За его ожиданием и страхом стоял провал как во времени, так и в пространстве, каким-то образом планета, которую он знал, ее обитатели — взрослые и дети, родные и близкие — оказались в тысяче годах от него. Он был так одинок, как ни один представитель его расы. Один и одинок.
Он мрачно вспомнил, что философы с Холата отнеслись к земному кораблю с подозрением. По их понятиям о мире, во Вселенной любой объект, любой процесс были логически и неизбежно конечны. Понятие бесконечности, будучи извлеченным из чистой математики и приложенным к физическому космосу, нарушало какое-то чувство правильности, а идея перемещения на световые годы не укладывалась в рамки здравого смысла.
Ослепительная вспышка новизны происходящего ошеломила древний разум. Эти создания с неба и их корабль стали более чем откровением. Было так интересно работать вместе с ними, учиться, находить решения проблем, которые их не-холатанский разум не мог найти сразу. На некоторое время осторожность отступила.
В результате Сарис Хронна, увертываясь и пригибаясь, словно во сне пронесся через лес, преследуемый сгустками энергии, которые испепеляющими молниями ударяли в его следы. Он кружил, петлял и прятался, используя все охотничьи уловки, какие только знал, чтобы спасти собственную жизнь, которая сама по себе для него ничего не значила.
Он слегка раздвинул губы, и во тьме мелькнули белоснежные клыки. Нет, даже теперь оставалось еще кое-что, ради) чего стоило жить. Кое-что, ради чего стоило убивать.
Если бы он мог вернуться обратно… Мысль была словно тусклая одинокая свеча в штормовой ночи. Даже за две тысячи лет Холат изменился бы не намного, если только еще один человеческий корабль не наткнулся на планету. Его народ не был статичным, прогресс шел постоянно, но это был рост, подобный эволюции, в гармонии с природой и созвучный ритму времени. Там он смог бы найти себя снова.
Но…
В небе что-то двигалось. Сарис Хронна распластался так, как если бы хотел закопаться в ил. От мысленного напряжения глаза его сузились в желтые щелки, и он сконцентрировал все свои чувства на парящем в вышине призраке.
Да — электропотоки, но не нейронные, а холодная круговерть электронов, бездушные колебания, которые словно гвозди скребли по его нервам. Небольшое воздушное судно, решил он, медленно кружит в воздухе, направив детекторы во все стороны. Оно охотится за ним.
А может быть, стоит смиренно подчиниться? Экипаж «Эксплорера» состоял из порядочных людей, а к Лангли он вообще начинал испытывать все большую и большую привязанность. Может быть, и его находящиеся вдали соплеменники тоже были по-своему правы… Нет! Слишком многое поставлено на карту. Целиком вся его раса.
У них на Холате не было технологий, позволяющих переправляться от звезды к звезде. Они все еще пользовались инструментами из кремня и кости, путешествовали пешком или в долбленках под парусами или на веслах, питались охотой и рыболовством, разводили несметные стада мясных животных, полу одомашненных с помощью телепатического контроля. В тихой зелени редких лесов один холатанин смог бы выследить и убить дюжину землян. Но один земной космический корабль мог, зависнув в небе, посеять смерть на всей планете.
Флаер наверху стал удаляться в сторону. Сарис перестал сдерживать дыхание и набрал воздух в легкие.
Что делать, куда идти, как скрыться?
Ему до слез захотелось снова стать ребенком, маленьким и пушистым, лежать на шкурах в пещере или земляной хижине или копошиться на смутно различаемом необъятном теле матери. Всхлипнув, он вспомнил летние солнечные дни с прыжками, возней и другими играми, уютные зимние ночи, когда они прятались под землю… песни, разговоры, слияние в одно большое теплое целое эмоционального единства… он вспомнил, как отец брал его с собой на охоту и обучал разным приемам, и даже то, как ему было скучно пасти животных, когда выпадала его очередь. Маленькая изолированная семейная группа являлась сердцем его общества, без нее он пропал бы… а сейчас весь его клан был давно мертв.
Флаер возвращался. Он двигался по спирали. Сколько их там в вышине и сколько миль укрытой ночью Земли они прочесывают? В душе его трясло, не столько от страха, сколько от боли одиночества. Жизнь на Холате подчинялась строгим порядкам и обычаям; сдержанная учтивость между молодыми и старшими, мужчиной и женщиной, спокойная пантеистическая религия[5], семейные обряды по утрам и вечерам — все находилось на своем месте в равновесии, гармонии, уверенности, каждодневном знании, что жизнь — это одно огромное целое. А сейчас его бросили во тьме чужой ночи, за ним охотились, как за диким зверем.
Установленный образ жизни не был в тягость, ибо накопившееся напряжение всегда можно было сбросить то ли в погоне за дичью, то ли во время фривольной ярмарочной пирушки, где семьи встречались для торговли, чтобы обсудить вопросы политики и женитьбы молодых, выпить и повеселиться. Но здесь, этой ночью…
Штуковина над ним опустилась ниже. Мышцы Сариса окаменели, но в душе все пылало. Пусть только окажется в пределах досягаемости, тогда он перехватит управление и разобьет ее о землю!
К этому моменту он был вполне способен убить. В холатанских семьях отсутствовала власть одного из членов семьи. Не было суровых отцов или вредных братьев, все они были одним целым. Но если член семьи обнаруживал настоящий талант, то все остальные щедро поощряли его занятия музыкой, искусством или размышлениями. У Сариса способности проявились еще в детстве. Позже он поступил в один из университетов.
Там он пас скот, мастерил инструменты, драил полы, расплачиваясь за привилегию валяться в хижине какого-нибудь философа, художника или мастера по дереву, спорить с ними и набираться знаний. Особым чутьем он отличался в естественных науках.
У них на Холате были собственные знания, как бы оправдываясь, подумал он, в то время как металлическая смерть медленно спускалась в его сторону. Книги переписывались от руки на пергаменте, но они были полны здравого смысла^ Знания по астрономии, физике и химии по сравнению с человеческими выглядели элементарными, однако они были верны. Биологические науки, разведение животных, понимание и использование экологии были по крайней мере на уровне, а возможно, и опережали земные там, где, кроме линзы и скальпеля, другие инструменты не были нужны. А математики Холата обладали врожденными способностями, которые намного превосходили возможности любого человека.
Сарис вспомнил, как был поражен Лангли, когда увидел, с какой скоростью он овладел английским, как малыши изучают неевклидову геометрию и теорию функций. Землянин посетил различные философские школы, послушал проходящие там оживленные дискуссии и с некоторым сожалением признал, что строгость холатанской логики и ее высокоразвитая семантика делают их инструментом намного более ценным, чем что-либо подобное, созданное его собственной расой. И именно философ, который первым разъяснил связь дискретных функций с этикой, предложил ключевые усовершенствования в электронных цепях «Эксплорера».
