твердо сказал Малыш Ку.
Не на много хватило этого обещания, ровно на десять дней.
Прошло девять дней.
Первым признаком приближающегося несчастья стало его падение.
Он упал, как подкошенный, головой вперед, судорожно хватая ртом воздух. Потом, заставив себя нечеловеческими усилиями встать, побрел, еле волоча ноги. С трудом догнав Молита, он не позволил себе упасть. Выглядело это со стороны очень странно.
Его качало из стороны в сторону, как травинку на ветру, но каким-то чудом Малыш Ку стоял перед Молитом. Лицо его стало цвета старой слоновой кости, глаза-щелочки почти закрылись, полоска рта стала почти невидимой. Казалось, что на лице наклеена восковая маска. Его колени медленно сгибались, так медленно, словно что-то тянуло их вниз, преодолевая его отчаянное сопротивление. Таким вот образом, мало-помалу уступая, он все-таки опустился на колени, пробормотав при этом извиняющимся тоном:
— Моя больше не может.
И упал на руки подхватившего его Молита.
Быстро освободив его от всего снаряжения, Молит положил его на небольшой пригорок, заросший мхом. Фини закружил вокруг них, взволнованно скуля.
— Не вздумай умереть, слышишь? — Лихорадочно теребя Малыша Ку, Молит пытался привести его в чувство. — Не смей уходить, как все остальные. Я не стану рыть для тебя могилу. Не надейся! — Он отшвырнул лопату в джунгли. На лбу вздулись вены.— Видишь, я ее выбросил, будь она трижды проклята. Ею никто больше не выроет ни одной могилы. Никогда! Никогда! Никогда! Ни для меня, ни для тебя! — Он похлопал Малыша Ку по безжизненным щекам. — А ты проснись, ладно? Ну, давай, просыпайся!
Малыш Ку послушно проснулся, вняв воплям Молита, перевернулся на бок и его вырвало. После того, как рвота прекратилась, Молит попытался силком поставить его на ноги, поддерживая, чтобы тот не упал.
— Теперь порядок?
— Много-много больная.
Малыш Ку повис у него на руках.
— Давай посидим, отдохнем немного.
Молит вновь опустил его на пригорок, присел рядом, положив голову Малыша Ку себе на колени. Фини встрепенулся и тревожно залаял. Вдали мелькнуло змееподобное существо. Молит выстрелил в ту сторону раз пять, и свернутое в кольцо чудовище уползло назад в джунгли. Молит снова склонился над лежащим, проклиная собственное бессилие:
— Ну, перебори себя, Малыш. Мы с тобой обязательно дойдем, если будем держаться друг друга. Сколько миль мы с тобой прошли! Ты не сдавайся! Ты же не сдаешься сейчас? Говорю тебе, возьми себя в руки!
Солнце скатилось за горизонт, оставив в сгустившихся сумерках сидящего Молита. Пес жалобно скулил, но Молит не слышал и не видел ничего вокруг. Тьму немного рассеял свет трех лун, появившихся на небе. А Молит продолжал держать на руках Малыша Ку, обращаясь к нему время от времени с разными словами, но уши того оставались глухи. Молиту показалось, что пылающее светило разбросало и перемешало его мысли так, что он над ними потерял власть.
Ему показалось, что он ограждает своими руками от неведомой опасности не только Малыша Ку, но и всех тех, с кем начинал этот страшный путь на чужой планете: Саймса и Пэйтона, Сэмми и Кесслера, обоих Михаличей. Да и тех, с кем он летел на «Стар Куине» в те давние времена, когда еще метеорит не врезался в тот большой серебряный цилиндр с таким прекрасным именем «Стар Куин».
Опять ему послышался голос, который звучал громче и громче, но он не мог разобрать ни единого слова.
Так он сидел до рассвета. Одежда его повлажнела от росы, веки вспухли и покраснели. Малыш Ку еще дышал, но в себя не приходил, ни на что не реагировал. Его состояние напоминало оцепенение после приема большой дозы наркотика.
Это навело Молита на мысль, что восточные народности Земли, по слухам, подвержены наркомании. А вдруг у Малыша Ку был спрятан большой запас такого зелья? Он тщательнейшим образом обыскал одежду и мешок, но не нашел ничего. А не очень давно он точно так же обыскал Сэмми. И не нашел никаких бриллиантов. Ни у кого не было предполагаемых вещей по сложившимся у него о них представлениям.
Среди вещей Малыша Ку он нашел выцветшую потрескавшуюся фотографию, на которой возле домиков с покосившимися крышами стояла девушка, а на заднем плане виднелись какие-то горы. И ничего больше. Он пришел к выводу, что жизнь в некотором смысле — огромная ложь. А правда — тоже в каком-то смысле — открывается со смертью. Он еще раз посмотрел на найденную фотографию и понял, что это рай Малыша Ку, его царство небесное на Земле.
— Я привезу тебя туда, — поклялся Молит, — даже если на это потребуется десять лет.
Наконец он очнулся и стал собираться в дорогу. Молит сложил все в один мешок, часть походной аптечки рассовал по карманам, остальное оставил на пригорке. Пистолет с зарядами пристегнул к поясу и надел на себя. Мешок он повесил и закрепил на груди, мачете воткнул заостренным концом в мягкую почву под деревом, чтобы можно было выдернуть его за рукоятку, не нагибаясь. После всех приготовлений он взвалил на спину Малыша Ку, сжав в своей волосатой лапе оба его тощих запястья, другой рукой выдернул мачете и отправился в путь.
Фини очень обрадовался, когда они двинулись дальше. Весело помахивая своим обрубком, пес то мчался вприпрыжку вперед, то кружился вокруг Молита. Делая через каждые полчаса пять минут передышки, Молит шел подобно заведенному механизму: полчаса ходьбы, пять минут отдыха; полчаса ходьбы, пять минут отдыха. Он мысленно поблагодарил судьбу, что она так удачно распорядилась, наградив его таким сильным телом, а Малыша Ку — совсем маленьким, ссохшимся — кожа да кости.
Он не заметил, как начал говорить вслух. Иногда с Малышом Ку, переброшенным через широкое плечо, совершенно безмолвным. Иногда — с Фини, прекрасно воспринимавшим его любые чудачества. Постепенно он стал разговаривать, ни к кому не обращаясь, выкрикивая гневные фразы, порожденные жаром голубого светила и атмосферой чужой планеты. Тело продолжало функционировать, но разум помутился, хотя сам он об этом не подозревал.
Во время восьмой остановки впервые пришел в себя Малыш Ку. Он открыл свои глаза и еле слышно прошептал:
— Моя много извиняйся.
И тихо отошел в мир иной. Молит этого уже не заметил. Он понес его тело дальше сквозь дремучий ад, палимый жгучими лучами иссиня-голубого солнца. И снова он опускал тело, снова поднимал, снова нес: одна изнуряющая миля за другой, один час пекла за другим. Молит продолжал иногда разговаривать с ним
