Теперь он пришёл именно туда, потому что уже неделю его волновал вопрос идентификации их «найдёныша». Его снимки показали каждому обитателю палаточного городка, но никто уверенно не признал его. Одна женщина, увидев снимок, радостно вскрикнула: «Это же Мисако, моя племянница!» — но узнав, что это мальчик, разрыдалась. Один подросток сказал, что вроде бы видел этого мальчишку на соседней улице, но фамилии или имени вспомнить не мог.
Каждый день сестры обрабатывали всё новые данные, восстановленные с мнемопатронов, на которых можно было хоть что-то восстановить. Значительная часть могильных плит на кладбище теперь имела не только обозначение квартала и улицы, но и имена семей, что там проживали. Брат Аарон сразу отослал сестрам генетические данные ребенка, отпечатки ладоней и ступней, но за неделю сестры ничего не нашли. Сагара надеялся, что генетический анализ поможет хотя бы определить фамилию и возможных родителей, однако это оказалось напрасным: мальчик не был в родстве ни с одной идентифицированной семьёй. Не был он роднёй и людоеду — чью личность также не установили.
… Сагара спустился в подвал.
— Добрый день, — приветствовала его сестра Сильвия, окутанная мерцающим кружевом голографических проекций. На одной Сагара узнал трехмерный план города, на другой были столбцы имен, на третьей мелькали какие-то меняющиеся цифры… Женщина казалась колдуньей в мареве заклинаний. — И… нет. Ничего. Почти.
— Я ведь ещё не спросил, — разочарованно отозвался Сагара.
— Вы всегда спрашиваете одно и то же. Хотелось бы мне дать другой ответ. То есть — мы не нашли ничего на мальчика. Но… нашли на людоеда.
Сагара вздохнул.
— Ну, давайте.
На одной из проекций появилось приятное улыбающееся молодое лицо.
— Джейми Сидони, — прочитала сестра Сильвия. — Место рождения — станция Ходэри. Педиатр. Был женат на Мико Арунти, имел сына семи лет. Среди живых есть один дальний родственник — Мария Янаги. Не опознала его, да?
Сагара вспомнил изуродованное огнём и дикими страстями лицо мёртвого людоеда.
— Не удивительно. Такой, каким я его видел — он ничего не имел общего с этим снимком.
— А может, они были просто незнакомы. Бабушки Мико Арунти и госпожи Янаги были родными сёстрами. Довольно неблизкое родство. Скажете ей? Или мне сказать? Или промолчать?
Сагара вспомнил женщину, что целыми часами просиживала на краю койки в лазарете «Льва», слегка покачиваясь вперёд-назад.
— Нет, — сказал он. — Просто напишем имя на надгробии.
Сестра оперлась локтями на панель терминала, сцепила пальцы в замок и положила на них подбородок.
— Он ни разу не обидел ребенка, да? Убивал только взрослых? — Сагара кивнул. — И спрятал малыша в своём логове. Было что-то такое, через что он не мог переступить… Кстати, как мальчик?
— Он выздоровел от дизентерии, немного пополнел, — Сагара вздохнул. — Но так и не заговорил. Какая жалость, что мы убили этого несчастного. Может, он все-таки сохранил бы что-то из профессиональных навыков? Плохие у меня сегодня шутки…
— Мозг не поврежден?
— Брат Аарон говорит, что органических повреждений нет. А что до всего остального… — Сагара развёл руками. — Знаете, он не кажется умственно отсталым. Он просто не говорит. Понимает, что ему говорят. Речевые центры возбуждаются — то есть мысленно он что-то говорит. Но не вслух. Я несколько раз обращался к нему по-нихонски. Такое впечатление, что он лучше понимает этот язык, чем латынь. Может нарисовать хэнохномохэдзи…
— Простите, что?
— А… такая рожица, её можно нарисовать знаками хираганы, — Сагара взял стило и начертил на одной из проекций: брови и рот — знаками «хэ», глаза — знаками «но», нос — знаком «мо» — и обвёл всё широким крючком, знаком «си», к которому добавил два волоса на виске — знак звонкости, который превратил «си» в «дзи». — Но писать не умеет. Хотя пытается. Делает вид, что что-то пишет, но это всё каракули. В целом какой-то диковатый. Не агрессивный, но диковатый. Прячет еду по закуткам…
— Он свободно ходит по кораблю?
— Почти. Ему не разрешают лазить по рабочим секциям и выходить наружу — но он и не слишком-то рвётся туда. Выход нашёл легко, однако не пытается им воспользоваться. Ему нравится корабль.
— А он нравится команде, так?
— Ну… — Сагара снова развёл руками. — Ваша правда. Понимаете, мы же целыми днями только и делали, что доставали и хоронили мертвецов. Сожженных, полусожжённых, сгнивших, всяких… Найти кого-то живого — это было… такое утешение…
— Но вы же понимаете, что ребенок — это не птичка, не кот, не морская свинка, чтобы вот так завести его на корабле для разрядки и улучшения морального климата в коллективе…
— Разумеется. Но… есть одно «но». Даже два «но». Во-первых, его личность так и не установлена — поэтому господин Ито не решается выправить ему хоть какие-то документы. А вдруг вы найдёте тут зацепку? Зачем ему все это время жить в палатке, если он может у нас? А во-вторых… мне тут дали понять — не напрямую, а так, намекнули — что он там, в коммуне… ну, не слишком нужен.
— Что значит «не слишком нужен»? — плотная и высокая сестра Сильвия, поднявшись на ноги, заняла собой едва не половину этой комнатки.
— Откровенно говоря: он их пугает. Выкормыш людоеда, он постоянно своим видом напоминает им про то, во что мог превратиться каждый…
— Какая глупость!
— А ещё — про трусость. Их было почти шесть сотен, если каждый просто плюнул в сторону людоеда — этого было бы достаточно, чтоб его утопить. Просто они боялись сделать рейд в канализации.
— А вы? — усмехнулась инквизиторша.
— А мы не верили в байки про людоеда, пока двоих не нашли мёртвыми. Поймите, они были все перепуганы — и рассказывали такое, что на уши не натянешь…
— Не говорите мне. Я собираю их свидетельства точно так же, как вы хороните их родственников. День за днем… — эта высокая сильная женщина вдруг неловко опустилась в кресло и, рыдая, стянула велон с головы и начала вытирать им лицо.
— Сестра… — Сагара растерялся. Он не знал, что делать.
— Идите отсюда! Идите ко всем чертям, оставьте меня одну, и я возьму себя в руки, — Женщина махнула на него велоном. — Идите! Если появится информация, я выйду на связь!
Сагара сперва попятился, а потом выбежал на улицу.
Серым было небо, снова полное готового пролиться дождя, чёрными — улицы, а между серым и черным шагала колонна заключенных, одетых в яркие оранжевые робы.
— Вы гляньте — монахи! — крикнул кто-то из колонны.
Двое братьев на страже около мэрии, облаченные в кидо, стояли неподвижно.
