никто не знал.
Там было темно, никаким навозом или куриным пометом не пахло, и не было окон. Потолок тоже был низким, — так что мне приходилось втягивать голову в плечи, когда я его осматривал. Пол был земляным, безо всяких досок, а стены были из нетолстых сосновых бревен, обитых досками и побеленными известью. Это было явно нежилое помещение. Если во флигеле, в котором поселился Дима была электрическая проводка, небольшая печка и рукомойник, то здесь ничего этого не было. И там, во флигеле сразу ощущался комфорт, а здесь была непонятная аура и пахло тайной.
Я сразу оставил свое желание поселиться в этой комнате с земляным полом, без пола и электричества, но у меня проснулось любопытство и появилось странное чувство, в котором я так и не разобрался, когда переступил порог этого коровника.
На следующий день после моего визита в коровник, с утра пошел дождь. Ехать на работу было не надо, и рабочие отсыпались. Студентки затеяли торт из сгущенки, а я с геофизиком занялся обработкой материалов по аномалиям. Одна из аномалий располагалась на периферии известного золоторудного месторождения. На ней мы, как и на многих других, провели анализ геофизических полей, а потом сравнили их с данными нашей ртутной сьемки.
На графиках во всех геофизических полях отмечался пик, который совпадал с максимальным содержанием паров ртути. Это было интересным, и я просмотрел все объекты, которые мы уже сделали. Вывод напрашивался очевидный — на наших аномалиях была связь концентрации ртути с высоким содержанием калия и урана. А все золоторудные месторождения в районе были похожими — на них были аномалии калия и урана.
Это объяснялось достаточно просто, — золотосодержащие кварцевые жилы располагались в гидротермально измененных гранитах. Часть наших аномалий могли перейти в разряд золоторудных проявлений. На всех таких аномалиях уже были отобраны пробы, но наше предположение должно было подтвердится только осенью, когда мы получим данные спектрального анализа проб.
Мы с Димой просидели весь день за бумагами, и я вспомнил, что хотел осмотреть еще раз коровник. Я запер сейф с картами, взял удлинитель с лампочкой и отправился на разведку. Дима, у которого я воткнул удлинитель, пошел за мной — ему стало интересно, что я там буду делать. Этого я еще не знал, но интуиция меня не подводила никогда, и я верил, что она меня и сейчас не подведет. Повесив лампу на гвоздик, я начал осматривать все, на что падал мой взгляд. Дима стоял у двери и ничего не понимал. Потом я ему сказал, чтобы он принес анализатор, радиометр, магнитометр и посмотрел, что они будут показывать.
Приборы были у него во флигеле, и через минуту он зашел с радиометром. Включил его, одел наушники, походил по коровнику и сказал, что везде фоновые значения. Потом принес ртутный анализатор, настроил его и сделал несколько замеров. После первых двух он сделал стойку, и сказал, что здесь аномальные значения содержания паров ртути. Оставил прибор, сходил к себе и принес журнал, в который начал заносить замеры. Когда он прошел через комнату с анализатором, то пошел за другим прибором, и все операции проделал снова, только с квантовым магнитометром. Закончив промеры, Дима сказал мне, что здесь, в земле, судя по интенсивной магнитной аномалии, находиться какой-то объект. Я помог ему унести приборы, а он пошел в камералку, сел за стол, начал считать и строить графики.
Его тоже заинтересовали аномалии в соседнем помещении, и он решил выяснить, с чем это связано. Я ему не мешал, заварил чай и уселся рядом. После нескольких минут он сказал мне, что такой концентрации паров ртути ему наблюдать не приходилось, и максимум концентрации ртути совпадает с пиком магнитного поля. По данным магнитной съемки можно было рассчитать глубину объекта, которое вызвало аномалию. Это было несложно сделать. Он кивнул, и начал считать.
Хотя я был по специальности геолог и горный мастер, мне приходилось считать глубину до такого магнитного объекта, и я тоже взял в руки карандаш и начал считать. Когда мы закончили расчеты, у него получилось два метра, а у меня полтора. Мы посмотрели друг на друга, и пошли за лопатами.
Сначала мы нашли старую тачку и поставили ее у двери, чтобы земля, которую мы будем доставать, не мешала нашей интеллектуальной работе. Включили свет и начали работать. Земля была мягкой, и дело у нас спорилось. На звуки нашей с Димой возни пришли рабочие и удивились тому, что два инженера копают в коровнике землю. Они тут же заявили, что мы должны дать им возможность самим выкопать клад, и что мы отбирали у них их хлеб. Дима тут же отдал лопату одному рабочему и уселся рядом со мной. Вскоре на глубине два метра лопата уткнулась в какой-то металлический предмет. Он занимал весь забой шурфа и представлял собой слиток, или плита из металла.
Мы с Димой поставили лестницу и спустились в шурф. Я взял с собой геологический молоток и постучал по металлу. Это действительно не был слиток, а плита, и скорее всего под нею была пустота. Толщина плиты была, по-моему, не очень большая. Но дрели, что бы это узнать, у нас в хозяйстве не было. Мы посовещались и решили, что надо сделать шурф шире и посмотреть дальше — по обстоятельствам.
Рабочий снова спустился в шурф и начал его расширять. После нескольких минут работы он сказал нам, что, по судя по всему, он нашел люк. Пока он копал, мы с Димой принесли еще удлинитель с лампой, и в коровнике стало светло, как днем. Рабочий вычистил все на дне, и указал нам на люк. Он был метра полтора шириной и два метра длинной. Рабочий попытался его открыть, но на люке не было ни ручки, ни замка, и он уступил свое место старым медвежатникам, — мне и Диме. Люк был плотно закрыт, и на нем не было ничего, за которое можно было нам зацепиться. Я сказал рабочим, чтобы они спустили переноску прямо в шурф, чтобы мы посмотрели внимательно.
При ярком свете у одного угла люка Дима нашел углубление, размером с трехкопеечную монету. Но это не была скважина под ключ — она была из стекловидной массы, которая отблескивала под светом лампы. Я посветил на нее фонариком зажигалки, и не добился никакого эффекта.
