Но в некоторых вопросах мы с мамой очень похожи. И я не отвела взгляд.
Несколько секунд я изучала очень близко злые желтые глаза, но мне не было страшно. Потому что я видела, каким его взгляд был в ночь нашего знакомства. Я знала, какого Нордвелла надо бояться.
Он вдруг усмехнулся. Поднял руку, и пальцем провел по ракушкам у меня на груди. Амулет. Опять я про него забыла.
– Он ваш, я сейчас… надо было сразу отдать.
Попыталась снять «удачу бродяги», чтобы вернуть законному владельцу, но у владельца на этот счет оказалось свое мнение. Он перехватил мои руки и все с той же полуулыбкой-полуухмылкой сказал:
– Нет уж, пусть у вас остается. Вам сейчас нужнее.
Мне так мне: в амулетную удачу я не верю, а ожерелье симпатичное.
– Родригес, у вас есть подружка? Или друг? С которым вы могли бы поговорить, и который бы вас выслушал? Полиция вам непременно назначит психолога, так положено после всяких подобных инцидентов, но психолог, это не всегда то, что нужно.
Я подумала, что в кампусе у меня было довольно много подруг и приятелей, но в каникулы их где сыщешь-то? Зато сразу вспомнился Джо Мартинес.
– Да. Есть, конечно.
– Вот и хорошо. Как только все утрясется, сразу встретьтесь с ней. Поговорите. Расскажите ей все, что не готовы рассказать посторонним или родным. Сможете?
Я кивнула. Мои мысли были в этот момент заняты тем, что Нордвелл как поймал мои руки так и не выпускал их. И от его рук моим было тепло. И возмутительно уютно.
– Вот и славно.
– Почему – Родригес? Вы же знаете, как меня зовут. Я говорила.
– Говорили – роботу у Ашота. Не мне.
Я попыталась поймать его взгляд, но куда там. Он смотрел мне за плечо, на восток, где небо потихоньку начинало темнеть. Туда, где постепенно растворялся в волнах пенный след лодки.
Зато на западе, прямо под солнцем, в золотистой дымке показались берега Коста-Кристалл. Совсем недолго осталось плыть.
– И пообещайте мне еще одну вещь.
– Что?
– Держитесь подальше от Переса. И от меня держитесь подальше.
– Столько добрых напутствий, сдохнуть можно.
Я осторожно, хоть и не без сожаления, высвободила ладони и поспешила вниз.
Как будто мне мамы мало раздавать полезные советы и предостерегать от плохих парней.
Эск экстренной помощи мы заметили, еще не причалив. На последних метрах Нордвелл сам взял управление и подогнал лодку почти вплотную к участку берега, где уже ждали врачи. Они сами поднялись на борт, сами переложили на носилки и унесли Луиса. Мама улетела с ним вместе. Я, подумав, осталась, предварительно уточнив, где смогу завтра навестить родных.
Снова связалась с шефом Ларди, объяснила ситуацию. Шеф глядел на меня не просто синей глубинной рыбой, а глубинной рыбой, слегка подвяленной на солнце – ему явно было нехорошо.
Он поделился неутешительными новостями. Наш дом на Эсмеральде сгорел полностью. Прибывшие агенты трупов на острове не нашли, но нашли пятна крови по всей территории. По ДНК сразу установили личности и сейчас собирают данные о них. А на Фелице кто-то попытался убить Алваро Переса. Но пострадал только секретарь.
Федеральные власти закрыли телепорты. Начались глобальные проверки и на планете и в орбитальном городе.
Моим родителям выделили персональную охрану и как только появится возможность, их спрячут так, что никто не найдет, даже если будут точно знать где искать. Если я хочу, мне, кстати, тоже выделят охрану и препроводят на секретный адрес для последующего инструктажа и отправки в страшно секретное место пережидать события.
Дурацкое предложение. Конечно, никуда я не поеду. Завтра вернусь в участок и продолжу работать… или что там полагается? А, медицинское освидетельствование? Да пожалуйста. Куда явиться? Хорошо. Ладно, согласна на охрану. Да мне все равно, кто. Агент из федерального агентства? Да хоть два. Нет, стоп, я пошутила, двух не надо.
Сразу за причалами Коста-Кристалл начинаются пляжи, на которых полно народу даже сейчас, на закате. В летних кафе играет музыка, мерцают декоративные огни.
Нордвелл брел по линии прибоя в сторону бухты. Прямая спина, лицо – к закату. Солнце уже почти село, но он все равно пытается поймать последние лучи. Как будто он – солнечный элемент питания. Или плавучий цветок-компас. Только не плавучий, а идучий. Идущий. Идущий в закат компас-пират.
Я спрыгнула на берег. В туфли сразу же насыпался еще не остывший песок, пришлось их снять и взять в руку. Снимать оказалось трудно – почему-то руки плохо слушались, а равновесие все время ускользало. Наверное, мы слишком долго пробыли на воде, и я привыкла к небольшой качке. А теперь, на твердом берегу, пожинаю последствия. Правда, никогда раньше таких неприятностей со мной не бывало.
И можно было сразу уйти в город… или все-таки догнать и попрощаться.
Я решила догнать.
А через несколько минут обнаружила себя сидящей на песке у самого прибоя. Сидеть было тепло и удобно, только голова все время падала – не куда ее, бедную, приложить. Разве что прямо на песок.
А что такого – ночи сейчас жаркие. Кто меня прогонит с пляжа-то? Да еще полно народу на берегу, хотя стало почти темно! Лодка Нордвелла рядом, а сам он, наверное, уже где-то далеко-далеко, за горизонтом… так и идет вдоль прибоя. Примерно через неделю он своим ходом придет к своей лодке с другой стороны острова…
Нордвелл присел рядом. Я не услышала, догадалась. А через секунду получила подтверждение:
– Родригес, вы что-то совсем раскисли. Давайте я провожу вас до гостиницы.
– Справлюсь. День паршивый был просто. Ну, вы знаете.
Я встала. Отряхнула колени. Вот же! Прекрасно стою!
– Идите сюда. Да что вы от меня все время шарахаетесь!..
Я молча вцепилась в его локоть – чтоб только перестал обвинять, что шарахаюсь. Меня просто немного качает! Был паршивый день, я говорила.
Думаю, встречным казалось, что я пьяна до потери человеческого вида. Но это все равно. Оказалось, что если попасть в ритм шагов Нордвелла, то вполне можно идти, не спотыкаясь, и даже не очень висеть у него на локте.
Мы миновали улочку прибрежных отелей и гостиниц, вышли к ярмарке. Я подумала, что номер на ночь можно было снять рядом с пляжем, и не заморачиваться дальней ходьбой, но вероятно, Нордвелл руководствовался соображениями конспирации.
Хотя, сетевой след в толпе отдыхающих спрятать трудно.
Миновали ярморочную площадь, поднялись по пешеходной улочке-лестнице, миновали еще одну узенькую и не очень чистую улицу. Я вскоре перестала даже пытаться запоминать маршрут, и не знаю, сколько времени мы бродили по городу, пока не оказались у небольшого, нового коттеджа над бухтой. Нордвелл махнул рукой над сенсором, открылась дверь. В прихожей тут же вспыхнул свет, потянуло прохладой.
…крошечная комната, плетеный пляжный шезлонг вместо кровати. Правда, на шезлонг горой навалены круглые подушки, лежит несколько пледов. Нордвелл подвел меня к этому «спальному месту», усадил, точно куклу.
– Ну вот. Отдыхайте.
Может он еще что-то добавил, да я не расслышала: спала.
Проснулась от отчетливого Нордвелловского рыка:
– Вы должны были предвидеть! У вас такая работа. И почему ее должен делать я?
Кто-то что-то невнятно пробубнил в ответ.
Я протерла глаза, выглянула в окно. Солнце, оказывается, поднялось уже довольно высоко, а значит, надо спешить. Мои, может, еще в больнице. В серво-сети никаких новых сообщений нет, так что скорей всего, их еще никуда перевести не успели.
За дверью, в гостиной, что-то хрустнуло. Я прислушалась.
– Кто мог предвидеть, что Бруно ради сиюминутной выгоды рискнет налаженным каналом поставки? Эсмеральда – его ошибка!
Голос гостя был обыкновенным. Раздраженный тихий баритон.
– А я его понимаю. Для вашего Бруно несколько важней сейчас прижать к ногтю Переса, иначе Перес, с его обширными политическими связями, почти не напрягаясь, получит его бизнес со всеми поставщиками и всеми посредниками. Вы знаете, что меня на острове срисовали? В полный рост? Вероятно, вам придется искать другого человека на мою роль.
