Ты всегда обо мне будешь помнить. Всегда! Что бы ты ни делал, куда бы ни шёл. Всегда! И ты не сможешь ничего изменить, ведь ты лари́н, мы все живём так… И только смерть одного из нас сможет разорвать эту нить… — Кайна хотела ещё что-то добавить, но лишь несколько раз сомкнула и разомкнула губы беззвучно, будто лишилась дара речи. Глаза её наполнились слезами, и тут Джейк не выдержал, об-нял Кайну сильно-сильно, прижал к себе.
— Ну зачем ты, зачем ты снова плачешь? — он утешал её, нашёптывая ласковые, нежные слова, — Не надо плакать. И грустить не надо. Зачем грустить, ведь мы же вместе? Не плачь, ну, пожалуйста…
Кайна улыбнулась сквозь слёзы, прошептала:
— Плохо мне почему-то, неспокойно на сердце…
— Пойдём купаться, пойдём! — Джейк потянул Кайну за собой, улыбка на лице де-вушки поднимала испортившееся настроение. А ведь так хорошо начинался день! Как мало, как мало длится счастье!
— Нет, Джейк, пусти! — Кайна упёрлась ему в грудь руками, произнесла виновато, — Меня мама потеряла. Я же так и не сказала ей ничего. Она волнуется сейчас, я точ-но знаю. Иди один… Хорошо? А я потом, чуть-чуть попозже.
Видя разочарование во взгляде Джейка, она осторожно поцеловала его в губы, привстав на носочки и притянув его голову к себе за ворот рубашки.
— Ну, не дуйся! Ты что это?
Джейк чуть ослабил захват рук, и Кайна легко выскользнула. Отошла на несколь-ко шагов, пятясь спиной вперёд, и скорее неосознанно попрощалась с ним по-гриффитски: ногтями пальцев к губам; засмеялась, успев поймать соскальзываю-щий с плеч плащ, а потом заспешила по тропинке в сторону посёлка. Джейк прово-дил девушку взглядом, жадно ловя и запоминая каждое её движение.
Захотелось почему-то сделать что-то такое, такое… Хоть как-то выразить свои чувства. Прыгнуть или заорать что-нибудь, да погромче. Чтоб весь лес знал, весь мир слышал. Разве можно сейчас спать?!
И Джейк сорвался с места, побежал, на ходу расстёгивая на себе рубашку, туда, где сонно шевелилась Чайна.
* * *
Всё здесь было, как в рапорте капитана Ламберта. Одна улица, два ряда домов. С этого места и предстояло начинать обработку местности. Но сначала нужно допро-сить местное население. А какое оно из себя, сержант Рауль Мерконис и представ-ления не имел. Капитан докладывал: все — одни старики…
А хотя… Вот это создание на старуху нисколько не походило.
По улице со стороны леса шла девушка. Ещё издали стало ясно: хорошенькая, хоть и в плаще до пят, и не поймёшь, что за фигура.
Но уж в осанке сержант и так толк знал. А походка, походка — сказка!
Мерконис подобрался, как перед броском, затаился, но тут из-за соседнего дома раздался крик и урчание мотора:
— Куда прёшь, балда?! Своих не видишь?
— Сам встал! Какого чёрта?!
Ребята подгоняли вездеходы и обменивались, как всегда, на привычном им языке. А гриффиточка испугалась, крутанулась туда-сюда, развернулась назад, опять в лес. Испугалась! Куда? Куда ты, крошка?
Мерконис чуть не крикнул ей вдогонку, но вовремя промолчал. Лейтенант (а раз-ве что-то делается без него?) загородил девушке дорогу, заговорил с ней о чём-то. Моторы грохотали, казалось, над самым ухом. А сержант обрадовался, что не вылез раньше времени: чем меньше на глазах начальства, тем лучше.
— Вы из города или здесь проживаете?
Красивая дикарка, глаз не отвести, но растерялась так, что еле шла, казалось, у неё ноги при каждом шаге отнимаются. Испугалась военных или просто новых людей здесь, в этой глухомани?
Лейтенант не собирался завязывать какие бы то ни было отношения с местным населением, но тут не удержался, взял девушку под руку; та даже не сопротивля-лась, была в полуобморочном состоянии. И вопроса его будто не слышала. Смотре-ла себе под ноги, боялась поднять глаза.
— Здесь до трассы, если напрямую, всего ничего. Чужие к вам не заглядывают? Из города, например? Из-за реки?
Он надеялся поймать её на неожиданности. Да и народ этот казался ему простова-тым. Зачем их сильно трясти, спрашивать каждого? Можно же просто расспросить ненавязчиво, да и момент подходящий.
Девушка будто вопроса не расслышала, шла всё также молча. Ну и собеседница попалась, подумал лейтенант без раздражения. А может она — того? Нет, скорее всего, языка не знает. Вот темнота! Что же делать теперь? У нас с собой и перево-дчика нет. А капитан в своём рапорте ни словом не обмолвился. Что они тогда сами делали?
Хотя им тогда не до гриффитов было, это точно. Сделали всё на скорую руку, лишь бы быстрее, ничего толком и не выяснили. Взяли всего одного из всей груп-пы, и того до "психушки" довели. А результат? Ноль! Так ничего и не узнали! А сделали бы как надо, не пришлось бы сейчас тащиться сюда через лес.
Ужас при неожиданной встрече начал медленно откатывать, и мысли в голове стали проясняться. Человек в форме больше походил на сионийца, и был он в по-сёлке не один, значит, Джейку здесь нельзя появляться никак. Его предупредить нужно. Но как? Офицер продолжал поддерживать её под локоть, держал бережно, но крепко. Начнёшь рваться, объяснять что-то, — заподозрит, вообще никуда не пус-тит.
Что же тогда делать?
Держаться естественно, как ни в чём не бывало. Пусть считает, что я не знаю их языка.
Солдат становилось всё больше по мере того, как они подходили к центру посёл-ка. Там уже стоял ещё один транспортёр. Пришельцы копошились вокруг с не-спешным и деловым видом, совсем по-домашнему.
Они были в каждом доме, и голоса их доносились, казалось, ото всюду. От знако-мой пятнистой формы, от того ужаса, который она обещала, перед глазами плыл туман. Кайна шла и сама не понимала, почему она до сих пор идёт, живёт, дышит. Ведь произошло то, самое страшное, чего она даже представить не могла. Здесь был уже не тот, въевшийся в мозг инстинктивный ужас перед людьми в форме, здесь был страх потерять самое для себя дорогое: потерять любимого, потерять своё, с таким трудом и болью выстраданное счастье, которым самой ей обладать, возмож-но, считанные мгновения. А незваные гости лишали её и этого… Ну почему они появились именно сейчас? Зачем они пришли сюда именно сейчас?
…Родной дом, родное крыльцо и дерево у окна принесли невольную радость. Где-то здесь её ждёт мама. Здесь, в родных стенах!
Кайна заторопилась, даже солдаты, снующие во дворе, её теперь не так пугали. А-лата была тут же, на улице, стояла, глядя себе под ноги, будто и не видела всей этой суеты вокруг себя, и солдат рядом.
Обыск?! Неужели и здесь всё, как в городе?
При виде лейтенанта сионийцы притихли, только один, с серебряной нашивкой над клапаном нагрудного кармана, вышел вперёд, отчитался.
