Виктория Лайтхилл прогудела вопрос, но такой простой и ясный, что Триксии не пришлось переводить.
– Но… может быть… получить помощь… далекой Кенг Хо?
– Нет, – сказал Эзр. – Я… я честно вам скажу: Кенг Хо не любит драться. Куда проще оставить тиранию в покое. «Пусть сами с собой торгуют», как говорит старая поговорка.
Анне Рейнольт все это время сидела молча. Теперь она сказала:
– Это правильно, Эзр. Ты нам действительно помог. – И повернулась к Белге Андервиль: – Мадам генерал, кто-то должен это сделать. Эмергенты и Фокус – это нечто новое. Оставьте их в покое, и они станут сильнее – и когда-нибудь придут вас сожрать.
Недоверие явно выражалось в подергивании длинных рук Андервиль.
– Да, и опять противоречие. В последний год вы убедили нас выйти за рамки торговли, чтобы вооружить и снарядить вас. – Оратор-человек бросил бы взгляд в сторону Виктории Лайтхилл; это она убедила Короля. – Но чему послужит ваше самоубийство? Так я оцениваю ваши шансы.
Анне улыбалась, но Фам видел, что эти вопросы вызывают у нее напряжение. Белга напирала на эти вопросы и на более официальных встречах, и вряд ли там получила удовлетворительные ответы. И Анне тоже эти вопросы преследовали. Но Белга не понимала, что в этой экспедиции у Анне Рейнольт больше шансов, чем было когда-либо в жизни.
– Не самоубийство, мадам генерал. У нас есть особые преимущества, и мы с Фамом знаем, как их использовать. – Она положила руку на руку Фама. – У меня служит один из немногих командиров в истории человечества, которому такое удалось.
Да, стрентманнианская история была похожа, прости меня Господь.
Никто ничего не говорил. Полулитровая капля вина сдрейфовала вверх. Фам сунул палец в центр ее вращения и плавно вернул на место перед собой.
– У нас есть преимущества более конкретные, чем мое бесстрашное руководство. Анне не хуже любого предводителя знает, как работает внутренняя система.
Маленький флот привезет неожиданные аппаратные сюрпризы, первые продукты новой совместной технологии людей и пауков. Но не в этом была главная сила флота. В экипажах кораблей были в основном бывшие фокусированные, которые понимали механизмы работы автоматики эмергентов и не меньше Анне хотели сокрушить ее. Было даже довольно много эмергентов, никогда не бывших фокусированными. Пока Фам говорил, он заметил, что Дзау Цинь внимательно на него смотрит – а Рита Ляо смотрит на Дзау. Они бы тоже полетели, если бы не малыши. И даже сейчас еще есть шанс. У Фама еще четыре дня, чтобы их убедить. Цинь был старшим пилотом у дяди Нау еще до рейса к Арахне. И последние сообщения с Балакреи говорили, что клика Нау снова на вершине кучи.
Описывая свои планы, Фам проводил взглядом по лицам. Эзр и Чиви, Триксия и Виктория, конечно же, Дзау и Рита. Эти все же не думают, что это оплакивание. Они понимают, что у нас есть хороший шанс, но волнуются за нас.
– И мы изучали записи Нау и сообщения, которые он принимал – которые мы все еще принимаем с Балакреи. Мы сумели создать у них впечатление, что эмергенты здесь победили. Мы планируем проникнуть в систему раньше, чем они поймут нашу недружественность. Мы много знаем о внутренних группах, которые правят этим обществом. Все это вместе… – Все это вместе может быть не то, чем должен был бы он заняться. Но Анне права насчет Фокуса, и Анне больше всего хочет именно этого. И к тому же это его великий проект, и иметь Анне на своей стороне – это стоит любого риска. – Все это вместе дает нам шанс. Это азартная игра, авантюра. Я хотел было назвать наш флагман «Дикий Гусь», но Анне не позволила.
– Ха! Я думаю, что «Награда Эмергента» куда более подходящее имя. Когда победим, можешь назвать его «Диким Гусем»!
Первая перемена уже прибыла, и Фаму не удалось на это ответить. Вместо этого он показал, что действительно можно вложить пол-литра вина в питьевой пузырь, не уронив ни капли. И сам себе усмехнулся. Этого не видели даже люди Кенг Хо. Преимущество далеких путешествий.
Банкет тянулся не одну килосекунду. Было время поговорить о многом, вспомнить места, где бывали, и друзей, которые погибли, готовя этот день. Но самый большой сюрприз произошел в конце, когда Анне сказала нечто, чего не предполагал никто из пауков, даже Виктория Лайтхилл.
Анне немного расслабилась к концу обеда. Фам знал, что она все еще неловко себя чувствует в больших сборищах. Она могла играть почти любую роль, но внутри была застенчива, хотя и не проявляла этого, если не открывалась до конца. Она научилась доверять этим людям, и пока разговор не касался того, что она должна сделать с Эмергенцией, она могла искренне радоваться. И у Анне Рейнольт все еще было многое из того, что нужно ее друзьям. Лучше всякого другого понимала она бывших Фокусированных. Фам слушал ее болтовню с Триксией Бонсол и Викторией Лайтхилл, как она предлагает способы еще сильнее улучшить службу переводчиков. С тех пор, как я тебя увидел, ты всегда была особенной. Пылающие рыжие волосы, бледная, почти розовая кожа. Такой контраст с его черными волосами и смуглым лицом. На этом краю Людского Космоса она выглядела, конечно, редкостью. Но когда он узнал, что таится за этим видом, ум, храбрость… Стоит идти за ней на Балакрею, даже если после этого никаких планов не будет.
Среди людей поплыли послеобеденные напитки. У пауков аналогом этого были маленькие черные шарики – их надо было прокалывать, высасывать и сплевывать в резные плевательницы. Фам обнаружил, что произносит тосты за успех каждой группы – и за намеченную встречу через два столетия.
Эзр Винж перегнулся через Чиви и посмотрел на него.
– А когда встретимся? Когда вы освободите Балакрею и Френк? Что тогда? Когда ты нам наконец об этом расскажешь?
Анне улыбнулась Фаму:
– Ладно, расскажи им о своей охоте на диких гусей.
– Хм-м… – Фаму не пришлось особо симулировать неловкость. Если не считать Анне, он об этом ни с кем не говорил. Может быть, потому, что план был грандиозным даже по сравнению с его прошлыми планами? – Ладно. Вы знаете, зачем мы прилетели к Арахне: загадка Мигающей и существование здесь разумной жизни. Мы прожили сорок лет под сапогом Томаса Нау и все же узнали много удивительного.
– Верно, – сказал Эзр. – Никогда люди не находили столько удивительного сразу.
– Мы, люди, думали, что это невозможно. Только несколько крепких орешков еще не соглашались, в основном астрономы, наблюдающие дальние загадки. Так вот, Мигающая – первая из них, которую мы увидели близко. И погляди, что мы нашли: звездная физика, которую мы до сих пор толком понять не можем, кейворит, который мы понимаем еще меньше…
Фам осекся, увидев глаза Чиви. Оно вспоминала что-то из кошмара. Чиви отвернулась, но Фам не стал продолжать, и через секунду она тихо сказала:
– Так любил говорить Томас Нау. Томас был злой человек, но… – Но злые люди, самые опасные из них, часто выдумывают блестящие идеи. Она перевела дыхание и продолжала уже тверже: – Я помню, как фокусированные провели анализ ДНК из океанского льда, который мы доставили наверх. Разнообразия было больше, чем в тысяче миров. Аналитики решили, что это вызвано разнообразием экологических ниш Арахны. Томас… Томас же думал, что это потому что когда-то, давным-давно, Арахна была перекрестком.
Эзр взял Чиви за руку.
– Не только Томас Нау. Мы все над этим задумывались. Здесь слишком много кристаллического углерода – алмазные форамены, скалы в космосе. Чьи-то компьютеры? Но форамены слишком малы, а наши скалы L1 слишком велики… и все они сейчас просто мертвый камень.
– Не совсем, – заметил через стол Дзау Цинь. – Есть же кейворит.
Белга Андервиль проскрипела что-то, явно не слишком всем этим пораженная, Виктория загудела смехом. В следующее мгновение Зинмин дал перевод:
– Значит, Искажения Хелма получили нового верующего, только теперь наш мир – мусорная свалка, а мы, пауки, развились из мусорных червей богов. Если все это правда, где же остатки этой суперимперии?
– Я… я не знаю. Не забывайте, что это было от пятидесяти до ста миллионов лет назад. Может быть, у них была война. Одно из самых простых объяснений вашей солнечной системы то, что она была зоной боев, солнце было уничтожено, а все планеты, кроме одной, испарились. – И эта единственная уцелевшая была защищена каким-то мощным волшебством. – Или, быть может, империя переросла во что-то другое, или оставила нас развиваться собственными темпами.
Некоторые варианты, произнесенные вслух, звучали очень по-дурацки.
Пищевые руки Андервиль раздвинулись в жесте, который Фам опознал как «улыбку сомнения».
– Вы говорите, как Хелм! Да только ваша теория «объясняет» все на свете, но ничего не помогает делать, и уж никак не предлагает средств для ее проверки.
