– Эта кровавая неразбериха… Поспи немного.
Я тупо уставился на карту.
– Если я оставляю это проклятое место, то никогда сюда не вернусь.
Торн спокойно спросил:
– Что это, Роб?
Моя рука включила все, в том числе и лазеры внизу.
– Это мое занятие. Ты – только наблюдатель.
– Едва ли этот так. – В моих ушах все еще раздавался призыв капитана: Вы не можете совершить хладнокровное убийство. Я умоляю вас. – Неужели все-таки не могу?
– Что? – Адмирал выглядел сильно удивленным, и я понял, что только что говорил вслух.
– Ничего. – Я наконец сел на стул. – Что произойдет потом?
– Я предполагаю, что Рубен сосредоточит свое внимание на центре города. Так много кварталов, которые мы взорвали, но гораздо больше тех, которые до сих пор целы.
– Это все должно исчезнуть с лица земли?
– Не мое решение.
– По словам Ника, должно быть твоим.
– О? – Он поднял бровь. – Это поэтому Ричард возложил на тебя обязанность быть его голосом совести?
– Отец не нуждается в этом. Он всего лишь человек.
– У него есть сомнения?
– Я так не думаю. Может быть. Он… Я не знаю.
Возникла недолгая пауза, которую прервал я:
– Я позвоню домой.
– Уже довольно поздно.
– Тогда я разбужу его.
Несколько минут спустя я услышал недовольный голос отца. Взъерошенный, он сидел на краю кровати.
– Робби, четыре утра – не совсем удачное время для пересмотра политики.
– Кан заходит слишком далеко.
– Ты прав. Что же тут такого?
– Люди погибают.
– Люди всегда где-нибудь погибают. Это прискорбно, но эти потери не составляют и сотой части тех, во что нам обошлось столкновение с рыбами, и мы тогда не боялись их.
– Это не одно и то же, отец. Это предотвратимо!
– Больше нет. – Он пристально посмотрел на меня, – Робби, ты ужасно выглядишь. Тебе следовало бы остаться в больнице еще…
– В задницу больницу!
Надо взять себя в руки: я никогда не убедил бы отца, говоря тоном капризного испорченного ребенка вроде Джареда Тенера. Невольное воспоминание об Адаме сделало меня, пожалуй, более решительным.
– Что, если есть вызванная сочувствием негативная реакция? Ты не должен быть сенатором, который…
Отец резко оборвал меня:
– Я не буду сенатором, который нанесет предательский удар в спину Генеральному секретарю в ходе войны! – Он поднимал руку, чтобы остановить мое возражение. – Робби, в критической ситуации обе партии сплачиваются и работают сообща или делают вид, как будто они сплачиваются. Критиковать Кана публично, особенно после обещания нашей поддержки… – Он отрицательно покачал головой. – Не хочешь ли ты, чтобы избиратели запомнили бы меня как нытика, критикана, который чинит препятствия на пути доблестного Генерального секретаря, в то время как он…
– Но реальность не такова!
– Реальность не будет выбирать меня Генеральным секретарем. Когда пыль осядет, у меня будет шанс, чтобы прояснить, насколько бесчеловечными и жестокими были действия Кана. Мы представим законопроект, чтобы компенсировать потери оставшихся в живых нижних. Ты знаешь, как это подготовить. Но я не буду в данный момент предавать это гласности. – Он сделал паузу. – Кроме того, Рубен согласился стрелять по тому месту, которое нам нужно для Франджи. По крайней мере хоть что-то хорошее можно получить от этого разгрома.
– Отец, вмешайся конфиденциально, свяжись с Каном. У тебя есть влияние… Сообщи ему, что это зашло слишком далеко.
– В течение сорока лет мое слово было значимо. Это – единственный капитал, который есть у политика, Роб. Я не буду его обесценивать.
– Ты, сидя в Вашингтоне, не знаешь, насколько безнравственно и ужасно массовое убийство…
– Не я создаю ад! – Его глаза метали молнии. – Как смеешь ты читать мне лекции о морали! Ты думаешь, что я не видел конфиденциальные отчеты Рубена? Думаешь, что я не знаю то, какие приказы Торн отдает как раз в эту минуту? Какие данные Эрнст сообщает ему? Сколько тяжелых потерь несли войска ООН, и оценки жертв со стороны нижних? Это вышло из-под контроля, вызывает отвращение, причем – без всякого нравственного, этического основания. Именно поэтому Кан должен быть заменен. Ты хотел бы, чтобы это произошло, Робби?
– Да, но…
– Ты хочешь, чтобы меня избрали?
Я судорожно сглотнул, ощущая во рту неприятный привкус поражения. Самое плохое заключалось в том, что он был прав.
– Да, отец. Я хочу видеть, как тебя выберут.
– Тогда мы не будем делать ничего, что бы вызвало сомнения относительно меня в этот критический момент. Я кивнул.
– Что касается твоего друга Адама… Нашли его тело? – Отец никогда не закончил бы телефонный разговор на горькой ноте, если он каким-то путем мог избежать этого.
– Не думаю, что это так.
– Ужасно. Сифорт хотя бы определил местонахождение Тенера-младшего?
– Ф.Т., как ни странно, видел его, в одном месте, в качестве пленника нижних. Он, может быть, все еще жив. Это – все, что мне известно.
– Интересно, кто теперь будет растить его?
Я знал, что отец сейчас вел пустой разговор, чтобы дать возможность нашим чувствам и эмоциям успокоиться.
– Понятия не имею. Мне жаль, что я накричал на тебя. Доброй ночи.
– Я люблю тебя, Робби. – Надо же!
Он отключился.
Я сидел долго, уставившись на телефон. Мальчишкой я мечтал поступить в Академию. Мне нравилась быть военным, время от времени даже очень нравилось. Но хотя я стал лейтенантом, никогда не думал о себе в этом качестве, мне казалось, что я нахожусь не на своем месте. Иное дело политика – здесь я чувствовал себя более уверенно. У меня обнаружился своеобразный талант, врожденное ощущение того, что было осуществимо, и того, что являлось бы притягательным. Я устанавливал для себя цели, достигал их, и мои стремления росли день ото дня. Я был политический человек и мог многого добиться на этом поприще.
Если бы я остался в армии, я мог бы дослужиться до капитана. Если бы я добился Елены прежде, чем она выбрала Адама, я мог бы иметь семью.
Если бы не спор с отцом сегодня вечером, я не мог бы до такой степени чувствовать отвращение к себе. Когда история была написана, кто знал бы, избавил ли я себя от участия в этом ужасном поражении? Манипулируя опасениями Арлины, я сумел превратить поиски детей в уничтожающую всех и вся войну. Кровь тысяч нижних была на моих руках. Кровь Адама была на моих руках.
Я не мог сделать ничего, чтобы покрыть причиненный ущерб. Тем временем, две палубы ниже нас, смертоносные лазеры выполняли свою работу.
Неспособный больше сидеть в одиночестве, я подошел к пульту.
– Безуспешно. Он не будет…
Торн сделал нетерпеливый жест. Незнакомое озабоченное лицо заполнило экран.
