Не смертельно, но очень неприятно.
Юная девушка и два симметричных рваных шрама на щеках.
Никуда не годится.
Кристина кричала в этот момент, рот был открыт. Будь иначе, клинок мог выбить зубы, разодрать нёбо. Или того хуже — пробить горло. Да что там горло, — обломок рапиры мог войти в глаз, проникнуть в мозг, и тогда…[1]
Не приведи, Создатель.
Вот и не привёл, отвёл беду, спасибо.
Теперь моя очередь.
Для начала пусть спит, а мы зарастим раны…
Я положил руки на лицо Кристины, обхватив её щёки, словно собирался поцеловать и сказал в пространство:
— Всем отойти и не мешать.
Прикрыл глаза и вошёл в орно.
Конечно, помешать мне попытались.
— Эй, — слышал я краем сознания. — Это не врач! Это какой-то мальчишка… Вон врач бежит. Доктор, сюда, сюда!
— Что… что здесь случилось? — запыхивающийся голос доктора. — Вышел покурить называется… Ну-ка, пропустите меня.
— Рапира сломалась, маску пробила.
Всхлипывания.
— Я не хотела-а-а!
— Светка, не реви, ты не виновата…
— Доктор, спокойно, отойдите и не мешайте, — голос Боширова. — Здесь работает Комитет государственной безопасности.
— Что значит отойдите и не мешайте? Это мой долг!
— Ваш долг быть на месте, когда идут соревнования. Мы с этим ещё разберёмся, уверяю вас. Покурить он вышел… Не мешайте, я сказал. Мы знаем, что делаем.
Молодец, Тимур. Мы действительно знаем, что делаем.
Я остановил кровь и запустил ускоренную регенерацию тканей. Молодой и здоровый организм Кристины правильно реагировал на полезное вмешательство.
Теперь маскировка. Как было сказано в одной замечательной повести братьев Стругацких, «Народу не нужны нездоровые сенсации. Народу нужны здоровые сенсации» [2] Чем меньше слухов, тем лучше.
— Перекись, вата, пластырь, — скомандовал я, протягивая руку назад и щёлкнул пальцами. — Быстро.
Не пошло и пяти секунд, как Боширов (я не оборачивался, но знал, что это он) вложил мне в руку требуемое.
Обработать раны перекисью и наложить пластырь.
Теперь ещё немного подстегнуть регенерацию, чтобы не возиться потом со шрамами. Так. Очень хорошо. Ну, просыпайся, дорогая. Уже можно.
Девушка открыла глаза — чистые и синие, словно небо над Новой Ксамой в погожий зимний день.
— Что… Что произошло?
— Уже всё хорошо, — сказал я и улыбнулся. — Небольшая травма, до свадьбы заживёт. Как ты себя чувствуешь?
— Нормально, вроде, — она сдвинула тёмные (соболиные, как говорят здесь, на Руси) брови, прислушиваясь к себе. — А ты кто?
— Кристи! — рядом со мной на колени упала Света. — Господи, слава богу, живая! Крис, прости меня, я не хотела!
— Тимур, — я обернулся к Боширову. — Возьми Свету, пожалуйста.
— Извини, — товарищ капитан взял девушку под локоть. — Свет, всё хорошо уже, пойдём-пойдём, Кристине надо в себя прийти.
— Я уже в себе, — сказала Кристина. — Голос у неё был приятно- низкий, с едва заметной хрипотцой. — Помоги встать,- обратилась ко мне. — Ты врач, что ли? Как-то больно молод для врача.
— И врач тоже, — сказал я, протягивая руку.
Дальше началась суета. Кристину окружили товарки по команде и тренер, повели переодеваться и умываться, чтобы смыть кровь.
— Пластырь не снимать! — крикнул я им вслед. — Умылась, и тут же назад. Ещё не всё с твоей раной.
Кристина молча подняла руку, показывая, что слышит.
У кого-то я недавно видел похожий жест…
Ирка Шувалова, точно. Когда мы прощались в Кушке.
Вот как это у них получается — заставлять думать друг о друге?
Или это мы, мужчины, сами такие?
Мужчины, н-да…
Ко мне подошли врач и тренер.
— Кто вы, и как это сделали? — спросил врач — молодой парень лет тридцати.
— Она выступать сможет? — спросил тренер.
— Товарищ доктор, — обратился я к врачу. — Меня зовут Сергей, я сотрудник Комитета государственной безопасности, это всё, что вам нужно знать. На вашем месте я бы не стал задавать больше никаких вопросов, а вернулся к своим обязанностям. Насколько я понимаю, соревнования продолжаются, и ваша помощь может понадобиться. Не дай бог, конечно. И пожалуйста, больше не допускайте таких ошибок. На первый раз мы с товарищем капитаном, — я кивнул на Боширова, с непроницаемым видом стоявшего рядом, — вас простим, но в следующий раз на нашем месте могут оказаться те, кто не простит. Всё, идите, с Кристиной я сам разберусь.
Врач явно хотел ещё что-то сказать, но, встретившись со мной взглядом, передумал, развернулся и ушёл.
— Теперь вы, — обратился я к тренеру. — Извините, сначала нужно было с товарищем доктором вопрос решить. — Вас как зовут?
— Ничего, — сказал тренер, — понимаю.
Чем-то он напомнил мне нашего физрука в Кушке Виктора Леонидовича Носатого — такой же худой, жилистый, подтянутый. С длинным носом и серыми, чуть навыкате, глазами. Только моложе, что-то около тридцати пяти.
— Смирновский, — представился он. — Сергей Олегович.
— Тёзки, значит, — сказал я, пожимая его твёрдую, словно доска, сильную руку. — Я — Сергей.
— Спасибо тебе, — сказал тренер. — Ничего, что я на «ты»?
— Нормально, — ответил я. — Скажите, Сергей Олегович, такое часто на соревнованиях происходит?
— На моей памяти второй раз, — покачал головой тренер. — Около года назад на первенстве России точно так же обломок шпаги пробил ключицу одному спортсмену.
— Надо с этим что-то делать. Сталь менять, из которой оружие изготавливается, маски защитные усиливать как-то. Не то в один прекрасный момент дело плохо закончится. Вы же сами видели. Хорошо — клинок щёку пробил и даже зубы не задел. А если бы в горло? Или в глаз, а оттуда прямо в мозг?
По глазам тренера я видел, что перспектива ему совсем не нравится.
— Надо, — ответил он. — Полностью с тобой согласен. Но — что именно?
— Пишите обоснование, — сказал я. — Изложите то, что видели, приведите случаи, когда оружие ломалось и наносило травмы. Или даже просто ломалось. Опросите коллег, наверняка они тоже смогут вспомнить. Обоснование, примеры, вывод. И соберите подписи — десятка полтора-два уважаемых в фехтовании людей. Потом позвоните мне, телефон я вам оставлю. Попробую что-нибудь сделать.
— Хорошо, — сказал мой тёзка и понизил голос. — Слушай, я не товарищ доктор, скажи по секрету — ты кто?
— Как-нибудь узнаешь, обещаю, — улыбнулся я и позволил себе потрепать тренера по плечу. — Что до Кристины, то, думаю, очень скоро она будет в полном порядке.
Кристина мне понравилась сразу. Не могу сказать, что я сходу влюбился в её синие глаза, чувственные губы и соболиные брови, но был не прочь продолжить знакомство. Благо, повод был. Она как раз спустилась из раздевалки — отмытая от крови, переодевшаяся, с фехтовальным чехлом в руках.
— Мы в больницу? — спросила она меня и дотронулась до пластырей на щеках. — Странно, совсем не болит. Языком чувствую изнутри что-то…
— Отставить щупать раны языком, — приказал я. — Они ещё не зажили.
— Нет там никаких ран. Я в зеркало смотрела. Покраснение, бугорки какие-то — и всё. Как ты это сделал, Серёжа?
— Нет — и хорошо, — ушёл я от надоевшего хуже горькой редьки вопроса и повёл Кристину к выходу, махнув Боширову рукой — пока, мол, ушёл, увидимся позже и получив в ответ понимающий кивок. — Может, и не было ничего, а? Ты где живёшь? Я провожу.
— Как же не было, когда было, — упрямо сказала Кристина. — Светкина рапира мне щёку насквозь пробила, я помню. С двух сторон. Больно было так, что думала сейчас обмочусь. Извини. Больно и страшно.
— Ничего, — сказал я. — А потом?
— Потом не помню. Сознание потеряла. Но не от боли, а от страха.
— От страха обмочиться? — догадался я.
— Ага, — ответила она и рассмеялась. — Смешно, да?
— Ничего смешного. Считай, что я горжусь твоей выдержкой. Ты и правда отлично держалась.
— Держалась… Валялась в отрубе, пока ты… Я поняла. Ты экстрасенс, да? Читала про таких. Умеешь то, что не умеют обычные врачи. В Кривоколенном я живу, у тётки. Но её сейчас нет, поехала в Ленинград старую подругу навестить.
