расследовать обстоятельства гибели лейтенанта Бонна и его людей, если вы пошлете лживый рапорт и сошлетесь на некий несчастный случай. Но гарантирую вам: обстоятельства
моей смерти расследовать будут.
На губах Метцова появилась странная улыбка:
— А если не останется свидетелей?
Сержант Метцова держался столь же непреклонно, как и его командир. Майлз вспомнил Ана — пьяницу Ана, молчуна Ана. Какие сцены наблюдал он на Комарре? И если был свидетелем, почему ему сохранили жизнь? В благодарность за что, за какое предательство?
— Из-з-звините, сэр, но передо мной по крайней мере десять свидетелей с нейробластерами.
Серебряные параболоиды с места, где стоял Майлз, казались огромными, как. тарелки. Смена точки наблюдения сильно изменила его мнение о ситуации. Она больше не казалась сомнительной. Все ясно.
— Или вы собираетесь уничтожить свою расстрельную команду и застрелиться? Служба безопасности подвергнет допросу всех возможных свидетелей. Вы не можете заставить меня замолчать. Живой или мертвый, своими устами или вашими — может, даже их устами, — но я дам показания. — Майлза трясло от холода. Удивительно, как при этой температуре чувствуется даже легкий восточный ветер. Чтобы его дрожь не приняли за что-то иное (у него действительно трясутся поджилки, да только не от страха), Майлз изо всех сил старался говорить членораздельно.
— А вдруг вы… э-э… позволите себе замерзнуть, младший лейтенант? — Тяжелый сарказм Метцова подействовал на Майлза.
Этот человек все еще думает, что правда на его стороне. Он ненормален.
Голые ноги Майлза больше не чувствовали холода. На ресницах застыл иней. Кожа покрылась сине-фиолетовыми пятнами. Майлз быстро догонял остальных благодаря маленькой массе тела.
Над занесенной снегом базой нависла мертвая тишина. Майлзу казалось, он слышит падение снежинок, стук зубов замерзающих людей, частое дыхание новобранцев. Время остановилось.
Попробовать пригрозить Метцову? Разбить его невозмутимость — намекнуть на Комарру, на то, что правда о его опале выйдет наружу?.. Или обнародовать звание отца и его положение?.. Черт побери, каким бы сумасшедшим ни был Метцов, должен же он понимать, что зашел слишком далеко. Его «старомодный» урок дисциплины сорвался, и теперь этот полоумный упорствует, готовый защищать свой авторитет до конца. Как же сказал Ан на прощание? «Он может быть весьма опасен. Никогда не угрожайте ему…» За всеми этими садистскими штучками трудно заметить страх. Но он сидит в Метцове где-то там, в глубине… И если нельзя надавить на него, может быть, стоит попробовать потянуть с другого конца?..
— Но подумайте, сэр, — Майлз старался, чтобы голос его звучал как можно убедительнее, — чего вы достигнете, прекратив все это. Во-первых, у вас теперь все доказательства факта мятежа и даже… э-э… заговора. Вы можете арестовать и посадить всех на гауптвахту. Тем самым вы приобретаете все, ничего не потеряв. Я, например, расстаюсь с мечтой о карьере, получаю позорную отставку, может быть, тюремную камеру. Вам не кажется, что смерть гораздо почетнее? Остальным за вас займется Служба безопасности, и вы только выиграете от этого.
Слова Майлза зацепили Метцова — сузившиеся стальные глаза вспыхнули, прямая шея служаки качнулась влево. Теперь дать ему заглотить наживку и ни в коем случае не дергать леску…
Метцов подошел совсем близко, нависая над тщедушным Форкосиганом, как каменная глыба, окутанная облачком пара. Понизив голос, он произнес:
— Типичный ответ Форкосигана. Твой мягкотелый папаша либеральничал с комаррскими подонками, и это обошлось нам недешево. Военный трибунал для адмиральского сыночка — как ты полагаешь, собьет это спесь с одного бездарного лицемера, а?
Майлз сглотнул ледяную слюну. Кто не знаком с собственной историей, вспомнилось ему, тот обречен постоянно натыкаться на нее. К сожалению, тот, кто знаком, — тоже.
— Сожгите этот чертов пролившийся фитаин, — хрипло прошептал он, — а там будет видно.
— Все арестованы, — неожиданно громко объявил распрямившийся Метцов. — Одевайтесь!
От нахлынувшего облегчения люди опешили. Потом, нервно поглядывая на бластеры, бросились к одежде, поспешно натягивая ее непослушными, одеревеневшими на морозе руками. Но Майлз уже минуту назад понял, что все позади. И вспомнил слова отца: «Оружие — просто инструмент, заставляющий врага изменить свою точку зрения. Полем битвы являются умы, все остальное — бутафория».
Как оказалось, лейтенант Яски в момент отвлекшего внимание всех присутствующих появления на сцене раздетого Майлза незаметно ускользнул в административный корпус. В результате на месте происшествия оказались командир курсантов, врач базы и заместитель Метцова — в надежде хоть как-то разрядить обстановку. Но к этому времени Майлз, Бонн и техники, уже одевшиеся, спотыкаясь, брели под дулами нейробластеров к бункеру гауптвахты.
— Надо ли говорить, как я благодарен вам? — стуча зубами, прошептал Бонн.
Они напоминали старых паралитиков: Бонн облокачивался на Майлза, Майлз висел на Бонне — и так странная пара хромала по дороге, не чувствуя под собой ног.
— Он собирается сжечь фитаин до того, как ветер переменится. Никто не умрет. Никто не станет мутантом. Мы выиграли, кажется. — С онемевших губ Майлза сорвался нелепый смешок.
— Не думал я, — произнес Бонн, тяжело дыша, — что бывают большие безумцы, чем Метцов.
— Я шел по вашей дорожке, — возразил Майлз, — только у меня получилось. Как будто получилось. Завтра все будет выглядеть по-другому.
— Да. Хуже, — угрюмым тоном предсказал Бонн.
При звуке открывающейся двери Майлз подскочил на койке. Это привели в камеру Бонна. Майлз потер ладонями небритое лицо:
— Который час, лейтенант?
— Светает. — Бонн — бледный, небритый — выглядел именно таким преступным типом, каким ощущал себя сам
Майлз. С болезненным стоном он опустился на жесткое тюремное ложе.
— Что там творится?
— Всюду шныряет армейская Служба безопасности. Прислали капитана, только что прибыл. По-моему, он и занимается делом. Метцов, я думаю, уже напел ему. Пока что они снимают показания.
— А как с фитаином? Управились?
— Угу. — У Бонна вырвался угрюмый смешок. — Только что заставили меня проверить все и расписаться за работу. Из бункера получилась отличная печь, так что все в порядке.
— Младший лейтенант Форкосиган! — объявил охранник, конвоировавший Бонна. — Следуйте за мной.
Майлз с трудом встал на ноги и захромал к двери камеры.
— Увидимся, лейтенант!
— Без сомнения. Если встретите кого-нибудь с подносом, почему бы вам не использовать свое политическое влияние и не послать его ко мне, а? Время завтракать.
Майлз слабо улыбнулся:
— Постараюсь!
Вслед за охранником он прошел но короткому коридору. Гауптвахту базы Лажковского вряд ли можно было назвать крепостью. Она напоминала скорее казарму, двери которой запирались только снаружи, да еще отсутствовали окна. Здешний климат был лучшим сторожем, чем любая охрана, не говоря уже об опоясывающем остров рве необъятной ширины, заполненном ледяной водой.
В это утро офис Службы безопасности базы выглядел по-деловому. Возле дверей стояли двое
