— Значит, вы мне верите.
Надуровина, может, и не была здесь главной, но держалась именно так, поэтому он уделял ей примерно половину своего внимания. Другая половина досталась Ирен.
— Мы верим в то, что вы что-то видели. Мы верим, что неизвестные могущественные разумные существа ответственны за полное уничтожение людей на планете Привал В Лесу. Это с одной стороны. Но с другой — мы не можем принять на веру слова человека, которого нашли в космосе в состоянии полного истощения и без сознания.— На сей раз ее улыбка вышла кривоватой.— Вы должны понять, какая ответственность лежит на мне и моих коллегах, назначенных для работы надданным делом.
— Спросите пайтаров,— парировал Мэллори.— Загоните их в угол, надавите на них. Спросите их, зачем им потребовались человеческие органы, и посмотрите на их реакцию.
Вперед выступил полноватый мужчина в гражданской одежде, до сих пор сохранявший молчание.
— Меня зовут Чженьчжу Бури-Ип. Я представляю здесь Всемирный Совет,— уголки его губ дрогнули.— Во всяком случае, ту часть Совета, которую проинформировали о вас. Будьте любезны, мистер Мэллори, объясните, как я должен спросить представителей расы, до сих пор отличавшейся добропорядочностью и дружелюбием, не они ли, случаем, виновны в гибели шестисот тысяч моих собратьев?
— Откуда я знаю? — отрезал пациент.— Я же не дипломат.
Бури-Ип мрачно кивнул.
— Вот именно, мистер Мэллори. Если — и заметьте, я говорю «если» — окажется, что рассказанное вами является следствием вашего искаженного восприятия, вызванного перенесенными физическими страданиями, и мы выдвинем против пайтаров ложное обвинение, пусть даже и не прямое, мы потеряем недавно обретенных друзей, прекрасных, полезных и популярных среди населения. Когда этот факт станет достоянием гласности, правительство рухнет.
— Послушайте,— Мэллори медленно и тщательно подбирал слова.— Пайтары не прекрасны. И уж тем более не полезны. Они уничтожили шестьсот тысяч мужчин, женщин и детей. По неким собственным извращенным причинам, не берусь судить, каким именно. Даже если они никогда больше не сделают ничего подобного, так как уже получили все, что им было нужно… ну, это будет еще хуже, чем если бы они попытались повторить подобный ужас где-нибудь еще. Ведь тогда, подучив все необходимое, они останутся безнаказанными.
Бури-Ип остался непоколебим.
— Я же сказал «если», мистер Мэллори. На данный момент никто не собирается списывать со счетов вашу теорию.
— Будьте вы прокляты! Это не теория! — Мэллори понял, что опять оказался на грани срыва, и усилием воли сдержался. Рядом продолжал стоять ассистент, готовый пустить вход инъектор.— Значит, вы не пойдете на конфликте пайтарами?
Представитель Совета тяжело вздохнул.
— Извините, мистер Мэллори, но обвинить целую расу в геноциде по отношению к другой расе, основываясь на словах одного человека… Мы не можем так поступить. Вы должны нас понять. Вам может не нравиться наша точка зрения, но вы должны ее понять.
— Я понимаю только, что если вы не предпримете хоть что-нибудь, по вашей милости человечество будет годами плясать и смеяться в обнимку со своими самыми худшими за всю историю Земли врагами, и эти враги станут смеяться громче всех. Если, конечно, они вообще умеют смеяться.
— Мы обязательно что-нибудь сделаем, мистер Мэллори,— сказала Надуровина, изо всех сил стараясь его успокоить.— Мы выясним, кто лжет, а кто говорит правду. В первую очередь мы намерены выяснить, кто же виноват в том, что произошло на Аргусе-5.
— Вам это не удастся, если вы не зададите нужные вопросы тем, кому следует.— Мэллори закрыл глаза и поглубже ушел в подушки.
Цзе нащупала пульс на его запястье, не доверяя машинам.
— Достаточно. Он совсем недавно пребывал в коме, и мы уже превысили предел его сил.
— Медсестра Цзе права,— поддержал ее Чимбу.— Нам пора уйти, чтобы он мог отдохнуть.
— Когда мы снова сможем поговорить с ним? — спросил Ротенбург. Несмотря на профессиональный скептицизм, его заинтересовал этот человек.
— Не ранее чем завтра.— Чимбу начал потихоньку выпроваживать всех из комнаты, словно он был заботливым отцом, а остальные — его детьми.— Если вы не желаете иметь дело с разумом, который начнет выкидывать разные фортели, дайте нашему пациенту отдохнуть. Если его состояние продолжит улучшаться, вы сможете снова поговорить с ним завтра — с его личного согласия.
— Может, отдохнув, он вспомнит что-нибудь еще,— пробормотал Ротенбург, выходя в коридор.
— Например, кто на самом деле совершал все эти зверства?— спросила Надуровина, идя рядом с ним по коридору.
— Значит, вы не верите рассказу Мэллори? — спросил Ротенбург, машинально отдавая честь двум охранникам, которые стояли на посту в дальнем конце прохода.
— Я не знаю. Пайтары — убийцы? Да еще с такой странной мотивацией? Может, мы имеем дело со следствием негативного сексуального опыта или детских комплексов пациента. Я не нашла в его медицинской карте ничего подобного, но это не значит, что где-то в глубинах его памяти не скрывается нечто неизвестное.
Они вошли в лифт и встали лицом к дверям.
— Это не означает, что он лжет. Вопрос в том, видел ли он на самом деле то, о чем говорит, или это является правдой лишь для его травмированного сознания.
— Потому Бури-Ип и сказал, что правительство не может пойти на конфликт с пайтарами,— согласился с ней Ротенбург.
— Знаю. Мы тоже не можем так поступить. Если не будет соответствующего приказа сверху, которого, очевидно, не последует. Начиная с самого первого контакта с пайтарами люди просто без ума от них.
Ротенбург понимающе кивнул.
— У моей жены есть два костюма, в которых использованы дизайнерские идеи пайтаров. Сама идея, что пайтары способны убить хоть одного человека, будет просто смешна для нее, не говоря уже о сотнях тысяч убитых. Если мы бросим такое обвинение, в политике начнется сумасшедший дом. Рухнут многие карьеры, или, по крайней мере, исчезнет всякая возможность получить повышение. Тут Бури-Ип очень хорошо понимает всю напряженность ситуации. Подобная конфронтация вполне может закончиться отставкой правительства.
— Согласна. Ни правительство, ни военные не могут пойти на открытый конфликте пайтарами. Зато может кое-кто другой.
— Кто другой? — налице Ротенбурга появилось полнейшее недоумение.— Кто же, хотя бы гипотетически…— он не договорил.— Если вы думаете именно то, о чем думаю я, то вы рискуете.
Надуровина не улыбнулась. В данный момент все ее поведение, как и мысли, подчинялись четкому порядку.
