– Тебя уже заказали? – спросил я водилу.
Лысеющая голова, лохматые бакенбарды, задранный нос.
– Свободен как птица, – обрадовался водила.
И ободрил меня:
– Время уходит, купи билеты.
– На кладбище?
– Никогда не интересуйся куда.
– А чем же надо интересоваться?
– Всегда одно спрашивай – сколько!
И лениво, хотя и страстно, разъяснил ситуацию.
У него это не катафалк, разъяснил он. У него это пассажирский автобус.
Зачем катафалк на острове? Кладбище недалеко. Кого нужно, на плечах донесут. «С соблюдением всех ритуальных действий». Так что не катафалк это у меня, еще раз подчеркнул водила, а настоящий пассажирский автобус. Поехать можно в аэропорт Менделеево, потом обратно. Один маршрут на весь остров. А борта иногда по месяцу не приходят. А ему, Колюне (так звали водителя с лохматыми бакенбардами) надо выполнять план. Если он продаст мне сразу все автобусные билеты, то станет ударником труда. Такого на островах еще никогда не случалось. Я за это буду ездить на его катафалке бесплатно. «С соблюдением всех ритуальных действий», – снова подтвердил он. Тормоза, правда, плохие, но Колюня приспособился, он тормозить начинает километров за пять до остановки. Он здесь каждый камень знает.
– Вот бери все билеты кучей, и едем.
И быстро спросил:
– Ты ведь домик ищешь?
И даже не стал ждать ответа:
– Собирайся! Ну, давай же! Время идет.
Колюня гостеприимно распахнул дверцу катафалка:
– Прямо к тете Лизе поедем. В ее домике тише, чем в Курильской впадине.
И я купил билеты. А Колюня километров за пять до аэропорта начал гасить скорость. «С соблюдением всех ритуальных действий». Ему это удалось. Но мы все-таки долго грохотали по дырчатым листам железа, по так называемой рулежке, на которую планируют прилетающие в Менделеево самолеты. И только растеряв скорость, уперлись парящим радиатором в старый забор.
Мотор заглох, зато встрепенулись жабы.
Все грянули враз, как церковный хор на Пасху.
– Колюня! Это ты? – В окне появилась женщина с подобранными под гребень длинными седеющими волосами. – Неужели продал?
– Всё, всё продал! Сразу!
– Тогда с планом тебя, Колюня!
Тетя Лиза оказалась пожилой женщиной, не старушкой.
Пестрое платье, морщинистое лицо, пластмассовый гребень, а еще при ней состоял пес Вулкан – совершенно свирепое существо, готовое кинуться даже на Колюню. Каких-то специальных возражений против устройства базы в одном из пяти пустующих бараков, за которыми надзирала тетя Лиза, у меня не нашлось, зато тетя Лиза выставила ряд категорических условий.
Первое, баб не водить.
Второе, Серпа не пускать.
Третье, по отливу ходить на цыпочках.
Озвучивая свои условия, тетя Лиза показала мне длинный барак – темный, но опрятный. В северном его косматом, мхом поросшем углу валялась пустая жестяная баночка (икра морского ежа) и флакон из-под одеколона «Эллада». Недавно завтракал кто-то. Но вообще-то она живет одна, объяснила тетя Лиза. Иногда неделями никого не видит, зато потом сразу наезжают многие люди. Ждут бортов. День, неделю, всяко бывает. Так что водить баб, это категорически! Но ты, покивала мне тетя Лиза, ты вроде как приличный. Живи себе. А если понадобится… А если понадобится, выдержала она паузу, по кустам не шастай, иприткой обожжешься. И на отлив не бегай. Тут на отлив бегать – хуже, чем под себя сделать.
И указала:
– Туда ходи!
В стороне от бараков над узким ручьем был поставлен (с берега на берег) старый платяной шкаф «Белоруссия». Две дощечки в полу аккуратно выбиты. В приоткрытую дверь виднелся (если туманом не закрывало) плешивый сольфатарный склон вулкана, пятнистая дырчатая рулежка, бамбуковые рощицы. В ручье, под платяным шкафом, волшебно скользили смутные силуэты рыб.
Тетрадь вторая. Гости в парк-отеле
Поселок Южно-Курильск лежит на восточном и северном берегах бухты. В поселке имеются почта, телеграф, телефон и больница. На осушке против средней части поселка лежит множество малых затонувших судов с частями над водой. Вулкан Менделеева, действующий, возвышается в 3,7 мили от мыса Круглый и имеет три остроконечные вершины. Наиболее высокая обрывистая вершина достигает высоты 886,9 м. Склоны поросли лесом.
Лоция Охотского моря 1Дом мой, барак мой.
Угол живой, радостный.
Трепетали под закопченным потолком серые мотыли.
В окна влетали густо крапленые цветные божьи коровки.
Как срез огромного растрескавшегося пня, покрытого отчетливыми годичными кольцами, серебрилась в углу пепельная паутина, забросанная желтой пыльцой и мелкими листьями, а по ночам скреблась, просилась в дом крыса.
Крысу я не пускал. Сторожась, прятал продукты в банки.
Крыса тосковала. Тогда тетя Лиза принесла в барак кошку Нюшку.
«Тихая…» – загадочно заметила она, но в первую же ночь кошка начала плакать.
И не зря, не зря. Знала, к чему слезы. В тот же день спустился с небес гражданский ИЛ‑14, и сошли по невысокому трапу кандидат геолого-минералогических наук Веня Жданов и другой кандидат – Серега Гусев, а с ними третий кандидат – Юлик Тасеев и командированный на Курилы из Москвы петрограф С. В. Разин, о котором я раньше совсем ничего не знал. Вещи геологов, кстати, нес запуганный до молчания экономист Роберт Иванович Жук. Впрочем, уже бывший экономист. Месяц назад с родным своим старшим братом работал он в бухгалтерии нашего НИИ, но внезапно нагрянувшая комиссия прозрачно намекнула начальству: не слишком ли? – два Жука на одну бухгалтерию!
И перевели Роберта Ивановича в лаборанты.
– Не томись. В поле хорошо, – утешал бывшего экономиста беспощадный Серега Гусев. – Ну, поломаешь руку в трех местах, без травм тут все равно не обойтись. – Багровое от страха лицо бывшего экономиста очень вдохновляло Серегу. – Или прямо у крыльца обожжешься иприткой. Знаешь, как это выглядит? Безобразные язвы до самой смерти, жена уйдет от такого. Зато смотри, как тут дышится! Отравишься консервами, все равно быстро не умрешь, такой тут воздух. Да и врачей на острове нет, попробуй пойми, от чего скончался хороший человек, обязательно ли от консервов? Или, скажем, вулканической бомбой перешибет вам пальцы…
– Почему мне? – еще сильней багровел Роберт Иванович.
Я вмешался в беседу. Пояснил: Серега преувеличивает. Отравиться можно не обязательно консервами, местный квас тоже способствует. Скукожишься, потеряешь силу, жена к себе не допустит.