Все мои школьные годы прошли под знаменем плавно сменяющихся влюблённостей. Наверное, именно тогда я начал свои первые попытки в написании стихов. К сожалению, никаких творений того периода не сохранилось. Помню только:
«Давай с тобой дружить
Мне без тебя не жить».
Ну и всё такое прочее, проникнутое тончайшим лиризмом и высоким чувством. Спасибо вам, мои милые любимые! Теперь вы далеко от меня. Успели повыходить замуж, разъехаться по заграницам. Зато я теперь пишу стихи.
V
Всю свою сознательную жизнь я занимался спортом. Сейчас жизнь у меня несознательная и спортом я уже не занимаюсь, о чём совсем немножко жалею. Я был очень талантливым спортсменом. Я занимался плаванием — и не утонул, занимался дзюдо — и не сломал шею, занимался лыжами — и не замёрз. Если бы я захотел, я, наверное, стал бы чемпионом мира. Меня бы любили женщины и носили на руках поклонники. Мне бы давали золотые медали и много-много денег. А потом бы я вышел из спортивного возраста, и все бы про меня забыли. И я бы спился и умер в больнице. И никто бы про меня не вспомнил. Поэтому я решил спортом не заниматься. Тем более что не очень-то у меня и получалось. Хотя отжаться от пола несколько раз я могу и сейчас. Останавливает только одно: зачем?
VI
А ещё я был студентом. Случилось это так. Я пошёл сдал экзамены и поступил в университет, на математический факультет. На этом факультете преподавали математику, причём не простую, а со всякими там сложностями. Через какое-то время я начал понимать, что ничего уже не понимаю. Как ни странно, преподаватели обнаружили это ещё раньше меня. Таким образом, мы оказались в данном вопросе вполне солидарны, и я перевёлся на психолого-педагогический факультет. На нём было очень интересно учиться, а в конце учёбы выдавали дипломы. Мне достался синий. Так вот я побыл студентом.
VII
А однажды я сходил в армию. Было это так. Меня вызвали в военкомат. Я очень испугался, но пошёл. Но оказалось, что это всего лишь допризывная комиссия и в армию меня пока никто брать не собирается. В тот раз я в армию так и не сходил.
Потом мне исполнилось 18 лет, и меня опять вызвали в военкомат. Но я был уже студент, а студенты им были не нужны. Мне сказали, чтобы я получал высшее образование, а потом, может быть, на что-нибудь и сгожусь. Так я второй раз не попал в армию.
После института мне опять пришла повестка. Но к тому времени знающие люди мне уже объяснили, что ходить в военкомат людям с высшим образованием очень опасно, потому как могут забрать в армию. А если не ходить, то могут и не забрать. Я и не пошёл. Так я в третий раз не попал в армию.
Но в армию я всё-таки сходил.
VIII
В конце концов я устроился на работу. Я ходил по разным фирмам, и все умоляли меня, чтобы я там поработал, но я гордо отказывался, потому что я человек творческий и работа мне нужна такая же. И вот теперь я работаю на компьютере. Компьютер — это такая штука с телевизором (в который я смотрю) и клавиатурой (в которую я тыкаю пальцами). И что самое удивительное, вот за то, что я тыкаю пальцами, — мне и платят деньги. Называется это — программирование. Здорово, правда?
IX
Почему-то до настоящего момента ещё никто так и не удосужился написать мою биографию, и этот факт чрезвычайно удручал меня на протяжении долгого периода времени. Но, в конце концов, если биографы сами не понимают, в чём их счастье, то это их головная боль. И я решил написать свою биографию сам. Всё, что вы только что прочли, — это лишь начало многотомного труда. Копирование и использование данного материала в коммерческих целях — чревато разнообразными последствиями (от обращения за защитой в Организацию Объединённых Наций до тривиального битья морды, хотя за пиво можно и договориться).
О себе
Бывает же так, что давно забытые детские мечты вдруг странным образом начинают реализовываться? Так со мной и произошло.
Лет с двух-трёх начал читать и к пяти уже был уверен, что стану писателем. Первые опыты — всегда подражание. Любимому автору, любимой книге. Попытка сделать «ещё интереснее». Я продумывал сюжеты великих романов и многотомных эпопей, которые мне предстоит написать, — хотя дальше оглавления дело обычно не двигалось. Но я был спокоен, потому что уже знал всё про своё будущее.
В этой спокойной уверенности доучился до восьмого класса. И понял, что Литинститут — недоступная горная вершина, а у меня не то что альпинистского снаряжения, а даже подходящей обуви для прогулок на природе нет. Тогда для поступления надо было представить печатные работы — или изданные книги, или хотя бы что-то в сборниках или солидных журналах. А у меня даже толком законченных рассказов не имелось — одно только детское желание.
Тогда мы с мамой (она всегда поддерживает меня в подобных начинаниях) решили, что журфак МГУ — почти полпути к Литературному институту. То, что это не совсем так, выяснилось уже в ходе моего обучения в ШЮЖе — Школе юного журналиста. Всё было здорово, пока летом после девятого класса я не попал на практику в газету. Там мне быстро объяснили, что такое прогибаться, и журналистика автоматически выпала из числа моих насущных интересов.
Поскольку с математикой и физикой дела обстояли ничуть не хуже, чем с литературой, год спустя я обнаружил себя студентом МИРЭА, славного разгильдяйского института на Юго-Западной. Там мне легко и необидно доказали, что не такой уж я и умный, поставив на первом экзамене двойку по физике, а на втором — тройку по высшей математике. Что, впрочем, не помешало мне вполне прилично доучиться и присвоить себе гордое имя инженера-оптика. Надо сказать, что сегодня изо всех научных премудростей вспоминается лишь магическая фраза: «Дырки Бенета, сходясь, образуют провал Лэмба». Одна, зато красивая и загадочная.
Поскольку в лаборатории, где мне предлагали задержаться после защиты диплома, работа заключалась в ожидании особо ценной гайки для подставки лазера, которую уже полгода выпиливали на каком-то секретном заводе, я счёл возможным отказаться. И пустился в плавание по незнакомому миру.
Надо сказать, что к тому времени, помимо мирэашной корочки, которая так никогда и не пригодилась, у меня имелся ещё один навык — я выучил эсперанто. Сейчас это может показаться смешным преувеличением, но подобное специфичное знание определило всю мою дальнейшую жизнь.
Во-первых, в среде эсперантистов (а это отдельная тема для разговора) я познакомился со своей будущей женой.
Во-вторых, я стал всё чаще писать стихи, и те из них, что «не по-русски», заранее были обречены на определённую известность. Меня почти сразу стали публиковать, приглашать на литературные вечера, цитировать. Безусловно, это было приятно и помогло устранить многие комплексы начинающего литератора.
