– на вид – существа норовили нарушить. И без того хлипкую конструкцию организма они тщательно травили этилатами и вдыханием дыма сушеных кустов Nicotiana tabacum. Прыгали под машины и с крыши. Грабили ради бумажных знаков стоимости. Воевали друг с другом, что совсем уж дикость. Меня спасала только кремниевая часть мозга, не подверженная эмоциям вообще.
Так меня учили.
– Внучка же… Повод все-таки! – решительно заявил дед, плюхаясь обратно на стул. Муху он не догнал, но слегка напугал – я чувствовал эхо примитивных эмоций. – Будешь, Шарик?
Он достал наполовину пустую бутылку с ярким пятном этикетки. Вот уж дрянь так дрянь! Я ради спасения жизни не стану такое вводить в организм.
…в Энске полдень! К последним новостям. Сегодня глава администрации нашего города торжественно открыл лестницу, ведущую…
Я приподнял ухо в сторону телевизора, но дед уже, чертыхаясь, жал на кнопку пульта. Изображение местного диктора осталось на месте, а вот звук мгновенно пропал.
– Не туда ткнул, – виновато заметил Антон и бросил пульт на стол. Перемотанная изолентой коробочка видела и не такое обращение, особенно по вечерам. – Стаканом задел, Шарик. Напугал тебя небось?
Шутник. Меня скоростной спуск из стратосферы не напугал, утонувшая в озере капсула – тоже, а он думает, я от его телеящика вздрогну. Не дождется.
Стакан тихо звякнул о зубы деда. Руки дрожат? Наверное, он настолько рад будет увидеть внучку. Черт их разберет, человеков, что и какие эмоции у них вызывает. Я для этого и работаю который год, только вот результата не видно. Органическая часть мозга время от времени нащупывает что-то, подводит итоги и скидывает в электронную, но целиком – как личность – я в местных нравах не разобрался.
– Р-р-р, гав! – громко заявил я хозяину.
Антон, быстро нацедивший себе вторую порцию, застыл на месте. Потом поставил стакан на место и виновато согласился:
– Да… Ты прав. Машка приедет, а я уже в слюни. Негоже так. Чем же заняться-то…
Я перевернулся на брюхо, потянулся и встал. Пора размять лапы и пройтись по улице. Там другие люди, там масса существ низшего порядка – вон, у соседки, корова есть. И все – источник сведений. Абсолютно все. Даже эти вот двое, сидящие на давно сгнивших досках, штабелем привалившихся к забору дома напротив хозяйского.
– Слышь, псина, сотка есть? – Не поверите, но это он мне. Шутят они так или это реальная безысходность?
Мужичок неведомого возраста вскочил с досок и направился ко мне. Какие уж тут шутки, просто дурак. И второй не лучше – сидит щерится беззубым ртом, смешно ему. Щетиной аж до глаз зарос, не хуже меня, только моя рыжая, а у этого – седая. И вся клочьями какими–то. Бутылку не урони, это ж горе будет!
Действие равно противодействию, сие местный ученый давно открыл. Вот и нечего ко мне руки тянуть, грязные они у тебя. Да и воняет от обоих алкашей как из помойки – моча, перегар, немытые отродясь ноги.
– Решка, держи гада! Он мне руку прокусил! – завопил тот, что на ногах. И ладонь себе в рот сует, нервничает. Я-то отскочил сразу, а он мечется.
– Говорил, не лезь, – равнодушно ответил сидящий. – Давай бухнем лучше. А потом к Нюрке за еще сходим.
– Денег нет, – невнятно из-за руки во рту промычал укушенный. – А псину я повешу сейчас. Поймаю и – на липу вон!
– Дурак, что ли? – слегка удивился Решка. – Охренеешь ее ловить. Да и зубастая она. Давай, Федор, выпьем. За новую лестницу мэра, чем не повод?
– Пошел ты… – прошипел тот, вытащив руку изо рта и рассматривая алые точки от моих зубов. – Убью тварь!
Из дедова окна за моей спиной грянуло:
Come as you are, as you were
As I want you to be!
Закинул второй стакан все-таки, паразит. Он до этой дозы музыку никогда не включает. Само окно из–за цветущей липы видно не было, но озверевший Федор схватил валявшийся на дороге кусок кирпича и запустил на звук. Нервный он какой–то, право слово.
Чем ему «Нирвана» не угодила?
Где-то в глубине веток посыпались стекла. Кобейн поперхнулся на полуслове и затих, а мгновенно сообразивший неладное Решка уже тянул Федора за рукав в сторону:
– Ты чего делаешь- то, а? Сбрендил?! Сейчас ментов вызовут! Плюнь ты… Пойдем!
– Его собака, да? Его? Антохина? Вот ему и отвечать! – пьяно орал тот.
Медленно вырулившая из–за угла машина проехала мимо, аккуратно обогнув двух алкашей. Даже не остановилась. Впрочем, интересного мало: один визжит, тряся прокушенной рукой, красный, потный. Второй, сунув бутылку в карман, вовсю его успокаивает. Даже я успел насмотреться подобного, чего уж о местных жителях говорить.
Если бы труп лежал – тормознули бы. Из окна на телефон снять на память. Для инстаграма.
Дед выскочил на улицу с топором. Уважаю, кстати, люди – они существа прямолинейные. Не понимаю их напрочь, но отношусь с почтением. Тем более, что колун в умелых руках – аргумент серьезный.
– Кто мне окно разъе… – начал было он, но запнулся.
Федор очень уж зол был. Вместо обычных в таких случаях долгих обсуждений непонятно чего с неизменными вопросами о взаимном уважении, укушенный сунул руку карман и вытащил щелкнувший пружиной нож. Против топора так себе игрушка, но и сам боец помоложе, да и злой не на шутку.
Деду-то что? Окно разбили? Так оно и раньше было расколото, нечего бутылки бросать спьяну. А тут – членовредительство.
– Точно дурак… – протянул щетинистый Решка, но его уже никто не слушал. Даже я.
Эмоциональный фон зашкалило, мой двойной мозг Разведчика с трудом справлялся с перегрузкой.
Дед Антон неуверенно махнул топором. Просто для острастки. Но Федор воспринял все серьезно, нагнулся, нырнул моему хозяину под руку и ударил ножом в грудь. Там что-то хрустнуло, кость попалась крепкая, но лезвие скользнуло чуть ниже и ушло по рукоятку. Федор отскочил назад, ошеломленно крутя головой, словно высматривал – кто же это здесь злодей, кто убийца?!
– Эх… – выдохнул Решка. – Сто пятая, братан. У хозяина в почете будешь.
Антон выронил топор, глухо упавший на асфальт. Поднес руку к груди и нащупал рукоятку.
– Шарик, ты это… Машку надо встретить, – прошептал он и упал на спину. Словно толкнул кто.
Мозг у меня почти кипел. Последний всплеск, вот эти эмоции умирающего, прорвали плотину между живой и электронной частями, порвали нейронные связи и сплели их заново, но в совсем другом сочетании.
Я обнюхал лежащее тело. Взгляд хозяина остановился, теперь он смотрел стеклянными
