«Миллер, — напомнила Джули, — шевелись».
Он моргнул.
Он стоял в пустом коридоре у входа на эстакаду. И не знал, сколько времени провел там, заблудившись в собственных мыслях. Возможно, годы. Он с силой выдохнул и ступил на эстакаду. Коридоры наверху оказались заметно теплее нижних. Почти на три градуса. Он приближался к цели. Однако здесь не было света. Он оторвал гудящий палец от заветной кнопки, включил слабый фонарик терминала и вернулся к «мертвой руке», не досчитав до четырех.
«Нет и нет и… и… и…»
Эрос взвизгнул, хор голосов, болтавших на русском и хинди, заглушил одинокий голос и тут же сам утонул в басовитом щелкающем вое. Песня китов? Возможно. Скафандр Миллера вежливо напомнил, что кислорода осталось на полчаса. Он заткнул предупредительный сигнал.
Подстанция заросла целиком. Бледные пряди вились по коридору и свивались в веревки. Насекомые, которых еще можно было узнать: мухи, тараканы, водяные пауки, — волна за волной целеустремленно проползали по белым канатам. Щупальца, напоминавшие гусениц из желчи, раскачивались, оставляя после себя ковер кишащих личинок. Они были такими же жертвами протомолекулы, как и люди, населявшие станцию. Бедолаги.
«Вам не вернуть бритву, — едва ли не с триумфом провозгласил Эрос. — Вам не вернуть бритву. Она ушла, ушла, ушла».
Температура лезла вверх быстрее. Он размышлял несколько минут, прежде чем решил, что в сторону вращения она чуть выше, и потащил тележку туда. Он чувствовал звенящую, дребезжащую мелкую дрожь в костях ладоней. Плечи, отягощенные тяжелой бомбой и перекосившимися колесами, заболели всерьез. Хорошо, что обратно эту дрянь тащить уже не придется.
Джули ждала его в темноте: тонкий белый луч от терминала пронизывал ее. Волосы Джули все так же плавали, гравитация вращения не действовала на фантомы его воображения. Лицо было серьезно.
«Откуда ей знать?» — спросила она.
Миллер замер. Не раз за свою карьеру, услышав, как замечтавшийся свидетель что-то произнес или рассмеялся невпопад, он понимал, что напал на новый след.
То же было и сейчас.
«Бритву не вернуть!» — каркнул Эрос.
«Комета, занесшая протомолекулу в Солнечную систему, была мертвым ядром, а не кораблем, — заговорила Джули, не шевеля темными губами. — Просто баллистический снаряд. Ледяная пуля с протомолекулой в глубокой заморозке. Ее нацелили на Землю, но пуля промахнулась, отклонившись к Сатурну. И протомолекула ее не отвернула. Не отвела. Не направила».
— От нее этого и не требовалось, — сказал Миллер.
«А сейчас она управляет. Стремится к Земле. Откуда ей знать, что ей нужно к Земле? Откуда исходит эта информация? Где она взяла учебник грамматики?»
«Кто говорит голосом Эроса?»
Миллер закрыл глаза. Скафандр намекнул, что воздуха осталось на двадцать минут.
«Вам не вернуть „Бритву“. Она ушла, ушла, ушла!»
— Твою мать, — выдавил Миллер. — О Господи!
Он выпустил тележку, обернулся назад, к эстакаде, к освещенным широким коридорам. Все содрогалось, сама станция дрожала, как в лихорадке. Нет, конечно, не дрожала. Если кто и дрожал, то он сам. Это все было в голосе Эроса. Все это время. Ему следовало понять.
Может, он и понимал.
Протомолекула не знала английского, русского, хинди — ни одного из языков, на которых бредила. Все это — из памяти мертвецов, из нейронных кодов и грамматических матриц, поглощенных протомолекулой. Поглощенных, но не уничтоженных. Она сохранила информацию, языки и сложные мыслительные структуры, наслоившись на них, как асфальт на римские дороги.
Мертвый Эрос не умер. Джульетта Андромеда Мао жива.
Он ухмыльнулся так, что свело щеки. Рукой в перчатке попробовал послать вызов. Сигнал был слишком слаб. Он перевел канал на корабль с поверхности, использовал его как усилитель и установил контакт.
В наушниках прозвучал голос Холдена:
— Привет, Миллер. Как дела?
Он говорил мягким, извиняющимся тоном. Работник хосписа, ласковый с умирающим. Вечная искра раздражения вспыхнула в сознании, но он сумел отозваться ровным голосом.
— Холден, — сказал он, — у нас проблема.
— Собственно, мы вроде как нашли решение проблемы, — ответил Холден.
— Не думаю. Я передаю вам медицинские показания своего скафандра, — сказал Миллер.
Через несколько секунд в маленьком окошке на панели Холдена выстроились четыре колонки цифр. Все выглядело довольно нормально, хотя тут имелись тонкости, которые мог бы правильно интерпретировать только медтехник вроде Шеда.
— Хорошо, — сказал Холден, — все замечательно. Ты малость набрал радиации, но в остальном…
Миллер не дал ему договорить.
— Я страдаю от гипоксии? — спросил он.
Датчик его скафандра показывал восемьдесят восемь миллиметров ртутного столба — достаточно далеко от крайнего предела.
— Нет, — признал Холден.
— Что-нибудь, что могло бы вызвать галлюцинации или бред? Алкоголь, опиаты? Что-нибудь в таком роде?
— Нет, насколько я вижу. — Холден начал терять терпение. — К чему это все? Тебе что-то мерещится?
— Все как обычно, — ответил Миллер. — Я хотел заранее разобраться с тем, что ты сейчас скажешь.
Он умолк, только рация в ушах Холдена шипела и пощелкивала. Когда после нескольких минут молчания Миллер заговорил снова, голос его звучал по-другому. Не то чтобы умоляюще, но настолько близко к тому, что Холден неловко заерзал в кресле.
— Она жива.
Во вселенной Миллера существовала всего одна «она». Джули Мао.
— Э… ну-ну. Не знаю, что и сказать.
— Тебе придется поверить мне на слово, что это не нервный срыв, не острый психоз. Но Джули здесь. Она ведет Эрос.
Холден еще раз просмотрел медицинские показания, но они по-прежнему оставались в норме, все цифры, кроме дозы радиации, светились спокойным зеленым. Даже химический состав крови не показывал особого стресса, если учесть, что парень доставлял атомный заряд на собственные похороны.
— Миллер, Джули умерла. Мы оба видели тело. Мы видели, что… сделала с ним протомолекула.
— Откуда нам знать, что такое смерть для протомолекулы?
— Нам… — Холден осекся. — Честно, не знаю. Но отсутствие сердцебиения — не так мало для начала.
Миллер рассмеялся.
— Мы оба смотрели видео, Холден. Думаешь, у тех ребер, разгуливавших на одной руке, билось сердце? Эта дрянь с первого дня играла по незнакомым нам правилам, так с чего бы им теперь измениться?
Холден улыбнулся про себя. Миллер был прав.
— Ладно, так с чего ты взял, что Джули — не просто грудная клетка и пучок щупалец?
