— Знаешь, что вас ждёт? — он снова глянул на Джейка. — Ни черта ты не знаешь, соп-ляк! Если б знал, давно бы всё выложил, без всякого геройства и прочей чепухи! — Злой, напряжённый, и эта злость росла в нём с каждым сказанным словом.
Он рывком приблизился к Джейку, чуть склонился, глянул ему в лицо, в глаза, и прошептал:- Ты ведь врал нам! — без вопроса — одно утверждение. — Врал! А теперь скажи, как всё на самом деле было! Ну?! Вы — диверсионная группа, ваш командир — капитан, и вы не справились с приказом. Вы вообще ни с чем не справились, дет-вора несчастная! Вы же совсем не подготовлены к такой работе, и это не только я понял, — ваше командование в курсе, пожалуй, побольше моего. Так что, рядовой Барклиф, или как там тебя? — вас на верную смерть отправляли. Вот, она, плата за патриотизм, за верность своему государству! Так к чему вся эта игра?
Джейк выдержал его взгляд, сидел, не шелохнувшись, почти физически ощущая неотвратимость надвигающейся смерти. И ничего не мог изменить. Ничего! Всё, что было в его силах, он уже сделал.
"Эх, Янис!.. Янис, Янис… И что они тебе сказали? Что так легко заставило тебя изменить своим привычкам? Кинуться с таким криком, с такими словами? Поверить им?! Или ты уже рассказал им что-то сам, навёл на мысль? Раз этот капитан так упорно отказывается мне верить. Он и раньше-то сомневался, но не заявлял вот так, открыто, не имея возможности опровергнуть мои слова. А сейчас же…
Он ждёт, смотрит так, словно в душу заглянуть пытается. Он не отступится, если я буду и дальше молчать, а на новую ложь у меня нет уже ни сил, ни времени, а у капитана — терпения. Что же делать? Оставить всё как есть, пусть бьёт? Не всё ли равно теперь?
Пусть бьёт, пусть кричит — я выдержу, а расстрела они не допустят, ведь мы же военнопленные. Пусть! А потом посмотрим.
Если переживу эту ночь, я расскажу им всё, всё, что они захотят узнать. Какая теперь разница? Главное, что Кордуэлл и Моретти к этому времени будут на нашей земле. А капитан, он бы понял, да и всё равно ему теперь, мёртвому. Он и так сде-лал для нас всё, что мог, отвлёк их своей смертью от нас, дал нам целый день на спасение, а всё остальное — наша беспечность и безрассудство Яниса… И моя сла-бость! Моя, как главного, как ответственного за них всех по приказу капитана… И я не справился… Не смог…
Поэтому, Янис, ты прав, прав как никогда, я твоей ненависти и презрения дос-тоин. И единственное, что может оправдать меня в моих же глазах и в глазах Ал-маара, — это смерть, моя смерть, расстрел то есть. Так что пусть, пусть приказыва-ют!"
Джейк думал о своём, силой воли и с помощью выучки заставляя себя не воспри-нимать слова капитана. А тот всё это время ещё говорил что-то и говорил, не глядя в сторону пленного. И все его слова проходили мимо сознания, даже в памяти не задерживаясь. И Ламберт почувствовал это, понял, что ничего его слова не значат, и заорал часовому:
— Увести! Увести, к чёртовой матери!!!
Джейк не сопротивлялся, даже обрадовался этой короткой передышке, возможно-сти отдалить приближающийся финал…
— Вы знаете, я уже так устал от всего этого, — признался Ли, как только они оста-лись одни. Откинулся назад, положив локоть расслабленной правой руки на подо-конник. — Одно и то же весь день! Без отдыха. Вы сами не устали?
При этом вопросе Ламберт, меривший комнату шагами, остановился вдруг и сви-репо глянул на лейтенанта, в этом взгляде читался ответ, ясный без слов. А Ли хо-хотнул себе под нос, а потом продолжил с откровенной до жути рассудительностью типичного штабного офицера:
— У нас всего два человека, из которых нам нужно выбрать одного для допроса. Мы наверняка знаем, что оба они в курсе дела, каждый из них может дать нам нуж-ную информацию. Так вот, мы берём любого — любого, капитан! — и делаем ему укольчик. Он ничего не поймёт в сознательной жизни, а потом ему уже будет всё едино… Мне важен отчёт о проделанной работе, я уже даже набросал тут кое-что, пока вы там… беседовали, — усмехнулся с иронией над своими же словами, но лицо Ламберта оставалось безучастным, словно камень, он и на эту ироничность внима-ния не обратил, он будто с трудом пытался вникнуть в суть сказанных лейтенантом слов. И Ли продолжил:- Это вполне безболезненная процедура, подумаешь, на од-ного психа в лечебнице станет больше. Всё равно ведь ниобианин, их и так мно-го… — улыбнулся проникновенно. — Как вы думаете насчёт того, первого? Он здорово орал про наш строй, видимо, хорошо историю учил в своё время, отличником был, не дурак, должен быть… Должен побольше знать, чем этот наш рассказчик… Он и так нас утомил… Я, сколько ни слушал его, как ни старался, даже специально пы-тался хоть что-то запомнить, — усмехнулся. — Ноль! Ничего дельного! Вокруг одного и того же! Уснуть можно. А вы представляете, если после "Триаксида" он вообще с катушек сойдёт?! Страшное дело!
— Он, может быть, и трепло, но трепло от большого ума, а этот ваш умник, лейте-нант, в отличие от него, — раскрытая книга: бери и читай! — Ламберт отозвался не-охотно, заговорил, обдумывая каждое слово. — Попался на такую уловку. Разве это не глупо? Такому бы я вряд ли доверил что-то важное, а уж тем более командовать остальными… Он с собой-то справиться не в силах…
— Хм! — хмыкнул, раздумывая, лейтенант, уставился на разжатые пальцы руки, ле-жавшей на столе, помолчал немного, а потом продолжил, взглянув исподлобья на Ламберта:- Так вы согласны, что тянуть время глупо? В остальном же…
— К чёрту остальное, лейтенант! — оборвал его Ламберт.
— Тогда вам попросту жалко этих мальчишек! — заключил Ли довольно дерзко. И сам понял, что не далёк от истины: капитан разразился потоком ругательств, нет, скорее, праведным гневом:
— Я?! Жалеть?! Жалеть ниобиан?! Как вы могли даже подумать о таком?! Вы ос-корбляете меня такими мыслями! Меня, офицера сионийской армии!.. О какой жа-лости может вообще идти речь на войне?! Вы сами-то хоть понимаете это, вы, штабной писака?! Вам хоть раз доводилось стрелять в человека? А видеть убитого вашими же руками?
— А вот это к делу не относится! — оборвал его Ли. — Все мы воюем так, как умеем… — Ламберт почему-то даже не возразил, опять заходил, полез за сигаретами, вспомнив о недовольстве Ли на этот счёт, опустил руку. Опять идти курить на улицу не хоте-лось.
— Ладно, пусть ведут этого; допросим, подлечим и в лечебницу, — Ли, помолчав в ожидании, когда Ламберт первым проявит инициативу, был вынужден отдать при-каз сам.
— Нет! — Капитан взмахом руки остановил часового. — Верните того назад! — сказал он, намеренно не глядя в сторону Ли, чувствуя его недовольный взгляд спиной.
— Нет уж! Я хочу, чтобы мы допросили того, с переломом! — Ли, до этого довольно равнодушный, показал вдруг в своем голосе такую твёрдость, какой Ламберт от него совсем не ожидал, и она заставляла с ней считаться. — Он лучше подходит для допроса, я знаю…
