Эликс. — Ты это о чем? Какие пятна? Какой шар? Какие кляксы? Перегрелся?
— Молчи!… А потом, увязая в рыхлости, потащился наискосок через весь карьер к пляшущему и подмигивающему шару. Весь он был покрыт потом… гы-гы, шар покрытый потом… задыхался от жары…
— Ты меня пугаешь.
— … и в то же самое время морозный озноб пробирал его, он трясся крупной дрожью, как с похмелья, а на зубах скрипела пресная меловая пыль. И он уже больше не пытался думать. Он только твердил про себя с отчаянием, как молитву: «Я животное, ты же видишь — я животное. У меня нет слов, меня не научили словам, я не умею думать, эти гады не дали мне научиться думать…» Обалдеть, какие мы беспомощные. Гады мешают думать. У самого-то головы на плечах нет. Все виноваты кроме я.
— Так! Либо ты немедленно рассказываешь, чего несешь, либо… Ай!
Эликс вдруг показалось, что и без того толстый султанский причиндал раздался у нее внутри еще как минимум раза в два.
— Заткнись, дура, если жить хочешь! — прошипел на ухо анализатор и увеличил темп. — И прекрати жопой подмахивать. С темпа сбиваешь. Но если ты на самом деле такой… всемогущий, всезнающий, всепонимающий, то разберись! Загляни в мою душу, я знаю — там есть все, что тебе надо. Должно быть. Душу-то ведь я никогда и никому не продавал!.. Врешь, урод. Душу ты в первую очередь продал, когда согласился жить по чужим правилам…
Его голос набрал силу. Теперь он вбивал слова в такт фрикциям, как член в манду.
— Вытяни… из меня… сам… чего же… я… хочу… ведь… не может же… быть… чтобы… я… хотел… плохого!.. Будь… оно… все… проклято… ведь… я… не могу… придумать… ничего… кроме… детских… этих… его… слов… — анализатор набрал в рот воздуха и во весь голос заорал: — СЧАСТЬЕ ДЛЯ ВСЕХ. ДАРОМ, И ПУСТЬ НИКТО НЕ УЙДЕТ ОБИЖЕННЫЙ!'
Эликс в ужасе почувствовала, что его начинает трясти, все сильнее и сильнее. Он зарычал, содрогаясь и вдавливая себя внутрь нее как можно глубже. Горячая волна родилась, выросла и накрыла ее с головой, сметая остатки мыслей. «Нет!» — хотела закричать она, но наружу вырвался только хриплый стон. Ноги подкосились, Эликс рухнула на землю и не сразу поняла, что нет больше дворца, фонтана, подушек и наложниц. Нет сзади султана. А есть только реальность, выщербленные плиты и держащая ее за руку Алиса. Которая оборачивается и устало говорит:
— Кажется, пришли.
И Эликс только сейчас замечает впереди сверкающий гранями кристалл.
Маленький, не больше двух метров в высоту.
Она не успевает удивиться.
Совсем рядом с кристаллом торчит мелкий плюгавый мужичонка и таращит на нее рыбьи глаза.
За его спиной встают черные тени.
Алиса вздрагивает как от удара и падает на колени.
* * *
«Обман зрения. На самом деле его размер всегда одинаковый. Смотришь ты с расстояния в километр или вблизи находишься. Он просто не меняет свой масштаб, пока ты к нему подходишь. В отличие от всего остального.»
Гнудь почувствовал, как съезжает крыша, и мотнул головой, стараясь не смотреть на кристалл. До него оставалось метров двадцать. Окруженный плотным маревом, он будто висел в воздухе и едва заметно дрожал.
— Ладно. Сделаю вид, что понял. А вот чего я не понял так это, как я буду его трахать.
«Подойдешь, узнаешь. Обернись.»
— Зачем?
«Слишком далеко. Всё вижу только твоими глазами. Должен оценить обстановку».
Гнудь почесал голову.
«Ну? Долго буду ждать? Покажи панораму площади. Я не хочу, чтобы вам помешали.»
— Боюсь, теперь моя очередь говорить «Тебе это не понравится», — сказал он, поворачиваясь.
Два десятка школьников стояли совсем рядом, сгрудившись в молчаливую плотную группу. Выцветшая школьная форма висела на них лохмотьями. Мальчики в синем, девочки в коричневом.
«Ублюдок. Ты все-таки их выпустил. Дурака кусок».
— Думал, вы раньше заметите.
«Твое счастье, что я ослеп на сотню глаз.»
Маленькая девчушка с бантиками в косичках шагнула вперед.
— Он тут? Он нас слышит?
Гнудь кивнул.
Школьники заговорили все разом.
— Пусть выйдет, покажется!
— Урод!
— Так это правда? Насчет миллиона лет⁈
— Ублюдок!
— Я хочу к маме!
— Вы негодяй, милорд! Я вызываю вас на дуэль!
«Заткни им пасти. Или это сделает она.»
— Она это кто? — спрашивает Гнудь и видит полускрытых сиянием кристалла голых близняшек.
Падает мертвая тишина. Только слышно, как шуршит песок и завывает ветер.
В этой тишине один из школьников удивленно спрашивает:
— Алиса?
* * *
Миллионы лет и миллион прожитых жизней наваливаются на нее сверху, как могильные плиты.
Бесконечное множество событий вдруг всплывает в памяти одновременно, словно кто-то взорвал плотину. Следом накатывает шквал эмоций. Радость и печаль, гнев и любовь, страх и отчаяние. Она видит, как взрываются планеты. Как горят ее дома. Как растут и погибают ее дети.
Голова распухает до небес и уже готова взорваться.
Последним усилием воли она успокаивает бурю и загоняет воспоминания обратно в черную глубину. И тут же вздрагивает, осознав опасность.
Он рядом.
Алиса поднимает голову и заставляет себя улыбнуться тем, кого видела миллион жизней назад.
— Привет, ребята.
* * *
— Проклятье! Эти малолетние ублюдки все-таки стали катализатором. Она вспомнила.
Мускулистый султан снова на месте. Но теперь в его образе сквозит что-то чужеродное. Какие-то угловатые тени прорываются сквозь кожу. От одного взгляда на них становится не по себе.
Эликс преодолевает нарастающий ужас.
— Кто вспомнила? Что вспомнила? И вообще. Что происходит?
Анализатор поворачивает к ней бугрящуюся голову. Его глаза вспыхивают инфернальным огнем.
— Заткнись, дура. Будешь делать, что я скажу.
* * *
— Протри глаза, Фим.
— Какая это Алиса.
— Это незнакомая голая тетенька.
— Две незнакомые голые тетеньки.
— Одинаковые.
— Ничего общего.
Фима Королев запыхтел от негодования.
— Вы что, ослепли? Это она! Только немного постаревшая.
— За месяц?
— Глупая! Про миллион лет забыла!
— На миллион лет она точно не тянет.
— Очень смешно, Садовский. Алиса! Ну скажи ты им! Ты же Алиса?
— Фима всегда поражал меня своей рассудительностью и проницательностью, — сказала Алиса, поднимаясь на ноги. — А также умом и сообразительностью.
— Ну! Я же говорил.
— Если ты Алиса, то почему голая?
— Все Алисы иногда бывают голыми.
— Чем докажешь, что ты Алиса?
— И доказывать не буду. Не о том
