– Будет в порядке, – вмешался Эванс, – но на это потребуется еще время. Последние пинки разрушили то, что мы делали.
– Что ж, – сказал Лаки, – придется продолжать. – Он с усталым вздохом сел. – Все прошло не совсем так, как я ожидал.
– Как это? – спросил Эванс.
– Ну, я думал уколами заставить пятно переместиться. Не получилось, пришлось убить его. В результате его мертвое тело сейчас опускается на «Хильду», как опавшая палатка.
– Ты хочешь сказать, что мы в ловушке? – с ужасом спросил Бигмен.
– Можно сформулировать и так, – холодно ответил Лаки. – Можно сказать также, что мы в безопасности здесь, если хочешь. Несомненно, здесь мы в большей безопасности, чем где-нибудь на Венере. Никто не может сделать нам что-нибудь физически, пока над нами эта гора плоти. А восстановив двигатель, мы прорвемся наружу. Бигмен, принимайся за двигатели; Эванс, давай выпьем кофе и поговорим. У нас больше может не быть возможности для спокойного разговора.
Лаки приветствовал отдых: в данный момент ему нечего было делать, только говорить и думать.
Эванс, однако, был встревожен. В углах его фарфорово-голубых глаз собрались морщинки.
Лаки сказал:
– Ты встревожен?
– Да. Что мы будем делать?
– Я тоже об этом думаю. Похоже, нам остается только рассказать всю историю о м-лягушкам кому-нибудь, кто не под контролем.
– А кто это?
– На Венере такого нет. Это точно.
Эванс смотрел на друга.
– Ты хочешь сказать, что на Венере все под контролем?
– Нет, но все могут быть. В конце концов человеческий мозг может управляться этими существами по-разному. – Лаки откинулся в пилотском вращающемся кресле и скрестил ноги. – Во-первых, на короткий период может устанавливаться полный контроль над мозгом человека. Полный! В этот период человек может поступать противоположно своей натуре, совершать поступки, которые угрожают его жизни и жизни окружающих: например, пилоты каботажного судна, на котором мы с Бигменом прилетели на Венеру.
Эванс мрачно сказал:
– Это не мой случай.
– Знаю. Этого не понял Моррис. Он считал, что ты не под контролем просто потому, что у тебя не было амнезии. Но есть и второй тип контроля, под которым находился ты. Контроль менее жесткий, поэтому человек сохраняет память. Но именно потому, что контроль менее жесток, человек не может совершить поступок, противоречащий его натуре: тебя, например, не могли заставить совершить самоубийство. Но зато контроль длится дольше – не часы, а дни. ММ-лягушки выигрывают во времени то, что проигрывают в интенсивности. Но может существовать и третий тип контроля.
– Какой же?
– Еще менее интенсивный, чем во втором случае. Настолько тонкий, что жертва даже не осознает его, но все же позволяющий прочитывать мозг и снимать с него всю информацию. Например, Лайман Тернер.
– Главный инженер Афродиты?
– Да. Это его случай. Разве не ясно? Вчера у шлюза городского купола сидел человек, зажав в руке рычаг, открывающий шлюз; он представлял опасность для всего города, однако был так защищен, так окружен сигнализацией, что никто не мог приблизиться к нему, пока Бигмен не пробрался через вентиляционный ствол. Разве это не странно?
– Нет. Почему это странно?
– Этот человек работал всего несколько месяцев. Он даже не инженер. Это клерк. Откуда он получил информацию, как защититься? Как смог он так хорошо узнать систему защиты и действия шлюза?
Эванс поджал губы и негромко свистнул.
– В этом что-то есть.
– Но это не пришло в голову Тернеру. Я как раз перед тем, как уйти на «Хильде», расспрашивал его. Конечно, я не сказал ему, зачем мне это. Он сам рассказал мне о неопытности этого человека, но не заметил явной неувязки. Но у кого должна быть необходимая информация? У кого, как не у главного инженера?
– Верно. Верно.
– Допустим, Тернер находится под этим самым тонким контролем. Информацию можно взять из его мозга. Его смогли очень осторожно настроить так, что он не видел никакой неувязки в случившемся. Понимаешь? А теперь Моррис…
– Моррис тоже? – спросил пораженный Эванс.
– Возможно. Он убежден, что это сирианцы, охотящиеся за дрожжами. И ничего другого не видит. Естественная это ограниченность или его мягко убедили в этом? Он слишком быстро заподозрил тебя, Лу, – слишком легко. Член Совета не должен так легко подозревать другого члена Совета.
– Космос! Но кто же тогда в безопасности, Лаки?
Лаки взглянул на пустую чашку кофе и сказал:
– Никто на Венере. Такова моя точка зрения. Надо передать сведения в другое место.
– Как же это возможно?
– Хороший вопрос. Как? – И Лаки задумался.
Эванс сказал:
– Физически мы не можем уйти. «Хильда» приспособлена только для океана. Она не может двигаться в воздухе, тем более в космосе. А если мы вернемся в город, чтобы найти более подходящее судно, нам никогда оттуда не выбраться.
– Ты прав, – сказал Лаки, – но нам не обязательно покидать Венеру самим. Нужно отправить информацию.
– Если ты имеешь в виду корабельное радио, – сказал Эванс, – то оно тоже исключается. То, что у нас есть, предназначено исключительно для Венеры. За ее пределы оно не выйдет. Больше того, аппаратура так устроена, что волна отражается от поверхности океана вниз, так что пользоваться ею можно только под водой. Но даже если бы мы смогли передавать, передача не достигнет Земли.
– Но нам и не нужно добираться до Земли, – заметил Лаки. – Между нами и Землей есть подходящий объект.
Вначале Эванс удивился. Потом сказал:
– А, ты имеешь в виду космическую станцию.
– Конечно. Две космические станции вращаются вокруг Венеры. Земля может быть на удалении от тридцати до пятидесяти миллионов миль, но станции – всего в двух тысячах миль. А я уверен, что на них нет м-лягушек. Моррис сказал, что они не переносят свободный кислород, а я уверен, что на станциях, учитывая необходимую на них экономию пространства, вряд ли станут создавать для них специальные насыщенные двуокисью углерода помещения. Если бы нам удалось передать сообщение на станцию, а они бы передали на Землю, вопрос был бы решен.
– Верно, Лаки! – возбужденно сказал Эванс. – Ты нашел выход. Их контроль не может распространяться на две тысячи миль в пространстве… – Но тут его лицо снова омрачилось. – Не выйдет. Корабельное радио все равно не пробьется через океанскую поверхность.
– Ну, может, не отсюда. Поднимемся на поверхность и передадим прямо в атмосферу.
– На поверхность?
– Да, а что?
– Но они здесь. М-лягушки.
– Знаю.
– Мы будем под контролем.
– Неужели? Пока они не имели дела с теми, кто о них знает, знает, чего ждать, и способен сопротивляться контролю. Большинство жертв ни о чем не подозревали. А ты, например, буквально сам пригласил их в свой мозг, говоря твоими словами. Я же все знаю и не собираюсь никого приглашать.
– Говорю тебе, ты не сможешь. Ты не знаешь, каково это.
– Можешь предложить другой выход?
Прежде чем Эванс смог ответить, вошел Бигмен, раскатывая рукава.
– Все в порядке, – сказал он. – Я гарантирую работу двигателей.
Лаки кивнул и подошел к управлению, а Эванс в нерешительности остался на месте.
Снова послышался гул моторов, глубокий и сильный. Приглушенный звук показался музыкой, и все ощутили, как палуба под ногами двинулась: такое чувство никогда не испытываешь на космическом корабле.
«Хильда» двинулась сквозь пузырчатую воду, попавшую под гигантское туловище, и начала набирать скорость.
Бигмен беспокойно спросил:
– Сколько у нас места?
– Примерно полмили, – ответил Лаки.
– А если не прорвемся? Просто ударим и застрянем, как топор в пне?
– Выберемся и попробуем снова, – сказал Лаки.
Некоторое время все молчали, наконец Эванс негромко сказал:
– Здесь, под пятном, как в подвальной комнате.
Он будто говорил с собой.
– Как в чем? – переспросил Лаки.
– В подвальной комнате, – все еще отвлеченно ответил Эванс. – Их строят на Венере. Маленькие транзитовые купола под морским дном, как бомбоубежища на Земле. Предполагается, что в них можно спастись от воды, если море прорвет купол, например, при венеротрясении. Не знаю, использовали ли их хоть единожды, но лучшие жилые дома всегда рекламируют свои подвальные комнаты.
Лаки слушал, но молчал.
Звук мотора стал выше.
– Держись! – сказал Лаки.
«Хильда» задрожала, и внезапное, неумолимое замедление скорости прижало Лаки к инструментальной доске. Кулаки Бигмена и Эванса побелели – приходилось изо всех сил держаться за поручни.
Корабль замедлил движение, но не остановился. Моторы напрягались, генераторы визгливо протестовали, так что Лаки сочувственно сморщился, но «Хильда» продолжала прорываться сквозь кожу и мышцы, сквозь пустые кровеносные сосуды и бесполезные нервы, должно быть, напоминавшие двухфутовой толщины кабели. Лаки, угрюмый, сжав зубы, продолжал держать указатель скорости на максимуме.
