— В таком случае приближаться к нему нельзя. Риск не оправдан. Ты можешь пройти проверку у изгоев, но сущность тебе не обмануть.
— От сущности можно прикрыться сущностью. Я использую их же эгрегор против них самих. Даже не заикайся. Никогда не откажусь от возможности раскрыть секреты этой закрытой касты.
— Тебя не переубедишь, — тяжело вздохнул Самум. — Знаешь, меня что-то в сон потянуло. Я лягу здесь, на диване.
— Отдыхай. Я выспался, посижу тут, подумаю, — ответил Смирнов, устраиваясь в кресле с кружкой кофе в руке.
Когда спустя шесть часов психолог проснулся, Шаман сидел на прежнем месте все с той же кружкой, только напиток в ней был свежим. В каюте стоял запах свежесваренного кофе.
— Ты что, не ложился? — спросил Самум.
— Спал как младенец.
— И что приснилось?
— Кольцо жрецов с Геммы. Картинка такая, будто оно вставлено в стену в виде коробки дверного проема, а я то вхожу, то выхожу из него, почему-то все время оглядываясь назад.
— Мне тоже снилось кольцо. Несу я его на спине, как несли его, наверное, монахи несколько веков назад к отверстиям сифонов выхода Зеленого Суя. Степь, жара, в горле пересохло. Подхожу к отверстию не работающего сифона и кладу на него кольцо. В этот момент происходит выброс этой зеленой дряни. Я бегу от нее, а она падает сверху на меня дождем.
— Интересные сны, — задумчиво произнес Шаман. — У обоих на одну и ту же тему. У наших пращуров в далекие времена была поговорка «Не поминай черта на ночь».
— Своими разговорами перед сном мы всколыхнули подсознание, вот оно и выдало нам картины прошлого, — пояснил Самум.
— Похоже на то.
Вскоре психолог ушел к своей группе, а Шаман остался в каюте, которую теперь не имел права покидать. Трансформация тела уже началась, кости и суставы ломило, кожа лица и головы нестерпимо чесалась. Пытаясь отвлечься, нетрац подсоединился к закрытому каналу. Он в очередной раз просматривал на голографе имеющуюся информацию об устройстве общества гаюнов, непосредственно связанную с изгоями, пытаясь моделировать возможные варианты общения.
С момента отлета Колдуна прошла неделя. Внешность Смирнова за это время претерпела значительные изменения. Голова стала абсолютно лысой и покрылась крупными шишками, кожа на лице собралась глубокими морщинами. Тыльные части кистей рук заросли густым рыжим волосом. Крылья носа увеличились в несколько раз, а голос стал хриплым. В довершение картины на спине стал расти горб. Ходил Шаман вразвалку, так как кости ног значительно искривились, а ступни превратились во что-то напоминающее ласты. Боли понемногу стали отпускать нетраца, по мере того как трансформация подходила к концу. Он постоянно тренировался пользоваться своим новым телом и с легким беспокойством в первые дни ежечасно контролировал состояние своего мозга. Здесь все было в полном порядке. Память работала, четко выдавая по приказу воспоминания давно минувших лет и дел.
Возвращавшийся в каюту Самум делал вид, что внешние изменения командира его никак не трогают, и по вечерам они играли в трапс, очень сложную логическую головоломку. Победу почти всегда одерживал Шаман, что в очередной раз убеждало его, что собственное «я» под воздействием принятых препаратов не претерпело никаких изменений.
Нетрац не остался без внимания и со стороны шефа биологической лаборатории. Тот ежедневно появлялся в каюте. Раскрывал свой чемоданчик, прослушивал и выстукивал пациента, одобрительно кивал самому себе, делал очередной укол и, похлопав пациента по плечу, молча исчезал.
Раз в день каюту обязательно посещал Лузгин. Задерживался не более получаса. Задавал два-три вопроса, будто советуясь с нетрацем, и, под предлогом занятости, быстро исчезал.
Неуклюжие проверки и беспокойство друзей за его здоровье вызывали у Шамана только легкую внутреннюю улыбку.
На восьмой день заточения трансформируемого в каюте полковник пришел вместе с завлабом. Старичок быстро пробежался сканером по телу новообращенного изгоя.
— Все в полном порядке, — выдал он свое заключение. — Процесс практически завершен.
— Спасибо, профессор, — поблагодарил Лузгин.
Старичок собрал свой чемоданчик и, пожелав присутствующим всего наилучшего, покинул каюту.
— Умники умниками, а как сам себя чувствуешь? — задал полковник вопрос Смирнову. — Имечко себе новое подобрал?
— У томасолов нет имен, Сергей Иванович, — ответил Шаман. — Я сегодня Брат из Риатума.
— И что это значит?
— Значит, я там вырос и меня воспитывали посвященные этого монастыря.
— И что ты об этом монастыре знаешь?
— На таком элементарном уровне никто проверку моей личности проводить не будет. Покинув восьмую, я все равно высажусь не на родной планете. Что знают там о моем монастыре?
— Если в данном случае дать слово Колдуну, то он предложил бы с такой легендой высадить тебя не дальше гальюна.
— Вот вы все Мишку ругаете, а как его нет, то и дело к его присказкам возвращаетесь.
— Не о нем речь. О тебе думаю, да об успешном завершении операции, а главное, чтобы все вы живыми вернулись.
— Только живые и возвращаются, — уточнил Самум.
— Ты бы, остряк, помолчал, — оборвал психолога полковник. — Значит, так, если вы готовы, то завтра идете на заброску. Есть какие просьбы, пожелания?
— А попрощаться? — спросил Самум.
Лузгин весело подмигнул и вынул из кармана пол-литровую фляжку.
— Тебе можно, — пояснил он, глядя на новообращенного. — Специально спросил у профессора.
Выпили, как обычно, за капризную даму Удачу, за легкую дорогу, и Лузгин вскоре ушел.
— Не дают мне покоя эти сны, — когда уже собрались ложиться, проговорил Шаман.
— Все то же кольцо? — уточнил психолог.
— Да, оно в различных вариантах. Вход, выход. Иногда какие-то тени внутри, как в зеркале.
— Мне тоже за эту неделю дважды снилось.
— И как ты это все объяснишь? Мы ведь на эту тему больше не говорили.
— А черт его знает. Мистика какая-то, — развел руками психолог. — Сонник посмотреть, что ли.
— Ага, а за ним на Гемму слетать.
— Ты брать медальон с собой будешь?
— Буду. Что-то мне подсказывает, что он может пригодиться.
— А как насчет предмета, не совместимого с легендой.
— Все в полном порядке. Талисманы и прочие ритуальные вещицы у них обычное явление.
— Тебе виднее.
— Почему меня перевели в отдельную камеру, — высокомерно спросил гаюн, когда в комнату для допросов вошел Каянов.
— Мы хотим сохранить вам жизнь, — ответил тот, усаживаясь напротив, через стол, на жесткий стул.
