– Отлично. Я прошу вас разыскать того, кто занимал сгоревшую каюту, и посадить его или ее под замок. Людям надо дать понять, насколько серьезна ситуация. Если бы тот человек – кем бы он ни был – не нарушил приказа о запрещении курения, этого бы никогда не случилось.
– Да, сэр, но если бы вы знали, кто занимал эту каюту…
– Мне абсолютно безразлично. Это приказ, старшина.
– Я немедленно приму меры, сэр. Разрешите спросить, в каком состоянии находится инженер Хольц. Я слышал, что он надышался дымом.
Дон взглянул на неподвижную фигуру, лежащую на койке у противоположной стены.
– Первый инженер Хольц мертв, – ответил он. – Держите пока эту информацию при себе. Я не хочу, чтобы всем стало известно, что мы потеряли единственного инженера.
Действие стимулирующего препарата заканчивалось. Дон чувствовал себя изнуренным и подавленным, и на то у него, конечно, были причины. Он обвел взглядом кают-компанию, посмотрел на встревоженные лица космолетчиков и, не будь он в таком угнетенном состоянии, наверняка бы рассмеялся: офицеров на межпланетном лайнере «Иоганн Кеплер» несколько недоставало.
Капитаном был врач, который впервые ступил на борт космического корабля всего несколько недель назад.
Его помощником был главный старшина – в настоящий момент, пожалуй, самый ценный человек на корабле. Техническим советником был гражданский математик, не лишенный гениальности, но настолько далекий от реальности окружающего мира, что ошибался при сложении двух чисел.
А испуганный помощник инженера по ядерной силовой установке, рядовой 2-го класса, сейчас отвечал за двигатели корабля, которые стоили два миллиарда долларов.
Подавив вздох, Дон налил себе чашку кофе, потом взглянул на помощника инженера и заставил себя улыбнуться.
– Поздравляю вас, Тыблевский, теперь вы исполняете обязанности первого инженера «Большого Джо».
Тыблевский был щуплым светловолосым человечком, примечательным разве что большими ушами, которые торчали по обе стороны головы, словно ручки у кувшина. Он нервно покусывал нижнюю губу.
– Не знаю, сэр. Я ведь на ядерной установке рядовой специалист. Я могу выполнять приказы, но…
– Тогда вы выполните и этот приказ, – перебил его Дон. – Старшина сказал мне, что вы хорошо знаете свое дело и являетесь единственным человеком на борту, который может обслуживать двигатели. Вы справитесь с этой обязанностью.
Тыблевский открыл рот, как будто хотел возразить, затем сразу закрыл его и молча кивнул в знак согласия. Дон не любил принуждать, но сейчас выбора не было. Прежде всего требовалось думать о корабле и его пассажирах.
– Хорошо, господа, – произнес Дон, оглядывая сидящих вокруг. – Сейчас я вам вкратце обрисую наше нынешнее положение. Солнечная буря миновала, и о ней можно забыть. Ситуация с кислородом не вызывает тревоги… но только пока. Дело в том, что с водой мы потеряли много фитопланктона и содержание кислорода в воздухе падает. Оно еще не достигло опасного уровня, поэтому мы можем отложить решение данного вопроса на будущее. Более насущной проблемой сейчас является наш курс. Мы давно пропустили момент, когда следовало произвести коррекцию нашей траектории. Если продолжать лететь по нынешнему курсу, то Марс останется в стороне на добрый миллион миль и мы умчимся неизвестно куда. Доктор Угалде, хотелось бы послушать вас.
Темноволосый математик находился в состоянии уныния – лоб нахмурен, у уголков рта залегли глубокие складки. В отчаянии он поднял руки вверх ладонями, пожал плечами.
– Что я могу сказать? Ложью делу не поможешь. Я сделал все, что в моих силах, но, боюсь, этого недостаточно. Теоретически я могу рассчитать курс такого огромного корабля, математический аппарат тут совсем прост. Однако сделать подобное на практике – выше моих сил. Я взялся за наставления по навигации, но изучить их как следует – это заняло бы уйму времени. Мне нужно научиться правильно программировать компьютер, а это еще одна большая задача… – Он снова пожал плечами.
Дон едва сдерживался, но голос его прозвучал ровно:
– Доктор, не могли бы вы сказать, сколько времени займет у вас освоение всей этой информации?
– Недели! Месяцы! Не могу сказать. Я прошу у вас прощения, я буду продолжать изучение наставлений.
«Плохо, – подумал Дон. – У нас нет времени…» А вслух произнес:
– Тогда нам нужно заняться радио. Спаркс обыскал все склады запасных радиодеталей. Сейчас они с Голдом, помощником электрика, сооружают временный передатчик. Приемник, который ему удалось собрать, работает уже лучше, но остаточная солнечная активность еще весьма высока и снижает качество приема. Что же касается передатчика, то здесь мы оказываемся в еще худшем положении, так как его мощность не позволит нам прорваться сквозь помехи. И такая мощность – это, к сожалению, все, чем мы располагаем. Ни у кого больше нет вопросов?
– Два, сэр.
– Слушаю вас, Курикка.
– Вопрос о… похоронах капитана Кардида. До сих пор мы не имели возможности этим заняться.
– Если вы возьмете организацию их на себя, мы постараемся провести это мероприятие в ближайшее время.
– Все готово. Я просто ждал вашей команды.
– Тогда сразу после совещания. Что еще?
– Пассажир, заключенный в карцер, протестует. Он хочет поговорить с вами.
– А, наш поджигатель! Признаться, я забыл о нем. Я даже не спросил у вас его имени.
– Это… генерал Мэтью Бриггс, сэр.
– Чего и следовало ожидать. Но кто он – в данном случае не имеет значения. Он сидит в карцере и будет сидеть там дальше. Я встречусь с ним, когда у меня появится такая возможность.
Больше вопросов не было, и Дон закончил совещание. Похороны капитана Кардида состоятся через час, о чем было объявлено по всему кораблю. Дон лег на койку, чтобы отдохнуть до начала церемонии. Он попытался уснуть, но не смог. Серьезность сложившегося положения рождала в мозгу массу различных идей. Уже не в первый раз Дон пожалел, что на корабле не нашлось никого, кто бы взвалил на свои плечи ту огромную ответственность, на которую он с такой неохотой согласился. Он делал все, что было в его силах, но ситуация продолжала ухудшаться. Наверное, пора было признать, что метеорит фактически уничтожил корабль, что все их аварийные работы и прочие усилия были с самого начала обречены на неудачу. Они все погибли… почему этого не признать…
Пронзительный, как сигнал тревоги, звонок будильника выдернул его из полусна, в который он начал погружаться и где все его самые худшие опасения превращались в реальность. Были ли они реальными на самом деле? Он тряхнул головой, пытаясь избавиться от чувства глубокой депрессии, но напрасно.