— Привет, — выдавил я.
Пауза нарушилась, по залу пошла шумовая волна. Со мной здоровались, кто-то спрашивал, как там мама, как все прошло. Абсолютно все были в курсе, что у нее сегодня день рождения, и что «змеюка Мишель» не разрешила мне остаться на воле на ночь. Сочувствовали. Переживали. Хлопали по плечу, подбадривали. И, наконец, когда я сел на учительский стол, предварительно проверив, чтобы случайно не активировался терминал, начали затихать и рассаживаться. Столов и стульев не хватало, но этим уже озаботились — вдоль стенок стояли ряды свежепринесенных вещей, на которые можно примостить зад — не только стулья, но ведра, тюки, набитые чем-то рюкзаки.
Я оглядел присутствующих. Да, девчонки. Все они, от четырнадцати и старше. Никому не нужные, выросшие без любви. Волей случая попавшие в элитный отряд королевы, став «мясом», отходами политики. И гордящиеся этим — ибо это гораздо лучше той жизни, что ждала бы после приюта. Но не переставшие от этого быть простыми девочками, которым хочется немного любви, немного ласки, и такой вещи, как сказки на ночь.
Я понял, какую сказку расскажу. Нет, я не знал до этого — я никогда не знаю заранее, что буду рассказывать. Что тогда, перед трибуналом, с «Белоснежкой» Марты, что с «Мальчиком-с-пальчик», что с «Золушкой» — для меня самого это таинство. Истории «стреляют» сами, в последнюю минуту. И сегодня я расскажу им о любви. О великой любви и великой жертвенности ради любимых.
Я — сказочник, меня уже начали так называть, выдавливая этим безликое прозвище «Чико» и еще более бессмысленное «Ангелито». Это мой дар, мой талант, и я не собирался зарывать его в землю. Я буду дарить, я буду рассказывать, буду учить. Не ради мифического авторитета — плевать мне на него. А просто потому, что так надо. Теперь, после диалога с Марселлой, понимаю, насколько сильно надо. И что больше некому.
— В открытом море вода совсем синяя, как лепестки хорошеньких васильков, и прозрачная, как хрусталь, — начал я. — Но зато и глубоко там! Ни один якорь не достанет до дна: на дно моря пришлось бы поставить одну на другую много-много высоких башен, чтобы они могли высунуться из воды! И на самом дне моря живут русалки. — Я сделал загадочную паузу, рассматривая заинтересованные глазенки всех без исключения слушательниц. Кто-то, наверняка, знает эти сказки. Но все равно все сидят, молчат, понимая, что знать — это одно, а прикоснуться к таинству — совсем другое.
— Не подумайте, что там, на дне, один голый белый песок, — продолжил я. — Нет, там растут удивительнейшие деревья и цветы…
— Не подумайте, что там, на дне, один голый белый песок; нет, там растут удивительнейшие деревья и цветы…
Марселла стояла перед завихренным в половину стены экраном, показывающим аудиторию, и внимательно смотрела на парнишку, пытаясь прочесть его по глазам, жестам и интонации. Она втягивалась в магию его голоса, как и сидевшие вокруг него девчонки, понимая, что это неправильно. Она — взрослая женщина, мать семейства, у которой двое своих детей. Но так было, и с этим невозможно спорить.
— Сказочник! — вырвалось у нее.
— Так точно! — раздался сзади голос одной из операторов. — Кровь берет свое, сеньора!
— Кровь? — Она обернулась, стараясь напустить грозный вид. Получалось плохо. — Ты сказала, кровь?
— Ой, да что вы, мы все понимаем, — отмахнулась оператор, старательно сдерживая упрямую улыбку. — Только неофициально все и так всё знают.
— Знать и догадываться — разные вещи, — заметила она. — А как будет звучать для остальных «догадываться» из ваших уст…
— Сеньора, смотрите, — ее напарница выдала на боковую стену окно программы сличения лиц. На которой в исходных параметрах красовались портреты Хуана и… Ее королевского величества. И цифра, неприлично высокая цифра процента сродства.
— Видите? — продолжила второй оператор. — Близкородственная связь второго рода. То есть, или кузен-кузина, или дядя-племянница, или тетя-племянник. Иного не дано. Это и вправду так, сеньора. И не надо смотреть такими глазами, мы может и умные, но не уникумы. И то, что ПОКА никто из наших подобного не сделал, не значит, что не сделает никогда.
— Вот-вот, — поддержала первая оператор. — В свободном доступе можно найти с полдесятка программ сличения. Так что… Мы ничего никому не скажем, само собой, но это вопрос времени.
Марселла вздохнула и прошлась к своему креслу. Села, вытянула ноги. Да, ситуация та еще.
— Вы понимаете, девочки, что стоит на кону?
Обе ее подчиненные кивнули, опустив глаза в пол.
— Кто бы что ни сличал, вы должны быть могилой. Ибо, если что, ее величеству будет все равно, кто о чем догадывался. Ей будет нужен «паровоз». Знаете такой термин?
Девочки знали.
— Дайте-ка мне картинку игровой, ракурс «B».
Через секунду вместо результатов программы сличения перед ней развернулась картинка… Совершенно пустой игровой. Вечером! В самый «час пик»!
В центре, на стене, висел переливающийся трехмерный портрет улыбающегося Юрия Гагарина, в шлеме с надписью «СССР». Под портретом, большими буквами, переливалась же надпись: «Сказки становятся реальностью».
— Да уж, сказочники, мать их!.. — вырвалось у Марселлы, после чего она вновь откинулась назад и превратилась в слух.
— …Больше всего любила русалочка слушать рассказы о людях, живущих наверху, на земле, — продолжал вещать мальчишка, и было в его голосе что-то собирающее, и одновременно убаюкивающее. — Особенно занимало и удивляло ее, что цветы на земле пахли…
Девчонки. Она перехватила управление камерой и осмотрела их лица. Да, он на время стал центром их вселенной, они поражены диковинкой, небывалой ранее в истории корпуса. Но Марселла поняла и другое. Они отплатят ему. Тем же, что дает он им сейчас. Любовью. Самопожертвованием. Готовностью идти до конца. И много чем иным. Интересно, Лея сама понимает, какую создает бомбу?
А еще, что-то ей подсказывало, что эти девочки для мальчика — только начало.
ЭПИЛОГ, который мог стать прологом
Январь 2448 г., Венера, Альфа — Золотой дворец.
— Как ты? Уже лучше?
Бэль скупо кивнула. Слезы высохли, эмоции спали, полное отчаяние сменилось полным отупением. Они увидятся, обязательно. И не просто так, мельком. Их сведут. И будут пытаться сделать из этого союза нечто. Что именно — Лана не понимала, не ее это уровень мышления. Но это будет что-то глобальное, что в итоге окажет влияние на судьбу планеты. Однако, сейчас она ни в коем случае не должна дать девчонке понять это. Никакой надежды! Никаких намеков, что знает больше, чем полагается! Да, Изабелле горько, больно, но ей надо пережить эту боль. Это ее судьба, ее крест, ибо так и задумано
