С удивлением и облегчением она заметила, что никто от нее ничего не ждет, кроме рутинной работы, несмотря на то что людей на борту не хватало. Питак давала ей бесконечные списки деталей и механизмов, наличие которых нужно было проверить на складе, и записи о продвигающихся работах на «Рейте», которые нужно было ввести в компьютер. Эсмей понимала, что это рутинная работа клерков, обычно подобными вещами занимались старшины и капралы. Но она ничуть не расстраивалась из-за этого. Она целиком посвящала себя выполнению этих заданий. Что это был за приступ бешеной энергии, когда она решилась пробираться через весь корабль, взялась за командование вражеским судном, потом еще сражалась с врагом? Теперь от него и следа не осталось. Пусть другие заботятся о том, как доставить «Коскиуско» в галактику Династий, где базируются остальные корабли Флота. Пусть кто-нибудь другой беспокоится о ремонтных работах на «Рейте», о всяких там повреждениях и даже о раненых. Она не может даже думать об этом.
Во время следующего сеанса Эсмей снова начала защищать своих родственников:
— Они не знали, что делают.
— Тебе снились кошмары. Ты говорила, что так сильно кричала во сне, что тебя выселили в самый дальний конец дома…
— Не выселили…
— Чтобы маленькая девочка спала одна так далеко ото всех остальных? Самое настоящее выселение. И в тебе произошли перемены, которые любой здравомыслящий взрослый человек расценил бы как реакцию на стресс. Так ведь?
Себ Корон рассказывал ей, что до того времени она с удовольствием ездила верхом. Что она была открытой, не по годам развитой, энергичной, хотела все знать и все делать… Но все дети в какой-то момент навсегда перерастают радостную пору раннего детства. Она попыталась объяснить это Ални, а та по-своему интерпретировала все, что произошло.
— Если поведение ребенка меняется внезапно, тому всегда должны быть причины. Постепенное изменение не так сильно заметно. Когда человек сталкивается с новыми событиями, с новыми переживаниями, то он, естественно, меняется. Но внезапные перемены не происходят на пустом месте, просто так. Родственники должны замечать такие перемены в ребенке и пытаться найти причину, их вызвавшую. В твоем случае они эту причину прекрасно знали.
— Но все это было не связано… Они говорили, что я просто стала лентяйкой…
— Маленькие дети не становятся лентяями просто так. Это взрослые называют так поведение, которое им не нравится. До того момента ты любила ездить верхом… потом перестала и даже забыла, что когда-то любила это делать. И ты думаешь, это не было связано с тем случаем?
— Думаю… что, наверное, связано. — Она дернулась — так лошадь пытается согнать с себя надоедливых мух.
— Ты не помнишь, тот человек напал на тебя в помещении или на улице?
— Все здания были разрушены… полностью или частично, но разрушены… я забилась в угол, стены скрывали меня… я ведь была маленькая… там была солома, и я спряталась в ней.
— Какой там был запах?
Она потянула носом воздух… опять, опять тот запах, не дым, а тот, другой,
— Пахло хлевом, — тихо сказала она, так тихо, что ее было почти не слышно. — Рядом был хлев. Пахло как дома…
— Поэтому-то ты там и спряталась. Ты вышла на запах, на знакомый запах, там было не так страшно. И именно там, где тебе казалось, что ты в безопасности, ты ведь помнишь, что запахи напрямую связаны с эмоциональным центром мозга, на тебя напал человек в форме, которая до этого тоже всегда ассоциировалась у тебя с безопасностью и защитой. Разве странно, что после этого ты не могла убирать в конюшне?
Снова удивление.
— Да, дело было не в лени, — сказала она. — И я не боялась лошадей…
— Нет, конечно. Память подсказывала тебе, что хлев — это на самом деле не безопасное место, что там могут происходить страшные вещи, особенно если тебя зажмут в угол, С тобой все было в порядке, Эсмей. Ты просто пыталась инстинктивно обезопасить себя.
Уши все слышали, но разум отказывался принимать услышанное.
— Но я же должна была…
— Боже мой! — Анни подняла вверх руку. — Во-первых, ты не могла уже ничего в себе изменить, как слабый компьютер не может изменить программу, которую ты в него загружаешь. Часть мозга, которая отвечает за выживание, и есть такой слабый компьютер. Он может только реагировать на сенсорные реакции опасности и голода. Если бы ты вовремя прошла соответствующую терапию с применением нейроактивных препаратов, можно было бы избежать самых страшных последствий… Но все равно следы бы остались. Это и есть жизнь, в конце концов. Поэтому запрещается полностью стирать события из памяти людей.
— Вы хотите сказать, что я обречена носить это в себе всю оставшуюся жизнь? — Зачем тогда вообще нужна терапия?
— Не совсем так. То, что мы делаем сейчас, то, что ты шаг за шагом все вспоминаешь и проживаешь заново, намного облегчит твое восприятие. Существуют лекарственные препараты, которыми мы можем воспользоваться, чтобы стабилизировать твое состояние и поставить некоторый щит между твоими теперешними ощущениями и уже ставшими привычными связями, до тех пор пока не образуются новые.
— А как же кошмары?
— Они постепенно будут ослабевать, может, даже совсем прекратятся. Хотя, если ты попадешь в стрессовую ситуацию, все может возобновиться. Но при постоянном внимании с твоей стороны ты будешь в состоянии изменить ход своих мыслей и сможешь проявляться максимально и как человек, и как офицер.
— Мне не хочется принимать лекарственные препараты, — призналась Эсмей.
— Хорошо. Те, кто легко принимает лекарства, обычно уже довели свои нервные клетки до полного изнеможения. Тебе не обязательно хотеть их принимать. Нужно только доверять мне. А я знаю, когда это будет необходимо.
— А можно обойтись вообще без лекарств?
— Можно. Тогда процесс будет более медленным и сложным, а исход не гарантирован. Почему ты боишься лекарств? Неужели думаешь, что превратишься в эдакого героя фильма ужасов, который ходит-бродит по сумасшедшему дому, шаркая рваными тапочками?
Эсмей ничего не ответила, потому что именно такая картинка возникла у нее в голове. Она лишь кивнула в ответ.
— Когда ты будешь готова к приему лекарственных препаратов, я объясню тебе, Эсмей, какие могут быть реакции и возможные побочные эффекты. А пока что давай поговорим о том, что еще ты перестала делать после того случая, что еще перестало тебе нравится.
Ей разонравились лошади. И это удручало ее чуть ли не больше самих кошмаров. Она даже не помнила, чтобы они ей вообще когда-либо нравились. Себ Корон рассказывал, что раньше она почти не слезала со своей маленькой лошадки, но ей казалось, что это была не она, а какая-то другая девочка. Как могла из такой девочки вырасти такая женщина? Но если верить, что ее изнасиловали, надо верить и насчет лошадей. Для Флота это не имеет никакого значения, но в глазах ее родственников она, конечно, сразу стала неполноценной.
