Так вот. Товарищ майор Петров Александр Николаевич (тысяча девятьсот сорок четвёртого года рождения, член КПСС, холост) и товарищ капитан Боширов Тимур Русланович (тысяча девятьсот сорок шестого года рождения, член КПСС, холост) были абсолютно здоровы и, как уже говорилось, настроены ко мне дружески. Думаю, я был им интересен. Как и они мне, впрочем.
Разговор о девушках зашёл как-то сам собой.
Мы сидели за нашим любимым столиком в «Метрополе» и ждали, когда нам принесут кофе и эклеры. За окнами гулял московский февраль в самой своей красе. Минус двенадцать и метель.
— В Кушке уже, небось, в лёгких куртках ходят, — вздохнул я. — Ещё пара недель и тюльпаны полезут.
— Ну уж и пара, — сказал Боширов.
— Ладно, три, — согласился я.
— То-то, — сказал Боширов.
— Да разве могут дети юга,
Где розы блещут в декабре,
Где не разыщешь слова «вьюга»
Ни в памяти, ни в словаре,
Да разве там, где небо сине
И не слиняет ни на час,
Где испокон веков поныне
Все то же лето тешит глаз,
Да разве им хоть так, хоть вкратце,
Хоть на минуту, хоть во сне,
Хоть ненароком догадаться,
Что значит думать о весне,
Что значит в мартовские стужи,
Когда отчаянье берет,
Все ждать и ждать, как неуклюже
Зашевелится грузный лед, — прочитал с выражением Петров.
— Не знаю этого стихотворения, — признался я. — Хорошее.
— Ещё бы, — сказал товарищ майор. — Это Илья Эренбург.
— А мы такие зимы знали,
Вжились в такие холода,
Что даже не было печали,
Но только гордость и беда.
И в крепкой, ледяной обиде,
Сухой пургой ослеплены,
Мы видели, уже не видя,
Глаза зеленые весны, — закончила, подходя, симпатичная молодая официантка, и поставила нам на стол три чашки кофе и тарелочки с эклерами. — Приятного аппетита, мальчики.
— Спасибо, — сказал Петров. — Что-то мы раньше вас здесь не видели. Первый день на работе?
— Третий, — призналась официантка. — А что?
— Это мы удачно зашли, — констатировал товарищ майор. — Любите Эренбурга?
— Честно? Не очень. Но конкретно это стихотворение люблю.
— Я тоже. А как вас зовут? Меня — Саша.
Через минуту официантка по имени Катя ушла, покачивая соблазнительными бёдрами, а Петров спрятал в карман салфетку с записанным телефоном.
— Вот так, — сказал он. — Учитесь, товарищ капитан.
— Мне не надо, — сказал Боширов, — у меня есть. Третья будет лишней.
Петров засмеялся:
— Не порть молодого человека, Тимур. Подумает ещё, что это в порядке вещей.
— Что тут думать, когда у меня ни одной, — признался я.
— Это плохо, — сказал Боширов. — У человека должна быть девушка.
— Особенно в пятнадцать лет, — хмыкнул Петров.
— А также в шестнадцать, семнадцать, восемнадцать…
— И до тридцати! — провозгласил Петров, протягивая чашку с кофе. Боширов протянул навстречу свою. Они чокнулись, выпили.
— А что потом? — спросил я. — После тридцати?
— Потом жениться надо, — ответил Петров. — Иначе карьера затормозится.
— Партия и семья — необходимые и святые вещи для советского офицера, — поддержал Боширов.
— Не отвлекаемся, — сказал Петров, — думаем. У товарища проблема и её надо как-то решать.
— Только не вздумайте подсунуть мне какую-нибудь младшую лейтенантку, — сказал я. — А то знаю я ваши методы решения проблем.
Петров захохотал и чуть не поперхнулся кофе.
— Слушай! — воскликнул Боширов. — Фехтование же! Чемпионат Москвы среди юниоров!
— Шпаги звон, как звон бокала, с детства мне ласкает слух [1] — не слишком музыкально пропел Петров. — Точно. В субботу, двадцать четвёртого, как раз женская рапира, — он посмотрел на меня. — Был когда-нибудь на соревнованиях по женской рапире?
Я знал, что мои друзья серьёзно занимались фехтованием — шпагой — и достигли в этом виде спорта определённых успехов. Тимур Боширов недавно получил звание «Мастер спорта СССР», чем весьма гордился. Александр Петров стал мастером спорта ещё в Узбекистане, будучи капитаном, и, насколько я знал, уже подумывал о завершении спортивной карьеры. Тем не менее, оба ещё тренировались и выступали на различных соревнованиях.
— Моя последняя девушка — рапиристка, — пояснил Боширов. — А у девушки есть подруги. Тоже рапиристки. Смекаешь?
— Даже не знаю… — протянул я.
— Нет ничего лучше юной и страстной рапиристки, — причмокнул Петров. — Разве что не менее страстная официантка из ресторана «Метрополь», но с официантками тебе ещё рано.
— А с рапиристками, значит, в самый раз?
— В самый, — сказал Боширов. — Знаешь какой лучший допинг для девушки-спортсменки перед серьёзными соревнованиями? Абсолютно легальный.
— Нет, — сказал я, хотя уже догадался, что он имеет в виду.
— Секс, — сообщил Боширов. — Даже тренеры советуют.
— Это правда, — подтвердил товарищ майор.
Надо ли говорить, что я согласился? В конце концов, мне действительно было интересно побывать на соревнованиях по фехтованию.
Двенадцать дней, остававшихся до двадцать четвёртого февраля, были, как всегда, до отказа заполнены делами, но я не забывал о приглашении. К тому же накануне Боширов позвонил и напомнил:
— После соревнований идём в кафе. Светка моя уже и подружек по команде предупредила.
— Кафе?
— Пить не будем, просто посидим [2], — подражая грузинскому акценту сказал Боширов и положил трубку.
Соревнования проводились в спортивном комплексе ЦСКА, во Дворце тяжёлой атлетики. Начало — в семнадцать часов.
Беспокоить Василия Ивановича в субботний день ради такой ерунды я не стал и поехал на метро. Это было нарушением протокола безопасности — мои высокие покровители настаивали, чтобы я пользовался во всех поездках исключительно служебной машиной, но я шёл на эти нарушения. Во-первых, ради чувства личной свободы, а во-вторых, из любви к московскому метро. Было в нём какое-то необъяснимое очарование. К тому же после совершенно непростительного похищения в Мары, я стал гораздо осторожнее и не ленился лишний раз бросить взгляд на ауры тех, с кем еду в одном вагоне или тех, кто спрашивает, как пройти на Красную площадь к мавзолею Ленина, в который я всё собирался попасть исключительно ради любопытства, но постоянно что-то мешало.
В большом зале на первом этаже было постелено несколько фехтовальных дорожек. Зрителей на трибунах набралось немного. Как объяснил Боширов, с которым мы встретились у входа, в основном родственники, знакомые и друзья спортсменов.
— Иногда бывшие спортсмены ходят. Кто соскучился по звону клинков. Ностальгия.
— Понятно, — сказал я. — А Саша что не пришёл?
— У товарища майора, насколько я понял, сегодня свидание с Катей. Помнишь официантку в «Национале»?
— Ага! — сказал я.
— Только я тебе ничего не говорил.
— Само собой.
Мы уселись на трибуне так, чтобы хорошо видеть зал.
— Вон моя Светка, в команде «Динамо», высокая, с хвостиками, — показал Тимур и помахал рукой.
На фехтовальную дорожку выходили две команды девушек по четыре в каждой.
Все в белых обтягивающих фехтовальных костюмах, стройные, красивые. У одних на рукаве шеврон — синяя прописная рукописная буква «Д» в ромбе, у других шеврон в виде синего щита с белым силуэтом птицы над стилизованными волнами — знак спортивного общества «Буревестник».
Я уже знал, что «Буревестник» — это спортивное общество студентов и преподавателей. Если поступлю в Бауманку и решу серьёзно заняться спортом, буду выступать за него.
Также знал, что ни одной из фехтовальщиц нет двадцати одного года. Юниоры.
Высокая девушка с волосами, собранными в два хвостика бросила взгляд на трибуны, увидела нас с Бошировым, помахала в ответ.
Команды поприветствовали друг друга, разошлись, каждая собралась в кружок. Девушки обняли друг друга за плечи, подбадривая и настраиваясь на грядущий бой.
Тем временем Тимур наскоро объяснял мне правила:
