Всё это Ариартису приходилось видеть, и не раз. Он слишком долго жил рядом с людьми, чтобы научиться понимать их.
Кайна вошла почти не слышно, молча прошла к столу, загрохотала тарелками, раскладывая завтрак. Джейк осторожно, но скорее автоматически поглаживал кар-куса тыльной стороной указательного и среднего пальцев, согнутых в суставах, трепал мурлыкающего зверька за ушком, а сам смотрел на Кайну. Девушка опять казалась ему прежней, такой, какой она и была всегда: сдержанной, замкнутой, до-вольно резкой и какой-то сердитой.
Та же твёрдая, застылая спина, одни лопатки под лёгкой тканью длинного просто-го платья двигались, двигались открытые руки и острые по-детски локти. Кайна стояла к Джейку спиной, не говорила всё это время ни слова, но он чувствовал её настроение, понимал её состояние, и, кажется, даже догадывался, в чём причина столь резкой перемены.
Всё дело в статуэтке (зря она попалась ей на глаза!). Хотя не в самой статуэтке, конечно. Просто из-за неё теперь все чувства, которые Кайна так тщательно скры-вала и берегла, вышли на свет, стали известны тем, точнее, тому, кто знать о них не должен был. Да, если б не это, они бы двое разошлись, даже не догадываясь о воз-можной взаимности, разошлись даже без прощаний и прочих сопутствующих про-щанию вещей — всё было бы куда проще для них обоих. А теперь каждый из них испытывал непонятную скованность, недосказанность, а от всего этого — напряжён-ность и муку.
А впереди ещё день или два такой жизни!
Свихнуться можно!
Ариартис хорошо улавливал атмосферу, понимал, что сам в какой-то степени виноват, заведя не вовремя этот тяжёлый разговор, поэтому попытался хоть как-то снять напряжение.
— Кайна, завтра же праздник, да? — гриффитка не ответила, только бухнула чем-то тяжёлым об стол, — Плохо, если дожди раньше срока начнутся… А что А-лата гово-рит? — не унимался Ариартис.
— А-лата ничего не говорит. Она готовится к очищению. — Кайна заговорила на гриффитском, может только поэтому ответ её не показался таким оскорбительно резким. Правда и этого хватило. Словно спохватившись, девушка добавила, — Всё стынет, а еда не ждёт.
Джейк глазом не успел моргнуть, а Кайна, проходя мимо, подхватила Каркуса, и, что-то нашёптывая ему, прошла к порогу.
— А для тебя, дружок, есть угощение получше. — Она поставила мисочку на пол, посадила рядом каркуса.
— Вот видишь, ты их поишь, балуешь, — произнёс Ариартис ворчливо, но с улыб-кой, — Уезжаешь потом, а мне как за этими орехами ходить? Сам забыл, когда моло-ко пил в последний раз…
— Ничего, там ещё осталось. Вчера я много принесла, на всех хватит, — голос Кайны чуть смягчился, она даже Джейка взглядом одарила, правда, ничего не выражаю-щим, но, главное, не сердитым взглядом.
За время проживания с гриффитами Джейк многое из местной флоры перепробо-вал, но каждый раз заглядывая в тарелку, не переставал удивляться. Молча, конеч-но, так не хотел обидеть А-лату или Кайну. Тонкие, как лапша из рисовой муки нити, такие же прозрачные. Проклус, наверное, не иначе? Целая тарелка такой лап-ши, политой сверху каким-то розовым соусом, а в нём ещё какой-то овощ, резанный соломкой.
Вкус, конечно, не сравнить ни с чем известным раньше, но опять как всегда без соли. Гриффиты специально для употребления соль не добывали, только засушива-ли определённую траву, которая вырастала лишь ранней весной, её и добавляли при готовке для вкуса. Попытки приучить гриффитов к соли ни к чему не привели, а вот ложками и вилками они пользовались. Это было, пожалуй, одно из немногих ново-введений в быту, которое гриффиты переняли у людей почти сразу.
Завтрак прошёл в полном молчании.
Прибрав со стола, Кайна поспешно попрощалась с Ариартисом, Джейку ничего не оставалось как последовать за ней. Так же молча они шли по улице. Джейк шёл чуть впереди, шага на два. Кайна отставала, и делала это намеренно. "Почему он опять молчит? Как всегда молчит… Ведь ты же не один из нас — я не могу знать о чём ты думаешь. И по лицу твоему ничего не поймёшь… Смеёшься ты надо мной про себя или нет? Тебе же, должно быть, приятно и весело, наверное, знать, как глупо я теперь выгляжу в твоих глазах. Наивная дурочка из дикарей, не способная разобраться в простейшем.
Но я же знаю, что ты человек!
И даже слишком хорошо знаю, что это значит. Слишком много я вас видела. Вся-ких: хороших, плохих и не очень. Больше, конечно, последних.
Сложно было привыкать к вам, возвращаясь обратно в город из мира, в котором оставалась мать, прежние представления о жизни, об отношениях между мужчиной и женщиной. Да, в городе всё было не так… Грубые намёки, заигрывания, улыбки и смешки, чаще всего прямые предложения. А при отказе непонятная мстительность и обида.
А как же слова А-латы, что именно женщина должна выбирать? О чистоте и свя-тости отношений? О связи партнёров, и не только физической? Да и многое из по-нятий, принятый среди людей, не укладывались в её голове. Реакция на всё это ме-нялась со временем, по мере взросления: позже удивление, понимание, понимание того, что с ним можно смириться, ведь люди и ларины — это не одно и то же, нельзя судить по внешнему сходству.
Сейчас вот она шла, глядя на человека, — на человека! — умом понимала, что ниче-го хорошего нет в этом лично для неё. А сердце ныло, обливалось слезами и требо-вало.
Любовь?! Да, это и была любовь!!!
Не просто страсть, ослепляющая до безумия. Нет! Ведь мозги-то как раз не тума-нило. Она хорошо, даже слишком хорошо понимала, что значит для неё влюбиться в человека. И не просто в человека, а ещё и в военного к тому же! В военного! В солдата!
Солдат — значит, убийца! По-другому нельзя!
Убийца — это тот, кто посягнул на самое святое, на самое дорогое, что есть у каж-дого: на жизнь!
На какую-то долю секунды перед её глазами пролетели десятки лиц. Военных. И сионийских, и ниобиан. Люди с оружием при обысках и проверках, на пропускных пунктах, ночные патрули, без предупреждения стреляющие на каждый шорох; во-еннопленные, подгоняемые прикладами и пинками; развороченные дома и воронки прямо на улицах. Страшно!
Всё это — дело рук человеческих!
И разве можно об этом забыть?!
Можно? Можно!
Вот он шёл перед ней, один из тех, кто творил эти бесчинства, а она смотрела на него и не могла представить его ТАМ, среди этих лиц. Не могла — и всё! Не о его, неизвестном ей прошлом она думала. Больше всего её пугало его возвращение в ТОТ мир. То, что он станет одним из тех, в зелёной форме, то, что он опять будет лишать кого-то жизни и скорее всего сам лишится своей. Умрёт?! Он?!
Тот, на кого указывает ей сердце!
Разве можно смириться, зная об этом?!
