самцов хичи.
– Кажется, им все равно, как она выглядит, – фыркнула Эстрелла.
– Да, она действительно пустилась во все тяжкие, – согласился Стэн. – Хочешь, я попробую поймать какие-нибудь новости?
Они посмотрели новости, но это не принесло им радости. Прежний безмозглый, но красивый комментатор давным-давно исчез. Экраны просто показывали то, что они просили, и картины были в основном неприятными. Стэн заметил несколько захватывающих панорам плавучих городов, но когда снова поймал эти города, там царило запустение. Целые планеты казались покинутыми – леса на месте небоскребов, города сгорели или покрылись льдом.
– Помнишь картины в музее Врат? – спросил Стэн. – Все это проделывал Враг, но разве Враг еще здесь?
Эстрелла без слов лишь печально покачала головой.
Тогда Стэн попросил и получил вид Стамбула. Город тоже казался почти брошенным. Башни Кемаля Ататюрка еще стояли, но стекла в окнах были выбиты, и ни следа входящих или выходящих людей.
– Боже! – сказал Стэн. – Что, по-твоему, могло случиться?
– Хотела бы я знать, – ответила Эстрелла, но тут же передумала: – Нет, может, лучше и не знать. Попробуем что-нибудь еще. Как насчет нашего малыша?
Это зрелище, как всегда, оказалось приятным. Ежедневно маленькое существо в животе Эстреллы демонстрировало все новые чудеса. Глаза, которые росли словно из висков младенца, медленно перемещались в переднюю часть головы, где им и надлежало находиться. Кожа стала такой тонкой, что Эстрелла клялась, будто видит под ней кровеносные сосуды. (Стэн был в этом не так уверен.) А однажды, когда Эстрелла сидела у экранов, а Стэн включил «Аиста», Эстрелла подпрыгнула от вопля Стэна:
– Эстрелла! Знаешь, что она делает? Сосет палец!
Верно, согласилась Эстрелла. Но мало того. День за днем голова младенца поворачивалась из стороны в сторону, ноги сгибались и вытягивались, маленькие руки все время занимали новые положения – складывались на груди, перекрещивались перед лицом, вытягивались в стороны. Это было волшебное, захватывающее зрелище.
Когда они отрывались от созерцания своего еще не родившегося ребенка, то находили на экранах много интересного – по большей части непонятного, но захватывающего. Когда они видели процессию детей в капюшонах, идущих вначале по мелководью, а потом в глубинах океана где-то во внешней галактике, они могли только гадать, что происходит. Когда на экране, как будто саморазрушаясь в потоке пламени, вспыхивала какая-нибудь звезда, они могли только восхищаться зрелищем, не понимая, что оно означает.
Если не считать пищи, Стэн и Эстрелла были почти довольны тем, что друзья забыли о них. Секс теперь, когда они занимались им наедине, снова стал замечательным. А еда, говорили они друг другу, в сущности, не хуже той, что была у них в пятиместнике. Веранда роскошна, как всегда…
И все равно, когда впервые за долгое время заворчала дверь, они бросились открывать.
И увидели не самого желанного гостя. Это был Достигающий. Без всяких предисловий он спросил:
– Я уже спрашивал вас ранее. Теперь спрашиваю снова. Ну? Каков ваш ответ?
– Черт побери, – сказал Стэн. – Понятия не имею, о чем вы. Ответ на что?
Мышцы на щеках Достигающего дико извивались.
– Как вы можете спрашивать? Недавно переживал значительное событие, в каком-то смысле приятное, но утомительное, и потерял терпение. Неужели вас еще не спрашивали?
– О чем? – спросил Стэн, тоже теряя терпение. Но Достигающий рассердился. Он отошел от двери – шерсть на его спине гневно вздыбилась, – потом повернулся.
– Это неприемлемо ни в малейшей степени! – крикнул он. – Я сильно рассержен. Поэтому ухожу без принятого прощания!
Он повернулся и ушел.
Эстрелла и Стэн сидели в спальне; они уже почти разделись и подбирали последние кусочки едва терпимой еды. Они больше не говорили о Достигающем – что еще можно было сказать об этом изменчивом и таком не похожем на остальных хичи? Заворчала дверь. На этот раз гостем оказалась Соль. Выглядела она радостной, а кожа ее снова сменила цвет на обычный.
– Могу ли я войти? – спросила она и расценила их молчание как согласие.
– Конечно, – заверил Стэн с небольшим опозданием – Соль уже взгромоздилась на насест в гостиной и выжидательно переводила взгляд с одного на другую.
– Вы говорили с Достигающим, – сказала она. – Я знаю, он сам сообщил мне. Отчасти из-за него я и пришла.
Стэн плотнее запахнул рубашку.
– Случилось что-нибудь плохое?
– Ничего плохого ни в каком понимании, – ответила Соль, и ее тон свидетельствовал, что это правда. Будь она человеком, Стэн сказал бы, что она широко улыбается. – Как раз напротив. Прежде всего должна извиниться, что сама не пригласила вас на церемонию. Причина такова: я и все остальные участники знают о табу вашей культуры в части скромности.
– Какая церемония? – в полном замешательстве спросил Стэн.
Эстрелла догадалась быстрее.
– Что ты говоришь? Ты действительно… ты была…
– Совершенно верно, – радостно подтвердила Соль. – Все проделано великолепно, а оплодотворяющей личностью послужил Достигающий. И теперь я «залетела», Эстрелла. Точно как ты!
I
Для Стэна одна беременная женщина интересна, даже (поскольку носит его ребенка) весьма. А вот две беременные – это куда хуже. Даже вполовину не так хорошо. Неожиданно Эстрелла принялась не Стэну, а Соль рассказывать о всех своих приступах тошноты или странностях. И не только это: однажды Соль обратилась к «Аисту» на своем языке, и с этого мгновения он по приказу демонстрировал содержимое и ее матки.
В определенной степени это тоже оказалось интересным для Стэна. Биология хичи отличается от человеческой. Стэн знал, что у хичи два сердца и множество других необычных внутренних органов. Тем не менее основной архитектурный план был одинаков. У обоих видов после оплодотворения начинала делиться одна-единственная клетка, а затем рождался ребенок. Наблюдения за ранними стадиями беременности Соль, за тем, как делятся клетки и увеличивается эмбрион, помогали Стэну представить, что происходило с его дочерью до появления «Аиста». Эмбрион Соль был крошечный, почти невидимый, но «Аист» получил приказ увеличить изображение. Однако даже в этом случае смотреть было почти не на что, особенно по сравнению с гораздо более развитым ребенком в животе Эстреллы.
И все равно в эти дни Стэну часто приходилось оставаться одному. Поэтому, когда появился Желтый Нефрит вместе со своими едва передвигающимися детьми и предложил познакомить Стэна с соседями, Стэн с радостью согласился. Сын по имени Теплота говорил по-китайски и по-вьетнамски, а второй, которого звали Ионный Раствор, – по-корейски и по-японски, но ни один из них не владел английским. Поэтому, когда они приходили в гости, разговор представлял собой трудную задачу.
Соседи устроились хорошо. Им отвели помещения просторнее квартиры Стэна и Эстреллы, и эти помещения
