— С удовольствием, милорд, — сказал Лангли и, может быть, в этот момент был неискренен не до конца.
Браннох откинулся назад, вытянув свои слоновьи ноги по полированному полу.
— Меня тоже порядком покидало в жизни, — сказал он. — Вынужден был покинуть родную систему на некоторое время, когда моя семья попала в затруднительное положение после феодальной распри. Около ста лет мотался там и тут, пока не получил возможность вернуться. Планетология — это что-то вроде моего хобби, и это единственная причина, Валти, толстопузый мошенник, почему я посещаю ваши приемы. Скажите, капитан, а вы не останавливались на Проционе?
В течение получаса разговор вертелся вокруг звезд и планет. Лангли ощутил тяжелое чувство. От нескончаемой вереницы чужих лиц в окружающем полумраке у него сжималось сердце.
— Между прочим, — сказал Браннох, — до меня дошли слухи о чужаке, который был вместе с вами и сбежал. Что там случилось на самом деле?
— Ах да, — пробормотал Валти в спутанную бороду. — Я тоже был заинтригован. Да-да, похоже, он интереснейший тип. Почему он предпринял столь отчаянные действия?
Лангли застыл. Что там говорил Чантавар, разве все это дело не должно оставаться конфиденциальным?
Конечно, у Бранноха должны быть свои шпионы; да, судя по всему, и у Валти они тоже есть. Американец почувствовал озноб при мысли об огромных соперничающих силах: словно его затянуло между бешено вращающимися шестернями какой-то машины.
— Я не прочь приобщить его к своей коллекции, — лениво сказал Браннох. — Нет, вовсе не причинять ему вред — просто встретиться с этим существом. Если он и в самом деле настоящий телепат, то тогда он почти уникален.
— Для Сообщества это тоже представляет интерес, — робко вставил Валти. — На его планете для торговли может найтись что-то такое, что оправдает даже столь длинный путь.
Сделав паузу, он мечтательно добавил: — Думаю, что плата за подробную информацию была бы весьма значительной, капитан. У Сообщества есть свои маленькие причуды, и желание встретиться с представителем новой расы — одна из них. Да… за деньгами тут дело не станет.
— Может статься, я сделаю собственный небольшой вклад в это дело, — сказал Браннох. — Пара миллионов соларов и моя защита. Сейчас непростые времена, капитан. И не стоит отмахиваться от покровителя, обладающего немалой властью.
— Сообщество, — заметил Валти, — обладает экстерриториальными правами. Оно может предоставить убежище или обеспечить выезд с Земли, которая начинает превращаться в не очень безопасное для здоровья место. Ну и, конечно, денежное вознаграждение — три миллиона соларов в качестве инвестиции в новые знания?
— Здесь не очень уместен торг, — сказал Браннох, — но, как я уже говорил, капитан, вам должно понравиться на Торе, или мы можем доставить вас туда, куда вы пожелаете. Три с половиной миллиона.
— Милорд! — простонал Валти. — Вы что, хотите пустить меня по миру? Мне же еще надо кормить семью!
— Ага. По одной на каждой планете, — ухмыльнулся Браннох.
Лангли сидел не шелохнувшись. Он думал, что знает, зачем им нужен Сарис Хронна, но что он мог тут поделать?
Из толпы вынырнула невысокая гибкая фигура Чантавара.
— Ах вот вы где! — воскликнул он и небрежно поклонился Бранноху и Валти. — Ваш слуга, милорд, ваш слуга, досточтимый сэр.
— Спасибо, Чанни, — ответил Браннох. — Присаживайтесь, чего стоять?
— Нет. Еще одно лицо хотело бы встретиться с капитаном. Извините нас.
Оказавшись в безопасности среди толпы, Чантавар оттащил Лангли в сторону.
— Эти двое хотели, чтобы вы доставили пришельца к ним? — спросил он. Его лицо стало некрасивым.
— Да, — сказал Лангли с утомленным видом.
— Я так и думал. Правительства Солнечной системы напичкано их агентами. Ладно. Не делайте этого.
Запоздалый сокрушительный гнев охватил Лангли.
— Глянь-ка сюда, сынок, — сказал он, распрямляясь до тех пор, пока глаза Чантавара не стали значительно ниже его собственных. — Я что-то не вижу, чтобы на сегодня я кому-то что-то был должен. Перестань обращаться со мной как с ребенком!
— Я не собираюсь вас изолировать, хотя и мог бы, — мягко сказал Чантавар. — Лишние хлопоты, ибо, возможно, очень скоро зверюга будет у нас. Однако предупреждаю, если он угодит в чужие, а не мои руки, вам ох как не поздоровится.
— Почему бы не посадить меня под замок и не покончить с этим делом?
— Это не заставит вас думать, а я хочу, чтобы вы думали, — если мои собственные поиски не увенчаются успехом. А потом, это слишком грубо. — Чантавар сделал паузу, а затем продолжил со странной напряженностью: — Знаете ли вы, почему я играю в эти игры — война, политика? Может быть, вы думаете, мне нужна личная власть? Это для дураков, которые хотят командовать другими дураками. Интересно играть, хотя… в противном случае жизнь становится слишком скучной. Что еще такого могу я сделать, чего еще не делал сотни раз? А вот бросить вызов Бранноху или этой плаксивой рыжей бороде — более чем интересно. Выиграть, проиграть, сыграть вничью — это же занятно; но я намереваюсь выиграть.
— Никогда не задумывались о… компромиссе?
— Пусть Браннох не вводит вас в заблуждение. Это один из самых холодных и расчетливых умов в Галактике. Относительно порядочный… жаль, что в конце концов придется его убить… Не обращайте внимания! — Чантавар отвернулся. — Пойдемте займемся серьезным делом — как следует выпьем.
Вокруг того места, где затаился Сарис Хронна, сгустилась тьма, влажный ветер доносил с канала тысячи чужих запахов.
Ночь была полна страха.
Он лежал в зарослях на берегу канала, прижимаясь животом к илу, и вслушивался в голоса тех, кто за ним охотился.
Луна еще не взошла, но в ясной вышине светили звезды, отдаленный мигающий свет у горизонта указывал на город, а для того чтобы хорошо видеть, Сарису было достаточно и сумерек. Он взглянул вдоль прямой линии канала, от которого к горизонту разбегались ровными полосами поля колышимой ветром пшеницы, на округлый силуэт неосвещенной хижины в трех милях от себя. Его ноздри втягивали сырой и холодный воздух, наполненный запахами растений и теплом немного суетливой дикой жизни. Он слышал легкие неторопливые порывы ветра, отдаленный крик птицы, еле-еле различимое гудение какого-то летательного аппарата в нескольких милях над головой. Его нервы впитывали колебания и всплески нейронных потоков других существ. Вот так же он лежал в темноте Холата, ожидая прихода животного, на которое охотился, и мысленно плыл по необъятной бормочущей ночи. Но на этот раз добычей являлся он сам, а раствориться в жизни Земли ему не удавалось. Она была для него слишком чужой: каждый запах, каждое видение, каждое вздрагивание нервов у мыши или жука исходили чужеродностью, ветер — и тот шумел по-другому.
