— Ну и рожа у тебя, — со смешком констатировал он.
— Твоя будто лучше.
— Лучше. Мне хотя бы глаз не подбили в этой очереди.
— Если бы мне глаз не подбили, мы бы ничего не взяли, — Ри сунул гитару куда-то в угол, подцепил кусок сала, отправил в рот. — Будешь?
— А то.
— Рыжий?..
— Пока нет, у Берты сидит.
— Понял…
Выпили, не чокаясь. Водка была явно палёная, тёплая, но это уже давно не имело значения. Ит украдкой рассматривал Ри — да, и ему отражение, наверное, не соврёт. Лицо ничуть не лучше, чем у самого Ита, волосы тоже… разве что седина, пожалуй, выглядит пристойней. Точнее, будет выглядеть, если Ри удосужится хотя бы помыться.
Только вот на хрен ему это надо.
А бланш под глазом, надо сказать, очень эстетичный получился. Боевая рана. Медаль за доблесть.
Твою. Мать.
— Ит, ты съездишь со мной? — спросил Ри, глядя на друга поверх рюмки.
— Да, — кивнул тот. — Но ненадолго, сам понимаешь. На пару дней съезжу.
— Хорошо, — откликнулся Ри. — Тяжело в это время… одному.
— Знаю, — Ит кивнул. — Мне тоже.
— Всем тоже, — покивал Ри. — Прибрать там надо будет. Покрасить решётку, помыть… Слушай, а какие цветы, ты говорил, можно осенью сажать?
— Я завтра смотаюсь на рынок, там как раз бабки торгуют. Может, лилии куплю какие-нибудь. И ещё можно… у нас хоста большая разрослась, я её на две поделил и рассадил, а мелкие отростки пока что сзади, за камнем прикопал. Вот их заберём в Питер. Хорошо растут. А можно совместить. Давай перед дорогой метнёмся вместе на Белорусскую, рынок там рядом. Может, успеем…
— Хоста — это которая с большими листьями?
— Ага, — Ит зевнул. — Она цветёт ещё. Небольшие фиолетовые цветы такие. Немножко похоже на гицеру.
В кухню вошёл Скрипач, придвинул к столу табуретку. Сел. Молча налил рюмку водки, опрокинул себе в рот. Брезгливо оглядел стол, вытащил из пепельницы бычок подлиннее, прикурил, жадно затянулся.
— Как там? — спросил Ит.
— Сказала, что сейчас подойдёт.
— Может, мы к ней…
— Попросила не ходить. Воняет от вас, уж простите, как от вокзальных цыган, — Скрипач скривился. — Пакость.
— А то ты утром был лучше, — хмыкнул Ри.
— Не был, — тут же отозвался Рыжий. — Но теперь я лучше. А вы оба… — Он безнадежно махнул рукой. — Впрочем, скоро я тоже буду… такой же.
Ит вяло пожал плечами.
Есть не хотелось совершенно, но он понимал — если сейчас пить «в сухую», может развезти уже через час, а это слишком рано. Надо ещё посидеть с ними. Посидеть, поговорить, помолчать. Послушать гитару — смешно, какое там гитару, но ведь Ри не докажешь… да и была охота доказывать…
И ещё Берта хотела что-то сказать.
Скрипач только что про это напомнил.
Ит отставил рюмку, вытянул огурец, потом положил на сохлый кусок хлеба пару шпротин.
«Картошку, что ли, сварить? Надо бы, вот только возиться не хочется. Ладно, сварю. И мойву сварю. Буду сегодня хорошим».
— Жрать хотите? — осведомился он в пространство.
— Ну, не знаю. А что, есть идеи? — Скрипач закурил и поднял голову.
— Я сегодня добрый, — пояснил Ит, вставая. — Сейчас картошку отварю и коше рыбки. Кто не хочет дышать рыбкой, пшел вон отсюда. — Он с усмешкой глянул на Ри. Тот махнул рукой.
— Да ну на фиг, какая разница…
Пакет с картошкой обнаружился под раковиной. Картошка была… скажем, с глазками, подумал Ит. Вернее, проросшая. Сильно проросшая. С глазками и корнями. И вялая, как дохлая крыса. И пахла тоже как дохлая крыса. Видимо, что-то там сгнило, в этом пакете.
Он кое-как ободрал с картошки всё лишнее, пересыпал её в раковину и включил воду — если помыть, то пахнуть будет поменьше. Выкинул гнилушки и принялся не торопясь чистить то, что съесть теоретически могло бы получиться. Да, если сварить, будет нормально. А если ещё луку на сале поджарить, то будет совсем хорошо. Вопрос только в том, что лука нет, а магазины давно позакрывались.
Берта вошла в кухню, присела на свободную табуретку, привычным движением поставила костыли у стенки. Скривилась, помотала головой — пахло и в самом деле скверно.
— Гадюшник, — равнодушно констатировала она. — Рыжий, мы с тобой завтра тут помоем, пожалуй.
— Ага, — кивнул Скрипач. — Попробуем.
— Славно… Мальчики, я хотела поговорить с вами. Ит, выключи воду, мешает, — попросила она.
— Сейчас, — Ит кинул последнюю картошку в кастрюлю, завернул кран. — Извини, малыш. Я чего-то… задумался.
— Ничего. Так вот, нам надо поговорить.
Ри снова сунул гитару в угол и уставился на неё тяжёлым неподвижным взглядом.
— Про то, что с тобой? — напрямую спросил он.
— Нет, — она отрицательно покачала головой. — Про то, что со мной, и так понятно. В данном случае речь пойдёт не об этом. Вы достаточно трезвы, чтобы меня не перебивать, не тупить и нормально выслушать?
Ри медленно кивнул.
Ит, секунду помедлив, тоже.
И только Скрипач горько усмехнулся.
— Ты чего?
— А я не успел, — пояснил он. — Я же у тебя был…
— Я спрашивала их. — Она села поудобнее, вытащила из пачки сигарету, прикурила. Выпустила дым к потолку, закашлялась. «Так и не научилась толком курить, — подумал Ит, — и уже никогда не научится… Чёрт, не могу об этом, не надо, не надо, не надо, не надо…»
— Если вы помните, в тот год, когда мы уволились из официалки, я… утаила кое-что. — Она снова затянулась. — А именно — полный кодекс и свод законов работы Службы. Причём не только раздел для миров пребывания, а вообще полный.
Все синхронно кивнули.
— И что? — недоумённо спросил Ри. Потянулся было к бутылке, но Скрипач перехватил его руку — подожди, мол.
— Поскольку последние пять лет мне было практически нечего делать, — она невесело усмехнулась, — я потратила часть из этих пяти лет на изучение кодекса. Ну, надо же было чем-то себя занять?
— Мы это все видели, — согласился Ит. — Да, ты его читала.
— Читала, анализировала, прогоняла ситуации… он интересный, всё так. Но сейчас речь снова не об этом. Я сумела взломать закрытые разделы.
— Как? — удивился Ри.
— Мне было ужасно скучно, особенно по ночам. — Она пожала плечами. — Как ты мог заметить, с математикой у меня порядок.
— Ну да. К чему ты ведёшь это всё? — спросил Ри.
— Сейчас поясню. Ит, сядь, пожалуйста.
— Некуда.
— Тогда стой. Я нашла раздел, созданный руководством Службы исключительно для себя, любимых. Этот раздел посвящён так называемой посмертной ответственности и посмертному призыву к ответственности.
— На костях, что ли, плясать? — недоверчиво спросил Скрипач. — Чего только не придумают.
