– Ты что-нибудь принимаешь?
– Ещё нет, но скоро, видимо, начну.
– А к врачу не думаешь обращаться?
Бережной отрицательно покачал головой:
– Ни в коем случае! Я вообще не собираюсь никому говорить… Только с тобой решил поделиться. Это получилось импульсивно – узнал, что ты на планете, сел в челнок и полетел к тебе. Рассудил так: застану дома – расскажу, а нет – так нет. Хотя теперь думаю, что рассказал бы в любом случае. Очень трудно держать всё в себе.
У меня чуть не вырвалось: «Да, понимаю», но я вовремя сдержался. Это были бы всего лишь дежурные, ничего не значащие слова. Чтобы по-настоящему понять Андрея, я должен был очутиться в его шкуре и испытать то, что испытывал он. Я же искренне надеялся, что меня минует чаша сия и проклятая «звездуха» не подрежет мне крылья на взлёте карьеры, а настигнет лишь в старости, когда я уже и сам захочу на покой…
– А когда тебя подкосит, ты и дальше будешь молчать? – продолжил я расспросы.
– Ещё не решил. Но, наверное, буду бороться до конца… А как бы ты сам поступил на моём месте?
Я пожал плечами.
– Не знаю, как бы я поступил, Андрей. Для этого нужно пережить то, что переживаешь ты. Однако здравый смысл подсказывает, что в таком случае ты совершишь большую ошибку. Это годится для стариков, которым уже нечего терять, но не для тебя. К тому же им легче скрывать симптомы второй стадии, а у здорового сорокалетнего мужчины они будут видны как на ладони. Тебя быстро разоблачат и попросту вышвырнут из Флота; тогда ты сможешь летать на звёздных кораблях только в качестве пассажира. А тебе слишком рано списывать себя в расход – ты далеко не первый, кого так рано одолела звёздная болезнь, но не было ни одного случая, чтобы третья стадия наступила до шестидесяти. Так что ты ещё долго будешь оставаться в строю… – я на секунду замялся, – …разумеется, при надлежащем соблюдении врачебных рекомендаций. Если ты не сваляешь дурака и своевременно сообщишь начальству о своих проблемах, то тебя переведут в Отряд испытателей.
Бережной невесело рассмеялся:
– Ха! Отряд испытателей! Там и так толпа народу, а новых кораблей мало. На всех не хватает.
– Тебе хватит, – заверил я. – Если не ошибаюсь, сейчас в Отряде нет никого моложе пятидесяти. Поверь, ты будешь самым востребованным из них: с одной стороны, у тебя большой опыт, а с другой – ты достаточно молод, что немаловажно для такой ответственной работы. Ведь везде, кроме Звёздного Флота, испытатели считаются элитой, ими становятся лишь лучшие из лучших, и только у нас одних, из-за хронической нехватки лётного состава для регулярных рейсов, всю новую технику испытывают ветераны предпенсионного возраста.
Бережной тяжело вздохнул.
– Я всё понимаю, Эрик. Ты говоришь правильные слова, но… Чёрт побери! Я так надеялся попасть в Исследовательский Департамент, мечтал летать к далёким, неизученным звёздам… Мы с тобой вместе мечтали, помнишь? – Он с горечью усмехнулся. – А теперь мои мечты низвелись до того, чтобы подольше оставаться на грузовых маршрутах.
Что тут я мог сказать? Разве только посочувствовать. Но Андрей не нуждался в сочувствии – ни в моём, ни в чьём-либо другом. Он просто хотел поговорить со мной, как с товарищем и коллегой, и меньше всего ожидал от меня ахов да охов, скорбных покачиваний головой, слов утешения. Ему это было ни к чему.
Бережной запрокинул голову и устремил свой взгляд в полное звёзд небо.
– Как всё-таки неправильно устроен мир, – отрешённо, без всякого выражения, произнёс он. – Неправильно и несправедливо. Я говорю не о себе, а обо всех людях. О тех, которые теснятся на Земле. О тех, которые мёрзнут на Марсе. И даже о тех, которые благоденствуют в звёздных колониях. Все они – заключённые, их тюрьмы – их планеты, где они обречены провести всю свою жизнь… А представляешь, чего бы мы достигли за последние четыре века, не будь этой проклятой проблемы гипердрайва?
– Представляю, – ответил я. – Мы бы уже заселили добрую сотню планет. А может быть, две или даже три сотни. Чувствовали бы себя хозяевами в Большом Космосе, а не робкими гостями. Десятки тысяч наших кораблей бороздили бы просторы Галактики, заглядывая в самые отдалённые её уголки. А возможно… – Я немного помолчал. – И не просто возможно, а скорее наверняка некоторые планеты воевали бы друг с другом.
– Пусть и так. Пускай воевали бы. Всё лучше, чем эта стагнация. Развитие человечества всегда сопровождается конфликтами – увы, такова наша природа. Однако сейчас мы не развиваемся, не движемся вперёд, а самое большее – ползём. Причём ползём так медленно, что этого нам едва хватает для выживания как вида. Без колоний, без их продовольственных поставок Земля уже умерла бы. Но рано или поздно она всё равно умрёт, а когда-нибудь и все нынешние колонии повторят её судьбу, передав эстафету следующим колониям. Так мы и будем расползаться по Галактике, оставляя после себя мёртвые планеты. Разве это правильно?
Я не ответил. Вопрос был чисто риторическим.
Если не считать невесёлого разговора с Андреем Бережным, этот недельный отпуск удался на славу. Марси с Симоном были в полном восторге: им понравилась Эсперанса, понравился остров Боливара, понравилось жить у меня, и за эти семь дней они научились воспринимать меня не только как командира, но и просто как старшего товарища. А мне, со своей стороны, доставляло удовольствие опекать их – как верно подметил Бережной, с ними я чувствовал себя немножко отцом семейства. Ощущение было странным, непривычным, но чертовски приятным.
Когда наш отпуск закончился и вся команда собралась на борту «Кардиффа», Краснова при первой же встрече смерила Симона и Марси придирчивым взглядом, явно выискивая признаки плохой заботы о них. Однако тщетно – оба выглядели свежими, отдохнувшими, полными сил, к тому же были весёлыми и загоревшими. Чем, кстати, выгодно отличались от Милоша, который оставался таким же серьёзным и бледным, как неделю назад.
Позже Штерн доверительно пожаловался мне:
– Милош просто неисправим! Весь отпуск прозанимался, только однажды удалось вытянуть его на озеро. Притом буквально за уши… – Главный инженер покачал головой. – Ну и представь себе: даже тогда он ухитрился тайком прихватить с собой планшетку!
Я нисколько не удивился:
– Значит, зубрил и на озере?
– Ага. Поплавал полчаса – но не для удовольствия, а в качестве зарядки. Потом засел на берегу и до вечера штудировал уравнения Склярского – Бронсона. Твои небось таких номеров не выкидывали.
– Понятно, что не выкидывали, – улыбнулся я. – Но тут тебе винить некого. Сам же настоял, чтобы Марей и Симон жили у меня.
