Джейк улыбнулся невольно. Нет, ничего не изменилось, по крайней мере, с Ди-ком. Прежний Дик! Прежний! Реалист до мозга костей, без сумасбродства… Такой не сделает ничего, не будучи уверенным в удаче.
Почти неслышно подошёл Моретти, остановился, прислонившись плечом к дере-ву, усталый донельзя и грязный, и грусть на лице, почти тоска.
— Ну, как, что там на дороге? — Джейк спросил первым, даже попытался улыбнуть-ся, подбодрить, по лицам ребят понял: ничего хорошего.
— А что там? — Марио скривился, вяло пожал плечами, стянул с головы кепку, вы-тирая вспотевший лоб, — Машины там с прожекторами… Каждый куст высвечива-ют, — это Кордуэлл добавил, видя, что Марио рассказывать дальше не собирается. Все эти подробности пугали и его самого, но Тайлер был настроен слушать внима-тельно, вникая в каждое слово. — И солдат — до чёрта! Все в накидках! Их дождём не напугаешь… Жаль! — растянул это слово по слогам, вложив в него всю тоску, что накипела на душе.
— Хорошо ещё, что в лес по ночи боятся соваться, — Дик посмотрел на Джейка сни-зу вверх жёстким и злым взглядом. Он ничего не скрывал, и видно было сразу: ни-чего, кроме дальнейшего продолжения неприятностей, он не ждёт. Но и сдаваться не собирается.
— Всё равно, если начнётся дождь, они контроль ослабят. Нужно пробовать этой ночью. Это последняя наша надежда… — Кордуэлл смотрел упрямо, решительно хмуря брови. Он ещё не знал, как к его предложению отнесётся Джейк, но был уве-рен: лучшего им не придумать, выход один, а рисковать придётся так и так.
— Сегодня, этой же ночью! — повторил Джейк. Он стоял к ним полубоком, заложив руки за пояс. Думал.
— А что капитан? Как он? — Моретти спросил о том, о чём они все подумали, но заговорить не решались.
— Плохо! Очень плохо! — голос Джейка стал жёстким, отрывистым, только по од-ному его тону все поняли: капитан обречён. — Ему нужна операция… Срочно в боль-ницу… — Джейк не договорил, но они и так поняли, что́ стоит за этими словами. Ради спасения капитана они должны сдаться в плен. А задание? Операция? Хотя какая теперь операция, к чёрту?! Не пойдут они на рудник после всего, что расска-зал им капитан… Но и в плен… В плен к сионийцам?..
Они все трое разом вздохнули.
— Он сильный… Может ещё промучиться дня три, или даже больше, — Кордуэлл был реалистом не только по отношению к делам, но и к людям. Он мог говорить вслух о том, о чём другие лишь думали, да и то с опаской. В этом он был схож с Алмааром… Да, кстати, про него-то они и забыли совсем!..
— А что Алмаар? — Кордуэлл спросил, и Моретти поддержал его взглядом. Джейк пожал в ответ плечами, помолчал, размышляя, говорить или не говорить о ранении. Ребятам же всё равно! Они только ещё больше укрепятся в решении, что Алмаар для их группы лишний… Да, а как он сам-то к нему относится? По-разному — это точно! Вина на нём, конечно, капитальная. За все их неприятности. Но рассеивать группу сейчас нельзя! Да и если б Алмаар не был таким, мы бы все уже давно сги-нули на руднике… Нет! Джейк не смог бы оставить Алмаара даже после того, что он натворил. Конечно, это не желание спасти товарища, и не те принципы, по кото-рым жил Джейк и его отец, но Алмаар — тоже ниобианин. Мы все сейчас в тылу врага. Нужно держаться вместе…
— Капитан сказал, у него шок, — Джейк всё же заговорил, мысленно взвешивая каж-дое слово, зная, что от этих слов зависит судьба Яниса. Жить ему или нет! Идти ли вообще с ними? Вместе ли выбираться? — А ещё он ранен! — лицо Моретти при этой новости как-то странно просветлело, а во взгляде и в изгибе бровей появилось вы-ражение ожидания подробностей. Да и Кордуэлл заметно насторожился. Ясно: о ранении они узнали впервые. — Да нет, несерьёзно! — продолжил Джейк. — В плечо, навылет! Я ему уже перевязку сделал…
— В плечо?! Это после всего — и в плечо?! — Моретти мгновенно разъярился. Эта несправедливость его шокировала. — Да он же должен был, в лучшем случае, на мес-те капитана с пулями в кишках валяться!.. Вот ведь сволочь!
— В него стреляли из пяти автоматов, включая сюда капитана, и он жив до сих пор, — Кордуэлл покачал головой с таким видом, словно всё сказанное стало дохо-дить до него только сейчас. — И прятался ведь где-то, пока лес прочёсывали… Поче-му он не сдался? Ведь попёрся же на дорогу!
— Потому что он не сдаваться шёл! — ответил на этот вопрос Джейк. Он так же, как и все, сначала не знал на него ответа, не мог объяснить действия Алмаара. Видел же сам, — да и все видели! — как он поднимал руки. Руки с автоматом! В котором па-трон… Единственный патрон…
Алмаар — и в плен?!! И это после всех его слов? Он и патрон-то этот получил от Дюпрейна, чтоб была возможность застрелиться, но не попасть в руки сионийцев… Да и была у него уже возможность сдаться. В прошлый раз при переходе дороги, он же ей не воспользовался — вернулся! Как это понимать? А тут — добровольно, и с поднятыми руками!
Джейк думал над этим противоречием до тех пор, пока глазами и разумом Алмаа-ра не попытался пережить всю эту ситуацию. И понял, что к чему!
Нет, совсем не в плен шёл этот парень! Он умереть хотел, решился сам, не дожи-даясь прорыва, не дожидаясь, пока капитан его, безоружного, без единого шанса на спасение, пошлёт вперёд… Вот и думал перед смертью хоть кого-нибудь захватить с собой, хоть одного сионийца. Да только дров наломал по своей импульсивности и необдуманности… Потому и держал руку на спусковом крючке автомата. Но вы-стрелить так и не смог… Не сумел при всём своём желании казаться циничным, решительно злым и способным на всё… Алмаар преступник, но вряд ли в своей жизни он хоть кого-нибудь убил. Хотя и пытался…
Джейк невольно вспомнил ту драку в воронке во время обстрела… Он и сам-то вёл себя не лучшим образом… Вот и Алмаар оттягивал момент выстрела, единст-венного, так как не знал, в кого из тех четверых выпустить пулю…
Это и Дюпрейн понял! Жаль только, что уже слишком поздно. Но понял ведь! Потому и не кричал, за оружие не хватался, наоборот, — вернул Алмаару его патро-ны. Дюпрейн понял, что в том случае совершил ошибку, когда оставил Алмаара в таком положении перед прорывом, понял, что зря открыл стрельбу, выдав себя и подвергнув опасности всю группу. Потому-то и принял эти пули, как наказание, за свою глупость и поспешность. Пули, выпущенные сионийцами по кустам не глядя, глупые, шальные пули…
Да и вообще всё получилось глупо и нелепо! И Алмаару теперь от этого не изба-виться никогда, он виноватым себя считает, хотя и виноват, конечно, никто его вины не умаляет, виноват, что пытается всё делать по-своему, не думая о последст-виях. И Дюпрейн страдает… Его оперировать нужно…
