— То есть решили заняться не своим делом, вместо того чтобы отправиться на пост?
— Нет, сэр, я… Да, сэр. — Я не нашелся, что сказать, и замолчал.
* * *
Комиссии было от чего прийти в отчаяние. Двигатели, работающие на гидрозине, так просто не перегреваются. Но если бы даже это случилось, экипаж баркаса способен был убрать газ буквально за несколько секунд, не дав двигателям достичь критической температуры. Всякое, конечно, случается, но нельзя не тревожиться, если неизвестна причина. Стоило бросить взгляд на зияющую в корпусе «Селестины» рану, чтобы это понять.
Главный инженер посмотрел на доктора Убуру, потом предложил пилоту задать очередной вопрос. Оба покачали головами.
— Мистер Сифорт, вы, кажется, недолюбливали мистера Казенса?
Моя форма насквозь промокла от пота. В горле пересохло. Признаться в своей антипатии к Казенсу значило погубить себя, но выхода не было! Я выпрямился, стиснул зубы:
— Да, сэр.
Макэндрюс был беспощаден и заставил меня объяснить почему. Я попытался это сделать, чувствуя, как горят от стыда уши.
Наконец меня отпустили. В полном изнеможении я опустился на стул, не в силах унять бившую меня дрожь.
В двери появился главный старшина корабельной полиции.
— Мистер Хольцер.
С отсутствующим видом Вакс отправился на инквизицию.
Расследование продолжалось.
Мы все еще не вошли в синтез, и, несмотря на суматоху, судном и командой надо было управлять. Сэнди отпустили с гауптвахты, но нам все равно не хватало рабочих рук. Через четыре часа после допроса, невыспавшийся и издерганный, я появился на мостике, чтобы заступить на вахту.
Когда я постучал, командир Мальстрем повернул камеру, открыл люк и указал на стул.
Прошла половина дежурства, прежде чем он нарушил молчание:
— Они что-нибудь выяснили?
Я понял, кого он имел в виду.
— Насколько мне известно, нет, сэр.
— Надо найти причину. Это не могло просто так случиться.
— Да, сэр. — Это единственное, что мог я ему сказать. Харви, моего друга, больше не было. Я видел перед собой командира во всем его величии, а сам оставался всего-навсего гардемарином.
Даже на таком большом корабле, как «Гиберния», любые самые невероятные слухи распространяются со скоростью света. Не прошло и нескольких минут, как все уже знали, что по настоянию главного инженера комитет рассмотрит дела всех матросов, посылавшихся на капитанскую мачту с того момента, как мы покинули порт. Это не составляло особого труда. «Гиберния», в общем-то, была судном благополучным, и офицеры почти всегда могли решить с матросами любую проблему.
Вакс ушел на вахту. Я валялся на койке, радуясь, что Алекс не слушает свою бьющую по мозгам музыку, когда ворвался Сэнди Уилски. Он буквально кипел от возмущения:
— Мальстрем собирается всех подвергнуть допросам на детекторе лжи с наркотиками!
— Что? — Алекс рывком сел в койке.
— Всех гардемаринов и тех матросов, которые побывали в ангаре.
— Зачем?
— Чтобы исключить любую возможность саботажа, так он сказал доктору.
Алекс стукнул кулаком по матрасу:
— Это несправедливо.
Я проворчал:
— Переживешь. — Допрос с применением детектора лжи и наркотиков — ДН-допрос — был не из приятных, но вреда не причинял.
— Ведь ни одному из нас не предъявили обвинения! — сказал Алекс.
— Мерзавец не имеет права… — мрачно заявил Сэнди. Я вскочил с койки и выпалил первое, что пришло в голову:
— Уилски, в каком виде ваши ботинки! Один штрафной балл! А одеяло! — Я шлепнул по нему рукой, найдя крошечную складку. — Еще один!
Алекс задохнулся:
— За что вы на него так вдруг…
Я взвился:
— А вы? Сколько у вас штрафных баллов — Я знал, что Алекс не торопился их отрабатывать.
— Девять, мистер Сиф…
— Еще два за дерзость! — Я понимал, что это грозило ему бочкой, и, помолчав, добавил: — Не буду регистрировать их до утра. Приступайте.
— Но я.
— Немедленно!
Они кинулись к двери.
— И никаких разговоров, пока выполняете упражнения! Одно слово — и штрафные очки удвоятся!
— Есть, мистер Сифорт! — Люк захлопнулся. Я сел на краешек кровати, обхватив дрожащими руками голову.
Их обожаемый герой ушел в прошлое. Теперь они возненавидят меня. Но выбора не было.
Времени до допроса оставалось мало.
Неудивительно, что они так негодовали по поводу ДН-допроса. Использование детектора лжи и наркотиков разрешалось на борту корабля, как и на Земле. По Закону о даче свидетельских показаний от 2026 года подозреваемый обязан был отвечать на вопросы. При даче свидетельских показаний против него его могли послать на ДН и либо снять, либо подтвердить обвинение, в случае если под действием наркотиков он сам признавал себя виновным, но это лишь при условии, когда подозреваемый отрицал предъявленное ему обвинение.
Иначе ДН-допрос мог стать орудием деспота или и того хуже — орудием пыток. Закон не разрешал выуживать из недр человеческого мозга преступления, которые могли бы быть совершены его обладателем.
Я посматривал на часы, совершенно не беспокоясь о оставшихся наедине Алекса и Сэнди. Они получили прямой приказ, который подтвердили, и не станут разговаривать, пока находятся в спортзале.
Я задремал.
С трудом поднялся в конце четвертого часа и побрел на второй уровень.
Когда я вошел, Алекс работал на брусьях, а Сэнди занимался бегом на месте. Майки их промокли насквозь, волосы слиплись. Сэнди тяжело дышал. Избавляться от штрафных очков нелегко — я знал это по собственному опыту.
— Оба вольно.
Алекс слез с брусьев. Сэнди замедлил бег и остановился.
— Встать к переборке. — С минуту я вышагивал из стороны в сторону, потом пристально посмотрел на них. — Хотите что-нибудь сказать?
— Нет, мистер Сифорт, — ответил Сэнди по-мальчишески, соответственно своему возрасту. Он был напуган.
— А вы?
Несмотря на физическую усталость, Алекс с трудом произнес:
— За что вы на нас напустились?
Мне захотелось кричать от отчаяния. И зачем только я вызвал Алекса на разговор?
— Мистер Уилски, выйдите, — я последовал за Сэнди.
— Ты не должен опускаться до жалоб и нытья, — сказал я ему. — Теперь ты офицер, а не кадет. И если недоволен начальством, держи свои мысли при себе.
Он покраснел:
— Есть, мистер Сифорт.
— Обещай впредь поступать именно так.
— Слушаюсь, мистер Сифорт, виноват.
Я был груб с ними, но Сэнди изо всех сил старался мне угодить.
