— Древние боги! Они же движутся!..
И действительно — сиреневый каменный брус медленно приближался к Асмуру, словно его толкала невидимая сила. Эрл сделал знак дружинникам, и они расступились. Теперь в тишине, нарушаемой только потрескиванием пламени, отчетливо был слышен скрип песка — зеленый и лиловый камень ползли навстречу друг другу, наращивая скорость, а между ними стоял Асмур.
— Берегись! — крикнул Гаррэль, но эрл опередил его предостережение и, оттолкнувшись от упругой почвы, резко отпрыгнул в сторону. В тот же миг раздался громовой грохот, и радуга мельчайших осколков взметнулась над тем местом, где две монолитные глыбы столкнулись с такой силой, что обе рассыпались на куски.
— Эрл Асмур!..
Еще два камня сшиблись с орудийным грохотом, и снова Асмур, повинуясь какому-то инстинкту, успел отскочить. А слева и справа, набирая скорость, сближалась новая пара нападающих — теперь уже можно было отступать в сторону без паники, потому что глыбы подчинялись простейшим правилам игры: во-первых, приходили в движение те из них, между которыми оказывался предводитель дружины, и никто другой, а во-вторых, ползли они только по прямой, переходя в стремительное скольжение лишь тогда, когда между ними оставалось не более шести шагов.
Эрл нетерпеливо махнул рукой — всем отойти как можно дальше, чтобы люди или ползучий дым не помешали ему вовремя заметить надвигающуюся опасность. Быстро темнело, и красноватые блики естественных факелов, отражаясь в бесчисленных осколках уже разбитых камней, рассыпали кругом мириады разноцветных искр, придавая этой странной игре вид экзотического представления. Но теперь Асмур сам выбирал себе нападающих, становясь между ними и хладнокровно наблюдая, как кристаллы с тупой размеренностью набирают мощь для смертельного удара, не предполагая в противнике большей проворности, чем имели сами. И, недоступные воздействию человеческого оружия, погибали, разрушая сами себя…
Грохот и снопы каменных брызг прекратились внезапно — оглядываясь по сторонам, Асмур вдруг с удивлением увидел, что в долине не осталось ни одного целого камня. Мелкие осколки, по которым нельзя судить о строении, загадочных монолитов… Он покачал головой — жаль, увлекся. Эрл медленно пошел к кораблю, нагибаясь и подбирая сверкающую самоцветную мелочь, и Гаррэль, с непонятно почему пробудившейся жалостью глядевший ему вслед, мог бы прозакладывать голову, что с каждым шагом он все неохотнее и неохотнее подымается по склону.
Командор не хотел возвращаться!
Когда-то это промелькнуло невероятным предположением — теперь догадка стала уверенностью. Но — почему?
Эрл Асмур добрался до края кратера, где мерцающей нездешней громадой высился их девятигранный мак. Не оглядываясь, открыл раздвижной люк и исчез внутри. Спутники, не шевелясь, следили за его движениями — то ли всем передалось настроение Гаррэля, то ли они сами что-то почувствовали…
— Пусть он простится с Тарита-крэгом, — прошептал Эрм.
Они ждали, глядя в безлунное небо — белое крылатое существо, как бы быстро оно ни поднялось, не могло остаться незамеченным. Но время шло, а крэг не появлялся. От дыма и напряженного вглядывания в темноту глаза начали слезиться, что-то мелькало, и чудилось — как будто над кораблем расправило крылья нечто темное и бесплотное, словно сама ночь; ждать дальше было бесполезно, и все, движимые странным предчувствием, заторопились к маку.
Стенки центрального помещения были медово-прозрачны, и в кресле, уронив на пол толстую книгу «Анналов», полулежал эрл Асмур — совсем как в тот вечер, когда они вернулись после охоты на кентавров. Сколько с тех пор утекло времени, сколько чужих миров они повидали — и за все эти дни они не услышали от своего командора ни единого слова.
Страшная догадка перехватила дыхание, и Гаррэль понял, почему прославленный воин не торопится домой, к своей царственной невесте: он потерял дар речи!
Но в этот миг, словно в ответ на его догадку, эрл Асмур поднял голову, как всегда, защищенную непрозрачной пленкой скафандра, и рука в темно-лиловой перчатке инстинктивно сжала горло:
— Тарита-крэг не согласен, — послышался очень тихий, хриплый до неузнаваемости голос.
Рука в перчатке опустилась и легла на книгу, указывая на последнюю звезду, где они еще не побывали, — запретную Чакру Кентавра.
Ту самую, которую кто-то любовно прозвал Звездочкой-Во-Лбу…
К ней подходили неторопливо, заранее отметая неподходящие планеты, а таких было большинство: или чересчур жаркие, или слишком большие, а одна, к прискорбью, была заселена неведомыми гуманоидами с фантастической плотностью. Оставалась последняя — такая же каменистая и безлесая с жиденькой тухлой атмосферой, как и та, от которой Тарита-крэг уже отказался. Командор подвесил мак в безвоздушном пространстве, давая крэгу возможность полюбоваться на вакантное обиталище со стороны. Дружинники, уже насмотревшиеся на самые разнообразные планеты и вблизи, и издали, бесцельно слонялись по соседским каютам, готовые к возвращению домой — и всеми силами скрывавшие эту готовность; и только Скюз, меткий стрелок, разглядывал не планету, а точечное скопище чужих светил, словно высматривая себе подходящую цель.
— Командор! — внезапно разнесся по всем отсекам мака его голос. — Мы кого-то догоняем!
Перепрыгнув через коня, по своему обыкновению валявшегося посреди помещения, Асмур кинулся в малую каюту, откуда донесся призыв. Стена, которую Скюз почти всегда держал в состоянии кристальной прозрачности, была обращена не на красновато-бурую поверхность планеты, а в черноту межзвездного пространства. И оттуда, как бы рождаясь на глазах, неторопливо всплывал какой-то причудливый кокон, который в первый миг все приняли за живое существо, потому что на нем отчетливо виднелись многочисленные шипы, хвосты и глаза, правда, расположенные самым нелепейшим образом. Когда межзвездное чудовище, размерами чуть поменьше их мака, разинуло рот, кое-кто из дружинников, столпившихся за спиной своего предводителя, готов был бежать к пульту анн-защиты.
Командор молча наблюдал.
И тут из черного круглого зева медленно выползли два существа. Покрытые длинной белесой шерстью, отливающей металлом, с единственным красновато-фосфорическим глазом, они мерно покачивались возле своего жилища, сцепившись голыми крысиными хвостами, словно купались в черной ледяной пустоте. Мертвящей жутью веяло от этих циклопов, и непонятно было, что же внушает такой ужас — волчье мерцанье глаза, настороженное шевеление смертоносных клешней или чуткий, подрагивающий хобот, готовый, казалось, мгновенно высосать кровь из своей добычи.
И в этот миг за спиной прозвучал властный голос Тарита-крэга:
— Звездные волки! Уничтожьте их!
Дружина разом отпрянула от окна, готовая ринуться выполнять столь естественный приказ, но командор остановил их.
Эрл Асмур, как и в первый раз, невольно поднес руку к горлу. Голос его прозвучал еще тише — однако за немощью звуков стояла такая несокрушимая воля и столь укоренившаяся привычка повелевать, что не было на корабле ни единого человека, который посмел бы ослушаться могущественного эрла, когда он произнес:
— Захватить живыми.
Тарита-крэг, которому перечили впервые в жизни, возмущенно захлопал крыльями и взлетел к потолку командорской каюты, словно готов был покинуть мак прямо сейчас, а потом, гневно щелкая когтями, ринулся к себе в алтарный шатер. Если бы вся дружина не была занята поспешным натягиванием полных скафандров, может быть, кто-нибудь и заметил бы, что крэг словно хочет сказать что-то и не решается.
Один только Гаррэль вдруг на миг остановился и недоуменно перевел взгляд с пола каюты, где светился круглый иллюминатор, на командора: ведь с того места, где лежал старый крэг, была видна планета, но уж никак не обиталище звездных волков…
Однако его товарищи, уже одетые и застегнутые наглухо, торопливо выметывались навстречу неведомым и отвратительным хищникам, и он заторопился вслед, не подозревая о том, что с этой минуты круто меняется судьба не только командора и его дружины, но и всего Джаспера.
Что-то тяжелое шлепнулось рядом на пол, послышался скрежет, потом на долю мгновения словно раздвинулся театральный занавес, и в проеме означилась медовая желтизна, в которой плавало изваяние дракона; что-то мелькнуло, но слишком поспешно, чтобы в нем можно было распознать человека или животное. И занавес сомкнулся.
Навалилась абсолютная темнота.
Юхан полежал еще несколько минут, потом осторожно, стараясь производить как можно меньше шума, перевалился со спины на бок и включил нагрудный фонарь.
Полукруглая стена, переходящая в потолок, а с другой стороны — крупноячеистая решетка, превращающая этот сегмент в темницу. И на полу — второе тело в скафандре, лицом вниз. Юхан подполз, приподнял неподвижное тело за плечи, легонечко встряхнул. В шлемофоне послышалось сдержанное мычанье.
