Я почувствовал, как во мне поднимается злость.
Какого чёрта! Я, конечно, не великий гарадский педагог Сейма Ларго, чья теория «глубинного воспитания» в своё время перевернула старый авторитарный подход и даже не советский Антон Макаренко, чья «Педагогическая поэма» произвела на меня большое впечатление. Но инженер-пилот Кемрар Гели был воспитан на Гараде и, смею надеяться, воспитан неплохо. Чему порукой всё гарадское общество, преодолевшее (или почти преодолевшее) те воистину невыносимые социальные проблемы, от которых страдает человечество Земли. Причём любая его часть, включая великий советский народ.
Думаю, всё дело было в обеде. Точнее, в его отсутствии. Голодный человек — злой. Плюс та негативная эмоциональная волна, которая шла от Суслова и которую я очень хорошо ощущал. Наверняка в последующем разговоре сыграли свою роль мой нынешний юный возраст с его разгулом гормонов, а — главное! — и то, что последнее время у меня всё выходило относительно легко. Ну, не считая облома с врачами, но здесь я не особо расстраивался — дело житейское, в конце концов, как говаривал герой нашего с Леонидом Ильичом любимого мультфильма — Карлсон, который живёт на крыше.
А вот воспитание — это было действительно важно. Так мне казалось. Здесь я готов был побороться за свои убеждения.
— Сжечь и развеять пепел недолго, — сказал я как можно сдержаннее. — А поконкретней можно, Михаил Андреевич? Что именно вам так не понравилось?
— Всё. Ну вот, например, читаем с самого начала, — он поправил очки, опустил глаза на бумаги, зачитал. — «Недопустимо превращать коммунистическую идеологию в новую религию. Люди должны не только верить в светлое коммунистическое завтра, но и точно знать, что оно наступит. Этому нужно учить, а не вдалбывать в головы при помощи лозунгов, на которые давно никто не обращает внимания». По-твоему, мы не учим, а вдалбываем?
— Судя по тому, что я вижу — да. Количество лозунгов просто зашкаливает. Куда ни глянь, только и видишь «Слава КПСС!», «Вперёд, к победе коммунизма!» и прочее в том же духе. А молодёжь не любит лозунги и формализм. Молодёжь любит знание и живое интересное дело. Извините, но лично я вижу за всем этим обилием лозунгов слабость. Лозунг написать проще, чем объяснить юноше или девушке, почему советская власть лучше любой другой власти на земле, а коммунистическое общество лучше капиталистического.
— Извини, — вмешался Брежнев, — но это очевидно. Принцип от каждого по способностям — каждому по потребностям говорит сам за себя.
— Чтобы этот принцип начал работать, нужно соответствующим образом воспитывать потребности. И, между прочим, удовлетворять их.
— Что ты имеешь в виду?
— Я имею в виду, что голодный человек, да ещё и без нормальных штанов или платья, тянется не к духовному, а материальному. Но главная потребность человека, даже голодного и без штанов — это свобода. Не свобода пить-гулять или обогащаться за счёт других, а та самая свобода как осознанная необходимость, о которой говорил Маркс и не только он. Свобода выбора, к слову, тоже не помешает.
— Ты ещё скажи, что у нас свободы мало, — буркнул Брежнев. — В том числе и свободы выбора.
— Именно это я и хочу сказать. Мало. Выбор для молодого человека, о воспитании которого мы говорим, заключается не только в выборе будущей профессии, тут у нас всё неплохо, кстати, но в возможности выбора тех же штанов.
— Дались тебе эти штаны… — буркнул Брежнев.
— Или веры, — негромко сказал Суслов. — Так?
— Или веры, — подтвердил я.
— Может быть, нам ещё церкви открыть? — вкрадчиво осведомился Суслов. — С мечетями заодно?
— Да хотя бы имеющиеся не закрывать, — сказал я. — Вы же сами только что прочли — недопустимо коммунистическую идеологию превращать в новую религию. Но религия людям нужна, в том числе и молодым. Не вижу ничего плохого в верующем комсомольце. Бог — это бог. А коммунизм — это коммунизм. Как говорится, отдавайте богу богово, а кесарю — кесарево.
— Прекрасно, — сказал Суслов. — Мы уже Евангелия цитируем. Лёня, ты слышишь?
— А что плохого в Евангелиях? — я уже завёлся и сдерживаться мне не хотелось, достал меня этот старый «железный идеолог». — Там много отличных, правильных и даже вдохновляющих мыслей. Та же Нагорная проповедь Христа — это просто кладезь с точки зрения воспитания потребностей. Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся, — процитировал я, заодно переводя на ходу, так как Новый Завет читал до этого только на английском, будучи в США. — Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут. Блаженны чистые сердцем. Блаженны миротворцы. Блаженны плачущие, ибо они утешатся. И ни слова о штанах, кстати.
— Так! — Суслов хлопнул ладонью по столу. — Вижу, ты ничего не понял. Нам ещё только религиозной отравы не хватало в деле воспитания советской молодёжи. Оправдывает тебя только то, что ты не по своей воле провёл несколько месяцев в Соединённых Штатах и там, как это, увы, часто бывает, нахватался всех эти завиральных антимарксистских идей о, якобы, свободе, которой у нас не хватает.
— И штанах, — добавил Брежнев.
— Именно, — поддакнул Суслов. — За джинсы готовы Родину продать.
— Сегодня он играет джаз, а завтра Родину продаст [1], — вполголоса сказал я.
— Что? — спросил Суслов. Будто засов лязгнул.
— Ничего, — сказал я. — Мне всё ясно.
— Очень на это надеюсь, — Суслов поднялся. — Пойду, дела ждут. Это, — он брезгливо отодвинул от себя листки с тезисами, — оставляю здесь. До свидания, Леонид Ильич. Спасибо, что принял.
Брежнев поднялся, они пожали друг другу руки.
Я смотрел на обоих, сравнивал ауры и понимал, что сила и здоровье в любом случае на стороне Брежнева. Теперь ещё и молодость, поскольку с десяток, а то и больше лет он скинул точно с моей помощью. Но и пренебрегать Сусловым не стоило. Как я уже говорил, у этого человека была железная воля.
— Михаил Андреевич, — сказал я.
Суслов посмотрел на меня всё тем же холодным взглядом.
— Да?
— Не желаете, могу поработать с вами? — сказал я мягко. — Будете гораздо лучше себя чувствовать, обещаю. Вот Леонид Ильич не даст соврать.
— Спасибо, — сухо ответил Суслов. — Я совершенно здоров и прекрасно себя чувствую. Советую вам, юноша, заниматься своим делом и не лезть в то, что вас не касается. Будет полезнее всем нам. До свидания.
Он повернулся и вышел из кабинета.
— Допрыгался? — спросил Брежнев, когда за Сусловым закрылась дверь. — Самым умным себя посчитал?
— Могли бы предупредить, Леонид Ильич, — сказал я.
— С чего бы? — брови Брежнева недовольно шевельнулись. — Я тебе что, нянька, — предупреждать? Ты сам о чём думал, когда вот это всё писал? — он кивнул на оставленные Сусловым бумаги. — Кстати, я и предупредил, что Михаилу Андреевичу отдам. А уж как он отреагирует, мог бы и сам догадаться, не маленький. Или маленький? — он испытывающе посмотрел на меня.
— Не маленький, — сказал я.
— А если не маленький, то должен понимать последствия своих действий! — повысил голос Брежнев. — Ты мне дорог, скрывать не стану. И не только мне, а всему нашему советскому народу, хотя он об этом пока не догадывается. Но критиковать партию не смей!
— Леонид Ильич…
— Я сказал — не смей! Молоко на губах не обсохло, а туда же. Пойми, партия — это святое. А замахиваться на святое имеет право лишь тот, кто сам свят. Да и тот не станет. Знаешь почему?
— Учение Маркса всесильно, потому что оно верно? [2] — догадался я.
— Вот, — кивнул Брежнев. — Значит, понимаешь.
— Но…
— Молчи, — отрезал Брежнев. — Правильно тебе Суслов сказал — занимайся своими делами, их у тебя невпроворот. А в идеологию и коммунистическое воспитание не лезь — костей не соберёшь. Даже я не спасу, если что.
Не скрою, после этой встречи в Кремле мне пришлось серьёзно пересмотреть свои взгляды на текущее положение дел и, соответственно, планы. Стало ясно, что вопросы воспитания с наскока не решить. Нет, я не испугался возможных трудностей и, уж тем более Суслова, но забрезжило понимание, что в чём-то главный идеолог партии прав. Не стоит здесь торопиться. В конце концов, Кемрар Гели был не мастером-воспитателем высшей категории и не учёным-социологом, а всего лишь инженером-пилотом. Достаточно разнообразно образованным (как и большинство гарадцев), совсем не дураком и силгурдом не без способностей, но — инженером-пилотом. Ему удалось практически невероятное — собрать и подарить советской (а в ближайшей перспективе и мировой, это неизбежно) науке и экономике действующий гравигенератор со сверхпроводимым при комнатной температуре контуром. На очереди — термоядерный и кварковый реакторы; новые материалы; передатчик дальней связи; персональные ЭВМ, связанные в единую информационную сеть; ядерный двигатель для космических кораблей…
