Не веря ни одному своему ощущению, Денис поднял руку и с замиранием сердца уставился на собственную ладонь. Живой?!!
В первый момент он испытал столь сильное эмоциональное потрясение, что все тело обдало жаром, еще раз со всей очевидностью доказывая его материальность.
Он же умирал… Погиб… в глубоком космосе, так и не добравшись до боевого поста из-за какой-то дуры, что гуляла по оранжерее, вопреки приказу об эвакуации!..
Воспоминания обрушились на него, как каскад ледяной воды.
«…Как это может быть?! Ведь мы вычистили из его памяти все, что касалось смерти!..» — Голос неизвестного, что долетал до него сквозь тьму безвременья, четко прозвучал в голове Дениса.
Черт!..
Он рывком сел, обхватив голову руками, и застыл, пытаясь унять бешеный стук крови в висках. Что все это значит?!
Отняв руки от головы, которая пылала в приступе горячки, Денис посмотрел на себя.
Форма… Скомканная постель… Небрежно брошенная подле обувь…
Словно он не покидал «Европу», а пришел в свою каюту после долгой утомительной вахты и завалился на койку прямо в одежде… Может ли быть такое?.. Мне просто приснился весь этот бред?!
Нет… не приснился. Каюта была чужой. Не в силах больше выносить неопределенность, он встал, дошел до двери, где был укреплен стандартный интерком, и с силой вдавил клавишу связи.
На крохотном экране появилось хмурое лицо незнакомого офицера.
Несколько секунд тот вглядывался в расположенный перед ним монитор, морща лоб, словно пытался вспомнить лицо Велехова, а затем, очевидно, вспомнив, кто это такой, ворвался на линию общекорабельной связи и молчит, глядя на него, как на восьмое чудо света, вдруг скинул маску раздраженной усталости и сказал достаточно приветливо:
— Денис Андреевич, если не ошибаюсь? Велехов?
— Да, офицер, — машинально ответил Денис, чувствуя, как дрожь, что пришла на смену жару, гуляет по телу волнами нехорошего озноба.
Не верил он. Все было как-то неправильно… Не могло быть именно так.
«Я умер…» — нашептывало подсознание, и от этой мысли становилось не по себе.
Денис считал себя боевым офицером и делал это по праву.
Война вышибает из головы одни иллюзии и неизбежно рождает другие. Единственное, к чему отношение всегда одинаково и неизменно, так это к смерти.
Слишком много отвратительного, страшного скрывает в себе данное таинство, а на войне, выставленное напоказ, грязно политое кровью, оно приобретает особую, удручающую окончательность.
Если бы Денис не видел мертвых тел, что плавали в вакууме около взорванных кораблей, то, быть может, он не испытывал бы сейчас той мучительной раздвоенности, глядя на лицо незнакомого вахтенного офицера, который явно имел на его счет определенные инструкции и в данный момент изо всех сил старался остаться если не любезным, то, по крайней мере, вежливым.
— Я должен направить вас по определенному маршруту, господин Велехов, как только вы очнетесь, — сдержанно сообщил он.
— Но я… — начал было Денис.
Офицер прервал его понимающим кивком.
— Я знаю, лейтенант, у вас масса вопросов, и, возможно, весьма личных. — Он еще раз кивнул, словно убеждая самого себя, что дело обстоит именно так. — Прошу, вас ждет командир корабля, генерал Дорохов. Он хотел лично переговорить с вами, как только представится возможность. Я уже передал сигнал на его интерком и получил подтверждение.
Денис кивнул. А что он мог возразить?
Едва оправившись от осознания собственной материальности, плохо представляя, где он находится и что с ним стряслось, он, естественно, не собирался выяснять отношения с незнакомым офицером по общекорабельной сети.
Он ограничился лишь тем, что узнал, как найти генерала, и отключил интерком.
Крохотный экран погас, а он продолжал стоять, босой, но в помятой форме, подле двери каюты, вдыхая знакомые по многим космическим кораблям запахи, в которых смешивались флюиды перегретой пластмассы, машинного масла и плохо очищенного воздуха.
Эту гамму нельзя было спутать ни с чем, и он внезапно поверил. Ну не могло быть у него столь явственного, натурального бреда, да и почему? Почему бы ему не оказаться тем самым счастливчиком, одним из миллиона, кто спасся, избежал неминуемой смерти самым чудесным образом?
Как и любому человеку, ему страстно хотелось верить в такую немыслимую удачу… Жизнь… Это слово звучало как заклятие в его голове.
И все-таки он сомневался. Чувство казалось глупым, иррациональным, но навязчивым, словно зубная боль.
* * *
В каюте Дорохова едва слышно вздыхал кондиционер.
Генерал сидел за привинченным к полу рабочим столом, который со всех сторон обступали приборные консоли. В углу бесформенной кучей валялись смятые курсовые ленты и прозрачные листы навигационных карт. Несмотря на работу кондиционера, в воздухе витал стойкий аромат сигаретного дыма.
Услышав шелест раздвигающейся двери, Дмитрий Алексеевич поднял взгляд на вошедшего.
— А, Велехов! Входи, лейтенант, входи, — зычным басом поприветствовал он Дениса и, увидев, что тот вскидывает руку, добавил:
— Брось, не напрягайся. Садись. Денис сел в предложенное кресло, которое не отличалось ни удобством, ни изяществом форм, так, выдранный с какого-то поста противоперегрузочный каркас с тонкой прослойкой поролона под задом. Велехов не был новичком в космосе, он летал давно и уже ничему не удивлялся, потому что знал, как быстро преображались космические корабли в период боевых действий. Этот отсек не являлся исключением. Даже неискушенный взгляд мог определить, что в недалеком прошлом это был кусок радиального коридора, а вот приварили пару переборок, поставили пульты, и пожалуйста: каюта, боевой пост, контрольный отсек и генеральская спальня — все в одном «флаконе».
Дорохова Денис не знал, даже фамилии его не слышал ни в разговорах, ни в редких сводках с планетных фронтов.
— С «Европы», значит? — Дмитрий Алексеевич повертел в руках какую-то отпечатанную на принтере бумажку и, положив ее на стол перед собой, взглянул на Дениса. — Как себя чувствуешь, лейтенант?
Денис напрягся.
Чувствовал он себя на удивление хорошо. Так хорошо, что тело казалось перенасыщено энергией.
— Дмитрий Алексеевич, — он поднял взгляд на генерала, к которому почувствовал неосознанную симпатию, как только вошел и увидел его открытое лицо с немного грубоватыми чертами. — Я… Я не понимаю, что произошло.
Дорохов вздохнул, сцепив пальцы рук в замок.
— Ты ведь погиб на «Европе», верно? — негромко, словно страшась заданного вопроса, спросил он.
