Джейк дотянулся до стола, поставил статуэтку, покрутил, разглядывая со всех сторон. Да, придраться не к чему. Портретное сходство просто поразительное. Да и форма, и автомат с такой точностью, на удивление. "Где он мог меня видеть таким? Да ещё и с оружием? Где? Когда?"
Задавался вопросами, глядя на фигурку, на свой скульптурный портрет, и неожи-данно понял: да это же просто. Просто! Форма, она для всех одна, один покрой, и для сионийцев, и для ниобиан. Да и оружие делается по одним образцам, по одним стандартам, если даже не одними специалистами. С одной лишь разницей в форме приклада. А это был сионийский автомат. Сионийский!
Видеть сионийцев Ариартис мог тогда, во время обыска. А может, он и стоял в тот раз среди остальных?
Вот это да! Вот это глаз! И память…
Джейк перевёл взгляд на Ариартиса, и гриффит заговорил:
— Я ещё не показывал её Кайне. — Джейк аж вспыхнул: "Зачем? Ей-то — зачем?!" — Она боится военных, сам вид вашей одежды её пугает, а тут… Она сама попросила сделать тебя таким, каким ты пришёл к нам…
— Она?! Кайна?! Сама?! — Джейк изумлённо взглянул на статуэтку, потом опять на Ариартиса.
— Вот именно, сама. Это-то меня и тревожит, — гриффит вздохнул, переступил, морщась от боли, но не сел, остался стоять, лишь прислонился к подоконнику, за-слоняя собой свет, вливающийся в окно.
— Берегись! — сказал гриффит, глядя на Джейка сверху вниз, — Я видел, КАК она на тебя смотрит. Такой взгляд ни с чем не спутать. Я знаю, что он значит.
Мой первенец, помню, только ходить начал, когда я снова ушёл. Далеко ушёл. За Чайну, и вверх, до самых гор… В дожди попал, пришлось задержаться. А ведь до-мой уже спешил… Приняли в первом же посёлке… По всем правилам, как все-гда…Наравных, после всех обрядов… Такое бывает, когда надолго остаёшься… Надолго… — Ариартис повторил это слово с усмешкой, — Всё лето прожил, куда уж дольше-то?.. Я тогда молодой был, здоровый, сильный, не то, что сейчас. Вдова одна меня к себе привязала… И ведь не денешься никуда! По правилам всё… Она, что молодая совсем, а вдова уже… Муж в ураган попал, когда рыбу ловить ходили. Сгинул без следа… А она осталась, без детей даже, прождала пять лет, как положе-но, а тут и я объявился. Вот и жили мы вместе… Мне домой надо. Паиликка одна с мальчишкой моим… И уйти нельзя… Здесь красавица эта держит…
А красивая была! — покачал головой, вспоминая. — Ох, красивая!.. Не только па-ру́зом, но и сердцем держала… Как во сне я то лето жил… Или в сказке… До сих пор вспоминаю, и сердце дрожит…
Она-то своё получила, дождалась дочери… Тут я уже, вроде, и не нужен. Иди, куда шёл… Вернуться вернулся, а взгляд её даже сейчас снится… Да-а, такую не забудешь…
А Кайна на неё похожа, сильно похожа… Смотрю — и молодею будто.
Старик рассмеялся с грустью, замолчал.
— Тоже ведь тяжёлую она себе судьбу готовит. Знает прекрасно: разные вы. Да-а… Мучилась поначалу… Я видел!.. Злится, гонит тебя, а сама взгляд прячет, думает, я не вижу.
Старик рассуждал так, точно долго уже обговаривал это дело. И с самой Кайной не раз говорил. Джейка это неприятно удивило. Не думал он, что был для них темой частых разговоров. Откуда ему знать об этом?
— Я ведь из людей! Человек я! Вы же нас не принимаете! Мы для вас чужие. И вы — для нас! — Джейк мог смотреть на Ариартиса только щурясь, но всё равно не отводил взгляда, хоть и слепило солнце.
— Дело вовсе не в страхе, — возразил гриффит, — Для неё это не причина. Она ведь даже солдата в тебе больше не видит… Просто союз между вами и нами невозмо-жен. От него не может быть общих детей. А семья без детей не существует. Это неправильно! Это ненормально! Так невозможно жить! Нельзя!
"Но живут же! Ещё как живут! — Чуть не выкрикнул Джейк, вспоминая своих отца и мать, — Если есть я, значит, могут быть другие такие же…" Но промолчал. Они оба замолчали, как только на пороге появилась Кайна:
— Спорите? Ата, разве можно с гостем так громко разговаривать? А если обидится, уйдёт?
Она прошла к большому столу в центре комнаты, стала расставлять посуду, при-несла стаканы и кувшинчик с таканой. А Джейк и Ариартис следили за каждым движением девушки в полном молчании, будто ждали, пока она уйдёт, чтоб про-должить разговор.
— Всё! Сейчас только принесу, и завтракать будем. Ата, усаживайте гостя! — на неё смотреть было приятно. Она не скрывала своей радости даже в голосе, смотрела сияющими глазами, улыбалась легко, без напряжения. Такой Ариартис не видел Кайну с детства, с тех пор, как ей удавалось вырываться из города на считанные дни к матери в гости, в родной с рождения мир.
Девочка, милая девочка! Она любила, и уже не скрывала своих чувств (ей только самой казалось, что она прежняя). Мечтала ли она о большем? Видеть бы только предмет своих тайных страданий, знать, что он рядом. Вот он, перед ней! И пускай он человек, чужой и незнакомый никому, но ведь именно его присутствие окрыляло её, наполняло сердце радостью, желанием жить, двигаться, петь. Пусть он уйдёт скоро, уйдёт навсегда, но ведь сейчас-то он рядом. Она и думать не хотела о зав-трашнем дне, о том, что будет после. Что будет, то будет!
Кайна сменилась в лице неожиданно, и по её взгляду Джейк понял, почему. Ста-туэтка! Она смотрела как раз на неё, поняла сразу если не всё, то большую часть недавнего разговора. А взгляд Джейка, когда они встретились глазами, смутил её окончательно. Она молча, ни слова больше не сказав, вышла на улицу.
— Берегись! — снова повторил Ариартис. Проводив Кайну взглядом, он посмотрел на Джейка и опять сказал, — Берегись!.. Они, женщины, только на вид слабые. Нет!.. Им силу земля даёт. А мудрость в них с рождения.
Она придумает что-нибудь, обязательно придумает. Чтоб ты не ушёл… Мы мно-гим жертвуем, чтобы сберечь самое дорогое… В этом все мы схожи…
Джейк никак на эти слова не отозвался. Он смотрел на статуэтку прямо перед собой. Смотрел на себя, как в зеркало. Но видел при этом себя чужого. Того, кто всё-таки погиб под сионийскими пулями. Того, кто не выжил после того рокового приказа. Того, кто знал ту прежнюю жизнь, жизнь до расстрела, но не знал, что ждёт его в скором будущем. А сейчас это будущее пугало Джейка.
Что он знал о войне?
Хроники не в счёт. Армия, учения — детские игры. Обстрел на полигоне ранение и смерть Дюпрейна, сионийский плен и даже расстрел — всё это теперь казалось чем-то нереальным, будто происходило во сне или с кем-то другим.
Джейк рвался назад, туда, где не было леса, рвался в город, как будто это решало все проблемы. Но город, Чайна-Фло, был в памяти таким, каким он увидел его в первый день приезда на Гриффит. Только временами, вот как сейчас, он понимал, что, возможно, торопит сам собственную смерть. Как хорошо было бы и вправду быть одним из этих вот несчастных дикарей, жить, радуясь каждому прожитому дню, любоваться лесом вокруг, дать волю чувствам и, не думая о последствиях, добиваться взаимности, думать только об этом, чёрт возьми! Но долг? Как же долг военного и ниобианина? Солдата в первую очередь, а потом лишь человека и влюб-лённого?
