Николас закрыл глаза и открыл. Чёрный Кулак был солдат до мозга костей, у него даже голос модулировал по уставу, он воплощал собою казарму, а больше, чем казарму, Николас ненавидел только то, что ему сейчас предстояло сделать. То, из-за чего он предавался воспоминаниям, теребил губу и пялился в окна.
До революции Кленце был начальником полиции Плутоний-Сити. В «час Х» полиция перешла на сторону восставших, Кленце заверил товарища Кейнса в своей полной лояльности, был принят в ряды и некоторое время в самом деле безупречно бдел. Но Доктору он не нравился никогда. Доктор сказал, что товарищ Кленце опасен и вооружённых людей ему под начало лучше не давать. Николас был полностью с ним согласен. Кленце напоминал ему донельзя разжиревшую змею и к тому же брал взятки неудержимо, как промышленный пылесос. Кишка, подумал Николас, вот точно: кишка. Пару лет назад, поймав Кленце на очередной взятке, он снял его с должности и дал испытательный срок: перевёл делать мирное дело, управлять революционными детдомами. За время войны появилось много сирот…
Спустя некоторое время в Управление соцобеспечения начали поступать жалобы от граждан. Донесения людей из внутренней безопасности подтверждали их. А теперь сам Чёрный Кулак явился с доказательствами. Кто-то из его Отдельного батальона столкнулся с проблемой лицом к лицу.
Из старших детей Кленце начал сколачивать боевые бригады. Банды психически травмированных подростков держали в страхе целые районы столицы. Кленце прикрывался идеей военного обучения, воспитания смены, необходимого в такое трудное время, но выглядело это с каждой неделей всё менее убедительно. То ли Кленце не понял, что за ним наблюдают внимательнейшим образом? Стало быть, он либо враг, либо дурак, а такие дураки хуже врагов, поэтому разницы никакой. Вчера Шукалевич сказал, что пора бы его уже… А преемник Кленце раньше работал инспектором в Управлении юстиции, у Линна, вспомнил Николас. Дельный человек, всё изучил досконально. Линн когда-то требовал отдать Кленце под суд. Доказательной базы хватало на три расстрела. Но мы простили товарища Кленце, выдали ему кредит доверия, учтя его заслуги перед Революцией… Доктор куда-то сгинул, дёргать из-за Кленце самого товарища Кейнса Николас не мог, а значит, решать нужно было самому. Что же, подумал он, кредит не выплачен. Товарищ Линн со мной согласится…
Фрайманн ждал.
Николас внутренне поморщился.
— Товарищ комбат, — с трудом выговорил он, — по поводу Кленце…
— Слушаю.
— Расстрелять.
— Так точно, товарищ начупр.
Николас опустил взгляд на бланк приказа.
Его всегда тошнило, когда приходилось подписывать смертные приговоры, физически тошнило, хорошо, что недолго. Николас закусил губу и подмахнул листок.
Фрайманн встал — стремительно, красиво, чётко как автомат, — и принял листок из его рук.
— По закону военного времени, — блёкло присовокупил Николас. — За контрреволюционную деятельность.
— Так точно.
Сейчас он уйдёт, обнадёжил себя Николас. Под ложечкой затомило от нетерпения. Сейчас грозный комбат отбудет, передаст приказ своим людям, завтра начупр соцобеспечения товарищ Реннард подпишет приказ о чьём-то назначении на освободившуюся должность… На часах было два ночи. Кленце устранят до рассвета. Домой не поеду, решил Николас. Дежурный водитель наверняка спит в подсобке, есть ли смысл тревожить его, если всё равно нужно будет вернуться к семи… Взгляд его упал на узкий чёрный диван напротив окна. Николас не впервые ночевал на работе.
За дверью кабинета послышалось шуршание.
Николас озадаченно нахмурился. Фрайманн напрягся, скосив глаза набок: кажется, стриженые его волосы стали дыбом, как шерсть. Профессионал, подумал Николас.
Рукоятка двери сдвинулась. Фрайманн резко развернулся — точь-в-точь орудие в турели.
В кабинет бочком протискивался мальчик лет двадцати, судя по одежде — подсобный рабочий. Он не сразу увидел присутствовавших, а увидев — пошатнулся, ударился о косяк и попытался слиться со стеной.
— В чём дело? — сухо потребовал Николас.
— П-простите… — выдавил мальчишка. — Я п-потом зайду… — и попытался ускользнуть.
— Стой, — велел Николас.
Мальчишка послушно застыл, задрав подбородок в попытке стать смирно. В глазах его метался ужас.
— Ты что тут делаешь?
Он заморгал.
— Окно… — он набрал в грудь воздуха и выговорил яснее: — Товарищ начупр, так ведь ночь. Можно ремонтировать. Каэла сказала, у вас окно не открывается, я чинить пришёл, — и он загородился от Николаса деревянным чемонданчиком, очевидно, с рабочим инструментом. Николас едва скрыл улыбку.
Рядом резко выдохнул Фрайманн.
— Имя, — вдруг прогремел он, — звание.
Мальчишку точно подбросило. Он с грохотом уронил чемодан и стал смирно по-настоящему.
— Кайл Джонс, товарищ комбат! — отрапортовал он. — Младший сержант!
— Почему в штатском?
Сержант Джонс побелел.
— Я… чинить… форму поберечь…
— Передай своему командиру, — сурово сказал Фрайманн, — что я велел наложить на тебя взыскание за нарушение формы одежды. Кто тебя рекомендовал в хозкоманду?
Николас покачал головой. Он-то видел, что Фрайманн шутит, но паренёк всё воспринимал всерьёз и был, кажется, близок к обмороку. Как-никак, сам Чёрный Кулак революции им недоволен…
— Моя секретарша, — ответил он за бедного Джонса, — Каэла. Его сестра. Семья проверенная, товарищ Фрайманн. Я отпустил Каэлу четыре часа назад. Сержант не знал, что я ещё на работе.
Фрайманн кивнул.
— Всего хорошего, товарищ Фрайманн, — подчёркнуто штатским голосом сказал Николас. — Кайл, можешь приступать. Много это займёт времени?
Вид у сержанта был как у снятого с виселицы. Он сделал шаг вперёд, стараясь не встречаться глазами с Фрайманном, прерывисто втянул воздух в лёгкие и выговорил:
— Вроде нет, товарищ начупр… не должно.
Николас встал из-за стола, взял из ящика ключ от стенного шкафа. В шкафу была припрятана бутылка коньяку — лучшего, импортного, с Лайи. Теперь импорт — редкость… Тем временем сержант Джонс деловито осматривал задвижку окна. Подёргал её, постукал, затем поставил на подоконник свой чемоданчик. Николас решил, что Кайл с Каэлой близнецы. Они были чертовски похожи: одинаково тоненькие, аккуратные, похожие на зверьков. Младший сержант. Реннард был удивлён этим. Кто его в армию-то взял…
Младший сержант украдкой посмотрел через плечо на товарища начупра. Николас улыбнулся. Паренёк ему нравился. Напуган, но работает умело и споро; белокожий, с оленьими глазами и нежным девичьим ртом… Уши красивые. Даже армейская стрижка не уродует…
