Перед развилкой была небольшая ниша в стене — будто в аккурат под скамейку. Малыш нас туда бережно угнездил, и скрылся в левом ответвлении.
— Обед, — объявила Севи. Абвир полез в один из своих баулов. Кверки, и даже капитан открыли свои забрала. Я, помедлив, отщелкнул свое. Глупо лишь облизываться, когда другие собираются подкрепиться, а ты уже изрядно проголодался. Но я рано радовался, еды мы не дождались: Абвир выдал нам лишь по паре таблеток. Та-ак… это мой последний рейд на «Цветущем», с меня хватит.
Фарч отправил таблетки в рот, и двинул подбородком, веля мне последовать его примеру. Я угрюмо проглотил пилюли и полез за флягой. Надеюсь, пить мне не запрещено? Абвир недобро покосился на меня, но ничего не сказал. Благодетель…
— Не сердись, — снова просипел Фарч. — Они как машины. У них инструкция. Миссия. Чувств нет, лишь… необходимость. Ты привыкнешь.
Я промолчал. Обида все еще глушила меня, но вместе с тем сволочные кверки являли разительный контраст с донельзя очеловеченным капитаном. Ему было сейчас гораздо труднее, чем мне — но он еще находил силы поддерживать мое самоощущение, настрой. Гордость, в конце концов… Как плохо, оказывается, я их знал. Надо бы еще загнать сюда всех остальных — как они повели бы себя в той или иной ситуации? Меня это даже заинтересовало… Но совершенно случайно, первым я вспомнил о Грезоте — и прекратил свои вольные фантазии на эту тему. Реальность могла оказаться гораздо хуже моих предположений — или лучше, но экспериментировать мне что-то расхотелось. От добра, как говорится, добра можно и не дождаться.
Севи вколола коктейль себе и бойцу, и они снова начали вполголоса переговариваться. Я закрыл глаза и пытался подремать, и для этого злорадно отключил наушники. Потом, когда чуть не заснул, снова включил — оставят еще тут спящего, с них станется…
Из тоннеля вынырнул Малыш, и сообщил нам, что через восемь рехтов тоннель сужается, и ему там не пройти. Чему равняется рехт — нам, естественно не сообщили. Мы с капитаном по этому поводу не переглядывались, смотрели каждый в свою сторону, и ждали куда нас поведут и каким образом. Тушкой, чучелом, своим ходом или вприпрыжку — нас абсолютно не интересовало, помрем от натуги, так помрем. Альтернативы нам предлагать не собирались.
Малыш споро водрузил нас на свое упругое ложе, и опять посеменил вперед. Кверки, насколько я сумел заметить, рассматривали стены, искали чьи бы то ни было следы присутствия, звериные норы, а я, ничегошеньки не соображая, валялся в полной прострации. Я смертельно устал, и метафоричность этой фразы все менее мне казалась таковой.
Малыш останавливался пару раз, и снова шел вперед. Потом на меня снизошла мысль, что становится жарковато. Я немного пришел в себя, ощутил, что я опять весь мокрый — и отключил постоянный подогрев скафандра. Тут Малыш в очередной раз остановился и опустил нас вниз. Ход впереди мало того, что сужался — так еще и разветвлялся на пять рукавов. Эмблемы на стенах присутствовали, но еще нами не встреченные — лежачих шестерок среди них я не нашел — и вообще: это были не цифры, насколько я соображал в символах. Свет еле-еле высвечивал их — вероятно, Малышу приказали ярко не светить. Но, нет — Абвир еле выудил из баула тяжелый брусок, и снова поменял его на такой же, вынутый из корпуса Малыша. И киборг, загрузившись, стал светить ярче. Вот это уже серьезно. Видимо, Малыша так шандарахнуло молнией, что энергопотребление у него замкнуло вполне серьезно. Интересно, далеко ли нам еще идти? И сколько мы уже идем? Мне даже время на стекло было лень вывести… а главное — сколько еще у нас аккумуляторов? Тут я отследил, что мысли пляшут у меня, как у безумца, и решил вообще ни о чем не думать. Черт с ними, с отклонениями — главное дойти до конца, сохранив рассудок, остальное не важно…
Мы опять уселись рядком, а Малыш скрылся в правом ответвлении, оставив нас в полной темноте.
— Всем открыть стекло гермошлема, — раздался вдруг в наушниках тихий голос Севи. Сон с меня как рукой сняло. Что там такое?
Мы открыли стекла, и вслушались во мглу, стараясь что-то услышать в невнятном шуме ветра. Ветер, кстати, и правда гудел едва слышно, и давление его почти не ощущалось. Лишь темнота в полной мере заполонила пространство… темнота! — вдруг понял я. Кверки не любят темноту — может, они поэтому так оскотинились? Сами чувствуют себя неуютно, а на нас срываются…
Додумывать эту новую мысль я не стал — в одном из тоннелей явно кто-то двигался. И уж точно не Малыш — эти шлепки напоминали чьи-то мягкие, торопливые шаги. Абвир, судя по характерным звукам, достал оружие, и перекатился куда-то вперед. Перекатился! Почти бесшумно! Вот это коктейль, вот это я понимаю… и вообще, здорово он ориентируется в темноте — если бы я собрался кувыркнуться вперед, то вполне мог бы воткнуться головой в стену — где сейчас торчали эти неведомые стены, я понятия не имел…
Севи тоже зашевелилась на пределе слышимости, и снова затихла. Мы ждали, звуки приближались.
Из прохода появилось что-то живое, оно едва слышно то ли кряхтело, то ли порыкивало — но эхо усиливало малейший отзвук в разы. Рокочущие хрипы раздавались на высоте чуть меньше метра от пола — то есть зверюга была ростом с приличную собаку.
Севи включила фонарь. Перед нами стоял… уродливый ребенок. Или, вернее, карлик — для ребенка он выглядел больно страшно: вытянутая… морда — бугристая, словно слепленная из глины; слишком короткие ножки и чересчур длинные руки — это чудище явно не раз будет сниться мне в кошарах. Глаза у него отсутствовали, и среагировал он не на свет, а на щелчок — упал на четыре конечности, и собрался было дать деру в обратном направлении, но нож Абвира уже полоснул его по горлу.
Раздался скрежещущий, мерзкий звук. Полилась кровь — темно-красная, почти коричневая. «Карлик» захрипел, упал и затих. Тут же наша безэмоциональная Севи, тугой пружиной — очень тугой — подскочила к Абвиру, и засветила ему такую оплеуху, что тот отлетел к дальней стене. Мне показалось, что боец двадцать раз мог среагировать, отклониться — но остался покорно стоять, никак не защищаясь. Нежданное зрелище меня так порадовало, что я едва не застонал от наслаждения. Фарч тоже горлом издал странный звук, и я понадеялся, что это у него такой смех.
Ледяным тоном Севи высказала бойцу все, что сочла нужным — по кверкски, разумеется, — потом встала на колени перед карликом и перевернула его на спину, подсвечивая фонариком и внимательно осматривая. С ног до головы эту особь покрывала густая шерсть, ступни выглядели подобием копыт, а на руках я увидел недоразвитые пальцы.
Мы встретили разумное существо. Мало того, что оно предпочитало ходить на двух ногах, так под конец осмотра выяснилось, что копыта его легко снимаются — они оказались грубым подобием обуви. На ступнях у него шерсть не росла. Зато шею обрамлял какой-то широкий кожный воротник. Правда, шкура в просветах шерсти напоминала носорожью, а морда — лошадиную, но то, что в этой маленькой голове присутствовал разум, я был убежден. С другой стороны — знаки у дверей такими пальцами, как у него, начертать невозможно — это тоже всем было понятно.
Между тем, исследования врача через минуту мне стали неприятны. Она давила пальцами на те места, где у других животных наличествуют глаза, попыталась оторвать шейное обрамление, царапала ножом его шкуру, ступни, десны, вырвала недоразвитый коготь, попробовала вырвать клок шерсти, простучала череп, полезла исследовать шейный порез изнутри, затем полоснула где-то ниже, стала выискивать в шерсти разные физиологические подробности… я отвернулся. Будь ее воля — так освежевала бы его прямо здесь…, впрочем, еще не вечер.
Послышалось характерное приближение Малыша. Севи загодя предупредила его, чтоб он не наступил в кровавую лужу, велела опять нас поднять и унести назад по тоннелю. Киборг подчинился, и спустя минут пятнадцать, мы были уже далеко. Труп мы взяли с собой. По пути Малыш отчитался о разведанном тоннеле, но, судя по отсутствию реакции у кверков — они даже не переспрашивали — ничего интересного там не нашлось. Выгрузив нас в некой точке мглистого пространства, Малыш понес труп к выходу. После того, как затихли его шаги, в темноте раздался голос Севи:
