Он терпеливо повторял вызов снова и снова. Приемник продолжал сопровождать его слова монотонной трансляцией записанного сообщения. Спаркс выключил питание и откинулся на спинку стула. В передаче, которую они принимали, не произошло никаких изменений.
– Не доходит? – спросил Дон.
– Слишком рано говорить об этом, сэр. На таких расстояниях требуется две-три минуты, чтобы наш сигнал достиг адресата, и столько же, чтобы их – пришел к нам.
Он снова придвинулся к радиостанции и опять начал повторять вызов.
Большая красная стрелка, отсчитывающая секунды в часах на переборке, продолжала свой неспешный бег, а передаваемое Марсом сообщение так и не изменилось.
Прошло несколько минут. Ни у кого не было желания задавать вопросы, но сама тишина была красноречивее любых слов. Спаркс наконец нарушил общее оцепенение: он уронил микрофон на стол и щелкнул тумблером питания. Когда он обернулся, все увидели, что его лицо покрыто капельками пота.
– Извините, капитан, но ничего не получается. Наш сигнал излучается, но он недостаточно мощный. Остаточный фон бури еще довольно силен, и сигнал не проходит…
И тут он замолчал, услышав, что трансляция записанного сообщения прекратилась, и после нескольких секунд воцарившейся тишины раздался другой голос:
– «Иоганн Кеплер», вы работаете в эфире? Мы приняли на вашей частоте слабый сигнал, но не можем его понять. Вы ведете передачу? Как меня слышите? Марсианский центр управления вызывает «Иоганна Кеплера». Мы принимаем на вашей частоте слабый сигнал, но не можем понять его…
– Это все из-за бури, – объяснил Спаркс, – и недостаточной мощности…
– Вы сделали все, что могли, Спаркс, – успокоил его Дон. – Вас никто ни в чем не обвиняет.
Действительно, обвинять было некого.
Но это не спасало положения.
Они не смогли связаться с Марсом. И с этого момента их можно считать покойниками.
Все отвернулись, один только Дон продолжал пристально смотреть на этот несуразный аппарат, как будто намеревался силой воли заставить его работать. Должен же быть какой-то выход, ведь этот передатчик был единственной надеждой, которая у них оставалась.
– А никак нельзя увеличить мощность? – спросил он.
Спаркс покачал головой.
– Там и так уже все схемы работают с сорокапроцентной перегрузкой. Чтобы они не сгорели, передатчик приходится выключать. Вы же видели, что через каждые несколько минут я отключал питание. Чуть больше мощность – и они сгорят, как только будет подано напряжение.
– А можно как-нибудь усилить эти схемы?
– Боюсь, что нет. Собрать эту штуку было самым легким делом. Большую часть времени мы с Голдом провели в поисках самых совершенных схем из того, что было в нашем распоряжении. Но, знаете, по мере приближения к Марсу принимаемый от нас сигнал будет становиться все сильнее, и в конце концов они нас услышат.
– «В конце концов» нам не подходит, – заметил Угалде. Он стоял у радиостанции, раскачиваясь на носках и заложив руки за спину, как будто обращался к студенческой аудитории. – Хотя я с глубоким сожалением и признаю, что в данный момент неспособен выполнять функции навигатора, тем не менее я могу достаточно легко рассчитать траекторию корабля, правда, только приблизительно. Я самым тщательным образом проанализировал последние расчеты погибшего астронавигатора. С каждым мгновением отклонение нашего курса возрастает. А чем больше это отклонение, тем труднее нам его устранить. Позвольте привести вам сравнение. Представьте, пожалуйста, себе очень длинный и широкий склон, по которому катится шар. Если этот шар скатится прямо вниз, то попадет в палку, воткнутую у основания склона. Теперь, если шар слабым толчком отклонить в сторону, то он покатится под углом, постепенно удаляясь от нужного направления. Другим слабым толчком его можно вернуть на первоначальную траекторию, и в конце своего пути он попадет в палку. Но этот слабый толчок должен следовать через короткий промежуток времени после начала отклонения. Если коррекция запаздывает, то спустя некоторое время шар отклонится на много футов от правильной траектории, и, чтобы вернуть его назад, понадобится по-настоящему сильный удар. И чем дольше мы будем ждать, тем большей должна быть сила удара. Конечно, вы понимаете, что шар – это наш корабль, а гипотетическая палка – Марс. Мы и так уже упустили слишком много времени. Если промедлим еще, то не сможем осуществить такую коррекцию, которая вернула бы нас на правильный курс. Связь с Марсом должна быть установлена – и немедленно.
После этих слов никто не нашелся что сказать. Атмосфера уныния в рубке стала настолько ощутимой, что ее, казалось, можно было резать ножом. Спаркс, отодвинувшись от стола, обвел взглядом всех присутствующих, одного за другим.
– Не смотрите на меня так! – громко воскликнул он, как бы защищаясь. – Я сделал из того, что у меня было, все, что мог. Я собрал радиостанцию, она работает, и вы это сами слышали. Она выдает все, на что способна, и больше ничего сделать я не могу. Не забывайте, что это – радио, которое работает с помощью модулированного сигнала, а не радар или обычный генератор сигналов, излучающий отдельные импульсы. Это – все, чем мы располагаем…
Дон схватил его за плечо и, не отдавая себе отчета, сжал так, что пальцы буквально впились в тело.
– Что вы сказали о радаре? – Он быстро отпустил плечо, увидев ошеломленное лицо Спаркса.
– Ничего, сэр. К нам это не имеет никакого отношения. Если передавать одиночный импульс, то его мощность может возрасти вдвое по сравнению с той, что мы имеем сейчас. Но для передачи информации нам нужен модулированный сигнал, иначе центр управления на Марсе получит от нас не более чем серию импульсов, похожих на статические разряды. Они узнают, что мы живы, но не более того.
– Нет! – возразил Дон. – Больше.
Он зашагал по комнате, молотя кулаком одной руки ладонь другой.
– Кое-что можно сделать! Я знаю. Я помню, читал в книге или еще где-то о том, как начиналось радио, что-то о кодах…
– Точно, – подхватил Спаркс, – код! Его использовали около двух столетий назад – мы проходили это по истории, когда я учился на радиста. До того как научились модулировать сигнал, информация передавалась комбинацией коротких и длинных импульсов, представляющих собой код. Насколько я помню, для каждой буквы у них была своя комбинация, а адресат преобразовывал сочетания импульсов в буквы. Но мы этого сделать не можем…
– Почему?
На губах Спаркса заиграла улыбка, но он быстро подавил ее, увидев выражение лица Дона.
