попрощалась с ними. Она не стала спускаться в деревню паломников или вулкан Исход, она спокойно поднималась по крутым склонам Гимлаев. Афикит ни разу не обернулась. Заснеженные вершины поглотили ее хрупкую фигурку.
— Мы больше никогда ее не увидим, — прошептала Йелль. — Она ушла, чтобы присоединиться к моему папе. У нашей дочери так и не будет бабушки…
Жек нежно поцеловал жену.
— Мы будем ее любить за четверых, ма Ат-Скин!
На следующий день паломники обнаружили рядом с двумя кустами — с сияющими цветами и с цветами красными — третий куст. Его цветы, тоже вечные, были чистейшего белого цвета, самого яркого из всех, что приходилось видеть человеческому глазу.
*
К Шри Ампре — старик имел обыкновение каждую ночь взбираться на холм, который он звал Арратаном, чтобы понаблюдать за звездным небом, — застенчиво приблизился молодой человек.
Молодой человек происходил с Сиракузы, о чем свидетельствовала одежда: прошло более тридцати лет с тех пор, как сиракузяне отказались от облеганов и вместо них носили нечто вроде нательного белья, которое доходило до шеи, но оставляло свободными голову и прическу.
— Я Мессаудин Джу-Пьет, — сказал молодой человек. — Заканчиваю образование и работаю над диссертацией о воителях безмолвия и связанных с ними легендах. Вы не дадите мне интервью?
— Я слыхал о вас раньше, — отвечал Шри Ампра. — Вы слишком скромничаете, говоря о себе как о школяре. Ваши заслуги уже общеизвестны: вас называют величайшим поэтом первого постимперского периода… блестящим, обаятельным. Любимец дам, источник беспокойства для мессиров! Не думайте, что мы на Неоропе отрезаны от остальной вселенной!
Молодой человек поклонился, словно отдавая должное уважение проницательности своего собеседника.
— Моя очередь поделиться с вами кое-какими слухами: говорят, что вы знали Шри Лумпу и что вы единственный человек, который исследовал Гипонерос. Правда ли это?
— Эти два слуха связаны: я знавал Шри Лумпу на планете, которая (как я не вполне уверен) могла быть Гипонеросом. Мне больше двухсот лет, молодой человек, и смерть за мной все еще не приходит…
Глаза Мессаудина Джу-Пьета сияли в неоропейской ночи. Он не чувствовал надобности в своем маленьком голорекордере: этот разговор никогда не сотрется из его головы.
— Меня инициировал антрой сам Шри Лумпа, — продолжал Шри Ампра. — Я говорю не об этих карикатурах на инициацию, устраиваемых всякими фальшивыми воинами безмолвия, этими придурками, дэвическими жрецами, — тут он сплюнул на землю, — но о реальной передаче непередаваемого: древней вибрации, звука жизни.
— Меня-то инициировал жрец дэвической религии, — с досадой признался Мессаудин Джу-Пьет.
— То есть, считай, ничего не было! — пробурчал Шри Ампра. — Вам досталось дешевое подобие антры, мушиный помет! Если захотите, молодой человек, я покажу вам, что такое настоящее посвящение!
— С радостью! — воскликнул Мессаудин Джу-Пьет.
— Мне нравится ваш энтузиазм. Как дела на Сиракузе?
— У нас теперь двадцать девятое по счету планетарное правительство — меньше чем за сто лет. Деловая буржуазия подбивает население спутников на восстания, чтобы свергнуть аристократию и установить демократию. Прочие миры не простили нашей безумной гегемонии и все время держатся от нас подальше. Стабильность и процветание — это придет еще не завтра. Могу я задать вам еще один вопрос? Откуда это имя — Шри Ампра? Я полагаю, это означает «сеньор Обезьяна» на языке садумба. Но вы не особенно волосаты…
— Когда я вернулся с Арратана…
— Арратана?
— Другое название Гипонероса. Когда я, стало быть, вернулся с Арратана, я регрессировал до почти животного состояния…
— Вы знаете, что случилось с воителями безмолвия? Говорят, что всякий раз, когда один из них покидает эту вселенную, на Матери-Земле появляется куст.
— Сколько сейчас кустов?
— Двенадцать. И цветы разные по фактуре, форме и цвету…
Рука Шри Ампры распрямилась, и его указательный палец устремился к звездному своду.
— Посмотри на небо, Мессаудин, и ты увидишь тех, кого ищешь. В крайнем левом углу созвездие Фрасиста и Гэ в форме джабайба, стервятника: они покровительствуют целителям и путешественникам.
— Фрасист — это тот самый Фрасист Богх, муффий Барофиль Двадцать пятый?
— Кое-кто утверждает, что да… Далее созвездие Сан-Франциско и Феникс в форме снежного медвигра. К ним обращаются при проблемах с бесплодием. Чуть дальше в форме трилла созвездие У Паньли, защитника воинов и отшельников.
— Нет ли тут противоречия?
— Отшельники — воители души, а воины — отшельники поля битвы. Обрати теперь внимание на правую часть небесного свода: ты обязательно увидишь созвездие Йелли и Жека в форме раскрытого глаза, символа ясновидения и отваги. Вон там, в форме летающего валуна, созвездие Шари и Оники, аллегория посвящения и преданности. Ярко сияющая одинокая звезда — это Тау Фраим, их сын, неизменный и бдительный хранитель индисских анналов. Наконец, и это самое дорогое моему сердцу созвездие, ящерица в центре, слегка красноватая — красным цветом жертвы, — и семь солнц там, где ее голова. Волосы Афикит, простертые на теле Тиксу. Душа Афикит в душе Тиксу. Они сияют вместе вечно. А еще можно также увидеть на месте того, что когда-то было черной дырой, звездную пыль: это скаиты, бывшие посланцы пустоты. Их желание участвовать в творении оказалось сильнее воли Несотворенного.
— Я ничего этого не вижу, — вздохнул Мессаудин.
Старик рассмеялся:
— Научись видеть сердцем! Ты мне напоминаешь о тех днях, когда я звался Лотером Пакуллаем, досточтимым сотрудником Института прикладных наук Неоропа.
— Для чего же они рисковали? — спросил сиракузянин. — Люди все так же свирепо рвут друг друга на части, как и всегда…
— Свирепость — это часть жизни. Застал бы ты дни Великого Холода, дни Великой Пустоты, ты бы этого не сказал!
— Великий Холод? Великая Пустота? Я думал, это легенда, которую рассказывают детям, чтобы их приструнить…
— Вот чернота в небе — это блуф. Он караулит наши промахи, как неутомимый хищник. Не рискни эта дюжина, у людей даже права рвать друг друга не было бы, и мы бы не сидели спокойно и не спорили бы под звездным сводом. Кстати, хватит разговоров. Пришло тебе время получить истинную антру…
КОНЕЦ
