Даже в Университете Трех Столиц, который я курировал со стороны военного ведомства, вразумительного объяснения «5+1» — формуле разума Плавта — не нашли. Сама же Ута, как я понял давным-давно, еще с первых минут беседы со своей новой подчиненной, придерживалась в этом отношении воззрений ученых с экватора. Те полагали, что три церебры обеспечивают Плавту постоянное осознание им трехмерности окружающего пространства. Четвертая давала ему понимание процессов гравитации, а пятая — времени.
Я лично считал гипотезу красивой, но начисто лишенной опытных доказательств. А стало быть — представляющей чисто эстетический интерес.
Что думал об этом сам Плавт, оставалось загадкой и для меня, и, как я полагал, для Уты Ю.
Так или иначе — вот она, информация, столь мне необходимая! — Плавт был вынужден рискнуть и выдвинуть вместе с охотничьими органоидами к человеческой базе две своих церебры.
Они, как обычно, были заключены в выращенные Плавтом известковые раковины — своеобразные черепа. Внешне они походят на крупные раковины морских моллюсков, однако, в отличие от последних, снабжены множеством отверстий. Археологические находки их известковых останков еще задолго до открытия Плавта всегда повергали ученых Отчизны в изумление и давали почву десяткам гипотез самого экстравагантного свойства…
Обе церебры находились внутри обычных охотничьих органоидов. Отличить их владельцев визуально не представлялось возможным.
Лишь эти два органоида даже в случае разрыва коммутационных нитей с Плавтом, пребывающим в озере, были способны действовать полностью самостоятельно. И, главное, при необходимости к ним мог подключиться любой другой органоид, утративший нить дистанционного управления.
Таким образом, единственным из всех на базе, кто знал о существовании двух слабых мест в охотничьей армаде Плавта, в эти напряженные минуты был я — уроженец планеты Отчизна, командор Эр.
Майор госбезопасности А. М. Илютин
Поскольку Беллона находится за тысячу с лишком парсеков от ближайшей границы Объединенных Наций, но притом, в отличие от Солнечной, Альфы Центавра или Барнарда, не подлежит Первому Режиму, то есть не входит в число особо охраняемых систем Метрополии, оперативный космодром ГАБ на этой планете по праву считается глухоманью, если не сказать обиднее — захолустьем.
Не удивительно поэтому, что охрану космодрома и всего Периметра Рубрука нес ровно один взвод осназа. Моим личным упущением я готов признать тот факт, что после захвата «группы Бекетова-Смагина» прибывший со мной на Беллону взвод оперативников не был включен в систему постоянного дежурства.
В тот момент, когда охрана Периметра Рубрука приняла сигнал тревоги от системы внешнего наблюдения, осветила равнину и открыла огонь, НЖО — неопознанные живые объекты — устремились к воротам базы, выказав внушительную скорость перемещения, порядка 27–32 км/ч.
В то же время несколько НЖО уже действовали внутри помещений базы, проникнув в них, как показало позднейшее расследование, через систему подземных озер и карстовых пещер.
Как понятно теперь, мне следовало бы проявить инициативу и, не считаясь с мнением подполковника Курамшина, нарушить служебную субординацию, немедленно взять «группу Бекетова-Смагина» под свою личную охрану, вывести ее на летное поле космодрома и переправить на орбиту посредством одного из двух имеющихся «Гекконов».
Однако я, проснувшись по тревоге, для выработки решений — в том числе и относительно «группы Бекетова-Смагина» — нуждался в личной оценке ситуации. Для этого мне пришлось подняться с ноктовизором на крышу первого офицерского корпуса.
Оттуда я увидел, что атакующая стая НЖО уже преодолела пояс противопехотных заграждений, сломала восточные ворота, разрушила часть полибетонной стены и теперь распространяется по территории базы.
Поскольку всё происходящее сопровождалось беглой, если не сказать остервенелой стрельбой взвода охраны, я сделал два вывода:
— нападающие не поражаются надежно наличной номенклатурой боеприпасов к автоматам «Алтай» и «Нарвал»;
— тяжелым оружием взвод охраны не располагает.
Последнее меня не удивило, поскольку оно и не полагается подобным взводам по штатному расписанию.
Поскольку неопознанные живые объекты со всей очевидностью не были людьми, я предположил, что произошло нападение по сценарию «Фактор К». В силу этого я несколько преувеличил масштаб угрозы, что сказалось на моих дальнейших действиях.
В любом случае было ясно, что первым делом надо отразить нападение. Выручить космодром и его немногочисленных защитников мог подчиненный мне взвод старлея Быховского, состоящий из бывалых оперативников.
Оперативники были и вооружены, и экипированы намного лучше охраны космодрома. В том числе они располагали парой станковых плазмометов, весьма эффективных при обороне от неприятеля любых физических кондиций. При необходимости оперативники могли вести и успешные наступательные действия, используя несколько тяжелых боевых экзоскелетов.
Помимо высокой боевой устойчивости и сопротивляемости любым агрессивным внешним воздействиям экзоскелет служит превосходной самоходной платформой для многоствольного пулемета «Вал-9». А последний, хотя и использует ту же номенклатуру боеприпасов, что и автоматы, за счет принципиально более высокой огневой производительности может распылить любой небронированный объект характеристическим размером 2–3 метра.
Я собирался уже спуститься вниз, когда наконец включились все батареи прожекторов.
В их свете я разглядел то, что ускользнуло от меня при обзоре через ноктовизор. Шквальным огнем охране удалось вывести из строя два десятка «нарушителей-негуманоидов», как определил цели в спешном радиорапорте командир взвода охраны капитан Пучков.
Половина целей была уничтожена гранатами. Оставшиеся бессмысленно крутились вокруг первого же встреченного ими препятствия либо стояли на месте, раскачиваясь из стороны в сторону. Виной тому были оборванные пулями и осколками управляющие нити, но тогда я этого не знал.
Я поднял по тревоге взвод оперативников Быховского. Понимая, что в данном случае «подъем по тревоге» — пустая формальность и что они наверняка уже надели боевую экипировку и готовы действовать, я сразу же поставил им боевые задачи через голову старлея Быховского.
Четыре боевых звена получили от меня приказ взять под контроль бетонные полосы космодрома. Еще двум звеньям я приказал охранять первый офицерский корпус и подполковника Курамшина лично, а сам возглавил седьмое звено, которое отправилось за «группой Бекетова-Смагина».
