— А кто ожидается?
— Из вашей компании грузовик, он от Плутона идёт, через пару дней будет здесь. Если хотите, можете подождать пассажирский. Он через неделю тут появится. Или туристический лайнер. Он тоже дней через восемь прибудет.
— Разберёмся, — Беляев глянул на спеленатого помощника. — Как у раненого состояние себя покажет.
— Хорошо, — командир спасателей кивнул, отчего его немного унесло назад. — Как скажете, капитан. А если подкинете нам немного апельсинов, мы полностью в вашем распоряжении.
В кабинете старшего стивидора транспортной компании гудел вентилятор.
— Не люблю кондиционеры, вот и поставил эту трещалку, — пояснил хозяин кабинета Арджун, предложив Беляеву присесть. — От лица компании приношу вам благодарность за спасение экипажа и груза.
Первый навигатор молча кивнул.
— Не смотрели новости? — старший стивидор включил кофеварку.
— Нет, а что там? — равнодушно спросил Беляев. Его совсем не интересовали новости.
— Наша пиар-служба постаралась, между нами говоря, — засмеялся Арджун. — Но всё правильно сделали. На вашем грузовике на Марс шли какие-то приборы, я даже понять не могу, для чего они. Но очень дорогие и уникальные. А вы их спасли. Вот наши рекламщики и сыграли на этом. Дескать, только наша компания и её золотой фонд — высококлассные специалисты могут найти выход из любой, даже самой трудной и безнадёжной ситуации. В итоге клиенты к нам пошли активней, чем обычно.
— Ах, вот в чём дело, — вежливо улыбнулся первый навигатор.
— Но я вас пригласил немного по другому поводу, — Арджун налил две чашки кофе. — В феврале следующего года исполняется двадцать пять лет, как вы работаете капитаном в нашей компании. Мы обсуждали, что вам презентовать на юбилей.
Беляев вздохнул и взял кофе. Подарки, как и новости, вовсе его не занимали.
— У вас не было ни одной аварии, ни одного происшествия по вашей вине, — Арджун тоже взял кофе. — Вообще, вы самый уважаемый наш сотрудник. А как вас отметить, никто не знает. Ну что такое подарить?
Первый навигатор пожал плечами. Ему было всё равно.
— Поэтому я предложил вручить вам космическую яхту, — старший стивидор отпил кофе и поморщился, слишком горячего хлебнул.
— Однако, — хмыкнул Беляев. Он забыл про кофе и вытянув ноги, поудобнее устроился в кресле. — Балуете вы меня.
— Нет, нет, — Арджун сплёл пальцы и положил руки на стол. — Конечно, такая яхта стоит как новенький каботажник. Но дело того стоит. Вы же единственный капитан с таким стажем на всей Земле и вообще во всей Солнечной системе. И опять же, рекламный ход. Если наша компания может позволить себе такой подарок, значит, дела у неё идут отлично. Они и так хороши, впрочем, — сразу же уточнил он. — Плюс сотрудники увидят, как руководство относится к тем, кто работает как надо.
— А не разорится компания от таких подарков? — улыбнулся Беляев.
— Нет, нет. Второй по стажу капитан работает всего двенадцать лет, — Арджун тоже улыбнулся. — Всё уже продумано. Так что дело только за вашим согласием. Да?
— Да, — Беляев кивнул.
— Вот и договорились, — старший стивидор отпил кофе и поморщился, оно уже остыло. — Тогда мы размещаем заказ на Иркутском заводе. Сейчас весна, они как раз успеют к февралю. Кстати, там же, в Иркутске скоро будет готов новый грузовик. Его мы также передаём вам. Будете командовать снова. Вы не против?
— Совсем нет, — Беляев засмеялся. — Очень даже неплохие подарки.
— Вот и всё, что я хотел с вами обсудить, — Арджун взглянул на кофе и поморщился. — Ещё по чашечке?
— Спасибо, я пойду в госпиталь, — первый навигатор поднялся. — Надо навестить своего помощника.
— Всего вам хорошего, — встал и Арджун. — Передайте ему мои пожелания скорейшего выздоровления.
— Время цвести сакуре, — подумал Беляев, сидя на террасе своей виллы. Мягкий, тёплый ветерок приносил слабый смолистый запах кедров из рощи. Прозрачные волны шуршали жёлтым песком ливанских пляжей.
— Слетаю-ка я в Японию, — решил Беляев. — Года четыре в это время не бывал там.
На следующий день, сидя в парке на низкой скамеечке, окружённой розовым цветом вишни, Беляев вспомнил, как много лет назад он приехал сюда, в этот небольшой город, в гости к сокурснику Идзи Сатаки или, как его все звали в полётной школе — Самураю.
Они бродили по улицам, привлекая внимание молодых смешливых девушек своей шикарной формой космических навигаторов. На груди поблёскивали медали с выбитыми на них цифрами. Те означали количество полётов за атмосферой, в пустоте космоса. После второго курса их набралось около десятка.
Беляев встал со скамеечки и посмотрел на поросшую густым лесом гору, тёмной громадой нависавшей над городком. Давным-давно, пробираясь по её крутым тропинкам, Самурай поскользнулся, упал и сильно расцарапал себе правую руку. На тыльной стороне ладони, после того, как рана зажила, остался причудливый шрам.
По этому шраму, через три года, его и опознали. После внезапного камнепада в Огненных Углах Меркурия, от группы топографов, подбиравших безопасное место для посадки тяжёлых транспортников, в живых не осталось никого. Их даже не нашли. Только рука в скафандре, оторванная почти по локоть. Она лежала возле груды огромных камней, разобрать которые тогда было не под силу. Конечно, были всякие проверки ДНК и прочее, но шрам на кисти руки врезался в память. Потом останки Самурая привезли сюда. Но на могилу к нему Беляев не пошёл. Тем более, что и могилы-то не было. Руку со шрамом родственники сожгли, а пепел ссыпали в урну и положили в стену мёртвых.
Капитан космического грузовика Беляев, почти три десятка лет работающий на каботажной линии Земля — Марс — Земля, вспоминал своего отчаянного друга Самурая, сидя здесь, на низкой скамеечке, в парке, полном цветущей сакуры, бездумно глядя на чистое бледно-синее небо, за которым таился чёрный, опасный космос.
Из Японии он улетел в Калифорнию, захотелось покататься на волнах, пружиня ногами, играя мышцами, стоя на вёрткой, скользкой доске. На пляжах Сан-Диего Беляев провёл пару дней, и как-то, шагая вечером в свой отель, увидел катящегося в инвалидной электроколяске адмирала в парадном мундире с грудью, завешенной сверкающими орденами.
— Привет, Микки, — он легко догнал коляску и положил руку на её спинку. — Смотри, где встретиться пришлось.
Адмирал, прищурясь, вглядывался в него сквозь толстые стёкла очков.
— Не узнаёшь, — Беляев улыбнулся. — И как только могли в честь такого старого маразматика назвать самую большую яму на Плутоне.
