
* * *
Толстая дверь, ведущая в считавшийся неприступным внутренний бункер, лежала в руинах. На перекрученных сталепластовых блоках виднелись оплавленные разрезы. В воздухе висел маслянистый дым, пахло гарью. С помощью невероятно грубой силы сардаукары все же ворвались внутрь.
У Малины Ару защемило сердце, когда она увидела бессмысленные разрушения, причиненные имперскими войсками… причиненные ее сыном.
Вскрыв дверь бункера, бойцы Императора думали, что столкнутся с отчаянным сопротивлением. От Якссона Ару ожидали грандиозного самоубийственного шага – вроде того, который совершил виконт Тулл на Элегии. Вместо этого они обнаружили Якссона мертвым – его тело распростерлось на полу бункера, одна рука сжимала сухой побег папоротника барра. Ядовитый айлар заполнял его рот и успел распространиться по всему организму – как и многие другие, Якссон умер от наркотика, который сам же распространял.
Официальная имперская история назовет это поступком труса. Скажут, что лидер террористов испугался предстать перед имперским правосудием, хотя Малина знала, что это самый безопасный выход – лучший конец для всех этих запутанных схем. Перед уходом она сказала сыну, что самоубийство – последний путь чести, который ему остался, и он ухватился за эту соломинку и воспользовался ею. На самом деле, разумеется, она не видела для него достойного выхода – только не после всех ужасных поступков, которые он совершил и которые нельзя искупить.
Она вздохнула, стараясь думать о сыне только хорошее. Возможно, он смотрел на свою смерть как на благородный способ уменьшить ущерб, нанесенный семейству Ару. Но извилистые пути его мышления больше не имели значения. Смерть сына даст ей возможность замести весь этот кошмар под ковер и продолжить более деликатную деятельность.
Как ур-директор КАНИКТ, она использовала свое положение, чтобы пройти в отвоеванное хранилище крепости. Она взяла с собой Хара и Кара, и теперь псы вышагивали рядом с ней – сильные, преданные. Их глаза цвета расплавленной меди метались по сторонам, губы щерились, обнажая клыки – будто они готовились напасть на сардаукаров. Псы чуяли запах крови и огня в воздухе. Малина успокоила их кодовым словом.
Все вместе они пробрались в бункер через выжженную брешь. Сердце Малины екнуло, когда она увидела Якссона, лежащего на полу. Умом она понимала, что он мертв; она видела изображения других жертв айлара, так что следовало ожидать подобной картины. Его смерть не стала быстрой или безболезненной, но так было необходимо.
Сардаукары несли дозор вокруг хранилища снаружи, но им мало что оставалось делать. Якссон больше не представляет угрозы, а остальные жестокие бунтовщики уничтожены. Имперские офицеры смотрели на вице-директора, готовые прогнать ее прочь, пока не поняли, кто она такая. Малина не дрогнула, сохраняя стальное выражение лица. Оба пса зарычали, и она прошла дальше, самостоятельно приняв решение.
Голоса бойцов притихли до шепота, пока Малина стояла над телом сына, вглядываясь в его лицо, в его спутанные волосы, пытаясь вспомнить человека, которым он когда-то был, и что-то хорошее о нем. Перед глазами повисла пелена, и Малина едва не пошатнулась, но постаралась, чтобы никто не заметил ее состояния. Оба пса заскулили. Хар осторожно шагнул вперед и принялся обнюхивать тело Якссона. Кар нежно лизнул мертвую руку. Малина продолжала пристально вглядываться, но она не узнавала сына – какое-то время. Она пыталась, она надеялась, но он превратился в абсолютного незнакомца. Его измененное лицо напоминало лицо Брондона с остатками черт Якссона, но теперь они оба мертвы. Глубоко ущербные люди, они оба проиграли.
Разумеется, Малина будет горевать по Якссону и сокрушаться о том, что ей пришлось сделать, но она должна также использовать свое влияние, чтобы возместить ущерб, причиненный ее сыном. Она – ур-директор.
Малина негромко скомандовала псам и повернулась, чтобы уйти вместе с питомцами. Запах крови и дыма пропитывал воздух, и ей требовалось найти себе уединенное убежище, прежде чем она справится со смятением в сердце.
Мы так долго трудимся и строим планы, стремясь к самым возвышенным целям, а потом наши надежды рушатся. Снова и снова.
«Отчаяние Матери Квизаца». Запись в селекционном журнале
После трагической смерти Брома в Школе Матерей поднялся переполох. Высокопоставленные сестры не могли сдержать эмоций. Мать-настоятельница справилась бы со своими чувствами в обычных обстоятельствах, но теперь выглядела столь же глубоко потрясенной.
