Жека тоже накрыло любопытным разладом: его толкало безумное желание броситься к Йелль, обнять ее, оторвать от земли и закружить в воздухе, но туловище словно окаменело, не в силах сделать ни малейшего движения. Так и вышло, что это она подлетела к нему, обняла за талию и мягко положила голову ему на грудь. Они были примерно одного роста, когда ее поразил криогенный луч из оружия Марти, сейчас же он был на две головы ее выше. Она казалась ему такой хрупкой, что он не осмеливался обнять ее, опасаясь раздавить. Он нежно провел тыльной стороной ладони по ее щеке; затем понял, что она плачет, что ее жгучие слезы пробиваются сквозь его мокрую тунику и согревают ледяную влажную кожу.
Они молча стояли обнявшись, пока рядом с Феникс, все еще недомогающей после переноса, не материализовались Афикит и Сан-Франциско.
Афикит потребовалось всего несколько минут, чтобы восстановить координацию разума и тела, подняться, подойти к Йелли и Жеку, обнять их обоих. Она ощутила, что возвращается домой из бесконечного путешествия, просыпается от долгого сна.
— Мы так рады видеть тебя снова, Жек.
— Мы к вам присоединимся позже, — настаивала Йелль.
Когда у нее делался такой упрямый вид, когда нахмуривались брови и вызывающе надувались губы, переубедить ее не могло ничто. Тем более что застенчивый взгляд Жека, взявшего ее за руку, выдавал молчаливую тайную поддержку.
— Дождь ведь идет! — возразила Афикит, понимая, что ее попытка окажется совершенно безрезультатной.
— Моя голова говорит, что принц гиен хочет немного побыть наедине со своей принцессой! — сказал Сан-Франциско. — И мое сердце одобряет…
— Небеса тоже показывают, что рады, — с усталой улыбкой добавила Феникс.
Оба жерзалемянина еще не оправились от церемонии Камня Жизни, а трансферт обессилил их еще сильнее. Они торопились растянуться на кровати и уснуть. От праздника у них сохранились только смутные воспоминания… Ощущения ласки, могучие волны, которые закружили их в бурлящем море наслаждения, обострившаяся чувствительность кожи в тех местах, которыми они прижимались друг к другу, чувственно смыкающиеся рты, сладострастно раскрывающиеся лона, пылкие члены, насыщающие их…
— Если весь свет, и даже небо, против меня, мне остается лишь склониться! — сказала Афикит.
— Мы ненадолго! — крикнул Жек.
Он уже утаскивал Йелль в густые заросли, окаймляющие тропу.
Через полчаса они достигли берега ручья, где купались после первой встречи. Йелль сразу узнала это место, хотя большая часть скал заросла ежевикой, сорняками и кустами. Дождь не перестал, даже наоборот: сейчас он валился толстенными жесткими струями, вспарывающими взбаламученную поверхность потока.
Они разделись, бросили одежду на траву и, тихо повизгивая, вошли в холоднющую воду по колено. Как и три года назад, Жек придерживал руки сомкнутыми внизу живота. Поток яростно забрызгивал камни, их ноги, голые корни деревьев, швырялся ледяными каплями им по коже.
— Будь как дома! — провокационно бросила Йелль. — Я знаю, как устроены мальчики!
Жек удрученно вскинул руки вверх, и они засмеялись. Тогда Йелль увидела, что имеет дело скорее не с мальчиком, а с почти мужчиной.
*
— У вас нет новостей об Адамане Муралле? — спросил Фрасист Богх.
В каменном камине потрескивал огонь, перед ним сидели на скамейке замерзшие, завернутые в шерстяные одеяла Йелль и Жек, и пытались отогреться. Измученные Сан-Франциско и Феникс отправились отдыхать. У Паньли в подробностях поведал свою историю — о своем безнадежном положении рыцаря, о двадцати годах службы торговцем человекотоваром на Шестом Кольце, о встрече с има абраззов Катьяж, о том, как отправился в Венисию.
— Все, что могу вам сказать — это что один из двух дерематов Бавало использовали за несколько часов перед нами, — ответила Афикит, присев перед камином. — На индикаторе памяти устройства значился пункт назначения — Дуптинат, столица Маркината.
Влажное дерево горело неохотно, и она регулярно раздувала угли куском ткани. От мокрых поленьев поднимался шипящий черный дым.
— Это, конечно, Адаман, — вздохнул Фрасист Богх. — Он маркинатянин, как и я. Ему не удалось ухватиться за соломинку, которую ему протянула судьба.
— Никто не сказал ему географических координат Исхода, — сказал У Паньли, сидя напротив бывшего муффия. — Поэтому он не знал, где к нам присоединяться.
— Это был его выбор, не так ли, рыцарь?
— Это было его право…
Фрасист Богх встал и присоседился к Афикит напротив камина. Он долго колебался, затем решился несмело задать беспокоивший его вопрос:
— Когда вы собираетесь инициировать нас антрой?
Она приостановила помахивание и посмотрела на священника:
— Завтра. Вам нужно быть готовыми к моменту, когда вернется Шари.
Глава 22
И случилось, что твари с темным сердцем, которые держали народ Эфрена в рабстве, вдруг исчезли. Многие нашлись, кто верил во вмешательство древних богов из легенд планеты, и посвящал им хвалебные служения, именуемые Эфрениаками. Многие нашлись, кто думал об естественном исчезновении, об источении времени, и считал, что довольно и науки, чтобы объяснить тайны творения. Прочие же наконец увидели в этом явлении новое чудо Тау Фраима, и прошли они по улицам Коралиона, воспевая его чудеса.
И случилось, что Тау Фраим услышал их, прошел через мир мертвых и явился им в главной трубе великого органа. И сказал он им, что, если продолжат они жить согласно его заповедям, то присоединятся однажды к нему в чудесном мире великой Индды.
Девять Евангелий Эфрена, «Факты и чудеса Тау Фраима»
Грок Ауман, личный секретарь кардинала д’Эсгува, нервно отер лоб.
— У меня такое ощущение, что повстанцы продвигаются… — визгливо заявил он.
Викарий, кардинал и пятеро штатных миссионеров Коралиона укрылись в комнатке Оники Кай на верхнем этаже крейцианского храма. Вероятно из опасения, чтобы вид обнаженного тела бывшей тутталки не смущал миссионеров, викарий (ему смущение не грозило, разве что чисто платоническое) накрыл юную женщину шелковой простыней, которую нашел в стенном шкафу. Она не протестовала, так как ее почти восстановленная кожа уже выдерживала прикосновение тканей. Лежать беззащитно возле украдкой зыркающих церковников ее не радовало, поэтому она секретарю кардинала-губернатора за его инициативу была благодарна.
— Мы должны были попытаться отбить комнату с дерематами! — отозвался один из миссионеров. — Нас блокировали: на чердаке нет запасного выхода.
— Хотите — спуститесь по лестнице и коридорам храма, брат Антор! — прошипел викарий. — Объясните этим бесноватым, что хотите добраться до подвала, чтобы перенестись на Сиракузу!
— Успокойтесь! — вмешался кардинал д’Эсгув, сидевший на стуле у изножья кровати. — Наемники-притивы нам преданы. С помощью полицейских они, может быть, исправят ситуацию.
— Боевых навыков пяти сотен против нескольких тысяч, пожалуй, будет явно недостаточно, Ваше Преосященство! — проскрипел Грок Ауман.
— Ну так молитесь Крейцу, а не стоните как старуха!
После необъяснимого исчезновения скаитов Гипонероса, от которых остались только пустые бурнусы, кардинал, кажется, полностью восстановил свои умственные способности. И в том числе — свою задиристость, к огорчению его секретаря, снова ставшего излюбленной целью его стрел.
— Я сильно опасаюсь, что моего знания молитв тоже недостаточно, — пробормотал викарий. — У меня такое чувство, что повстанцы знали, что скаиты собираются нас бросить.
— Абсурд! — воскликнул кардинал. — Никто не мог этого предвидеть. Скаиты не люди — может быть, у них просто завершился их жизненный цикл.
Тем не менее совпадение по-прежнему тревожило: повстанцы начали наступление в момент, когда исчезли инквизиторы, стиратели и защитники. Свет Ксати Му падал разнокалиберными голубыми столбами из тех труб огромных органов, которые еще не успели засориться. Тысячи мужчин и женщин, вооруженных гарпунными ружьями, простой садовой или кухонной утварью (из-за хрупкости защитного кораллового щита использование оружия высокой плотности было неизменно под запретом), вышли из узких улочек Коралиона и собрались у храма. На колесные платформы водрузили гигантские контейнеры, и десятки людей притащили их к подножию холма из черного кварца.
