Марс. Красная планета, лишившаяся в одночасье большей части жителей, закапывалась внутрь, строя рукотворные пещеры, и заново открывала заброшенный комплекс Лабиринта. У марсиан больше не было своей истории — только чужая.
Кхар» Нхэ. Столичная планета раута. Их родной мир, святыня и место паломничества каты воинов, сейчас пересечён гигантскими шрамами, рассёкшими континенты и до сих пор тлеющие по краям огоньками извергающихся вулканов. На месте крупнейших городов — оплавленные воронки, уходящие глубоко в кору планеты. Атмосфера заполнена радиоактивным пеплом, ядами и бактериями… После удара соединённых флотов гибнущего Протектората, составленных из полуразрушенных кораблей, которые вела в бой едва ли десятая часть от полной численности экипажа, жизнь на Кхар» Нхэ будет невозможна ещё не одно столетие. Но и этот удар, стоивший людям половины боеспособного флота, остановил наступление раута на Землю.
Суздаль. Обескровленный Изменением, последний оплот русского народа сейчас опустел. Города, лишённые энергии, разрушаются в небрежении, выжившие и уцелевшие в аду Изменения люди уходят в леса и на отдалённые фермы, создавая патриархальные общины. Болезни, голод, войны… Им очень долго придётся возвращаться к звёздам.
Поднебесная Империя. Десятки планет, населённых прежде выходцами из земного Китая, разрушены почти полностью. Из-за традиционной высокой плотности населения процесс Изменения затронул инфраструктуру Империи гораздо сильнее, чем остальное человечество, и лишённые самого необходимого люди медленно и мучительно умирали в развалинах прекрасных некогда городов. Некоторые планеты ещё держались на старых запасах, но их не хватит и на несколько месяцев.
Периферия. Рухнувший Протекторат, который тут не любили, привёл к вспышкам необоснованной радости, иногда — агрессии, но чаще не вызвал никаких особых эмоций. Поворчав, люди вернулись к обычной жизни — восстанавливать утраченное при Переходе, и строить новую жизнь. Не очень сытую, но… Скучать им не дадут инсектоиды Да`Ркан, чья небольшая империя решила устроить передел галактической собственности, пираты и те же раута. У Периферии был шанс выкарабкаться — ценой многолетних войн, потерь и житья впроголодь.
Земля. Бунты. Жестокое правление десятков тиранов и диктаторов, захвативших власть в своих маленьких городах-государствах. Разваливающаяся машина управления и распределения благ. Чума. Голод. Техногенные катастрофы. Война. Осаждённая планета напоминала древнего змея Уробороса, пожирая себя в агонии. Надежда была очень призрачна… Но Пояс Защиты ещё держался, а, значит, планета пока жила. Пока.
Миллиарды жизней, десятки планет, сотни астероидов и баз на них были стёрты из сектора человеческого обиталища. Некоторые из них откровенно мигали красным, другие теплились оранжевым светом, третьи пока замерли на жёлтой отметке опасности пребывания на них людей.
Романов медленно, будто во сне, потянулся и достал из кобуры плазменный пистолет. Он поставил маркер заряда на максимум и поднёс оружие к виску, закрыв глаза и начав плавно нажимать на спуск.
В этот момент на его плечо легла чья-то тёплая рука. Марк дёрнулся, спуская курок, но оружие дало осечку. Романов в недоумении посмотрел на пистолет — плазменники осечек не давали, батарея была исправна, а зарядов оставалось достаточно.
Он повернулся и посмотрел на стоящего за его спиной Маттершанца. Доктор отрицательно покачал головой.
— Марк, ты не единственный, кто винит себя в произошедшем, — сказал он. — Новый Ватикан дерётся друг с другом за место Высочайшего Кардинала, Протектората нет, ХаСОМ почти развалился и не справляется с ситуацией, люди обезумели и бегут, куда глаза глядят, ксеносы пользуются ситуацией и занимают освободившиеся территории.
Марк смотрел себе под ноги пустым взглядом, всё ещё не убирая оружия. Маттершанц обошёл его и встал напротив, глядя на полковника своими необычно большими и чёрными глазами.
— Мы с тобой оба изгои, Марк. Не оставляй меня одного тогда, когда на счету каждый способный действовать человек. Или не человек, — усмехнулся он. — Если ты действительно жалеешь о своих поступках, поступи правильно. Даже я решился оставить всё, чтобы попытаться наладить сломанное. Неужели ты, полковник, отступишь и никогда не узнаешь, вернулась ли за тобой Ханна?
Маттершанц не стал забирать у него из рук оружия. Он просто вышел прочь, оставив Романова наедине с собственными мыслями и трудным решением, которое требовалось принять.
«Матти, — позвал Марк, зная, что доктор его услышит, — что скрывалось за той нелепой маской у Посланника?»
«Обычное лицо, — шепнул мысленный голос, — лицо существа, однажды разрушившего свой мир и никогда более не пожелавшего видеть себя в отражении».
Марк вдруг подумал о том, что и он, и незабвенный Олеш, упаси силы небесные от его проявлений, и Маттершанц, да и все, кто пребывал сейчас на «Астарте», были однажды прокляты. Прокляты судить, решать, выбирать, действовать, посылать на смерть, дарить жизнь, выбирать, любить, терять и видеть последствия всех принятых решений.
И если он, Марк Александрович Романов, ничего и не понимал тогда, в далёком прошлом, то сейчас, осознав и увидев последствия, он не может осудить ни одного человека, который захочет плюнуть ему в лицо. Но он хотя бы пытался. Пытался делать, любить, исправлять, стремиться, выбирать, желать. Пусть его мысли и мечты стали не такими уж светлыми, но сейчас он был этому даже рад. Свет не всегда значит добро, а добро может быть весьма тёмным. И уж лучше быть недобрым и несветлым, зато не бояться исправлять содеянное, чем играть с душами людей, запихивать их в проекты, спускать на них живые машины убийств и мнить себя Директорами всех убогих.
«Суд Проклятых начинает заседание, — подумал он, жёстко ухмыляясь своему отражению в мёртвом настольном экране, — слушается дело Бога…»
И только Солнце снова будило его, дыша в висок,
Шептало: «Вставай, ведь такова твоя функция
Во всех попутных мирах, где горит мое колесо,
До поры, пока не вытек бензин!»
Олег Медведев — Солнце
Прогулочная яхта самой известной туристической компании «Террор» вынырнула из перехода рядом с планетой. Лёгкое кружево облаков вальяжно плыло под кормой судна, придавая бело-голубому шарику сходство с ажурным постаментом имени Розенталя, чьими миниатюрными копиями с недавних пор поощряли, награждали и просто украшали всех литературных деятелей, способных написать хотя бы абзац на родном языке без помощи голопланшетов.
