— В спортивном фехтовании три вида: шпага, рапира и сабля. Мужчины представлены во всех видах. Женщины — только рапира. Видишь, электрошнуры подключают?
На дорожку вышли две первые девушки с рапирами и масками в руках. Коснулись груди друг друга рапирами так, что клинки чуть согнулись; надели защитные маски; разошлись.
— Это для электрофиксации укола. Проверили оружие и аппарат. В рапире можно наносить укол только в туловище. Шпага — в любую часть тела. Сабля — туловище, руки и голова. В сабле электрофиксации нет.
— Получается, кто первый уколол, тот и прав? — спросил я. — Аппарат зафиксирует?
— В шпаге — да. В рапире и сабле — нет.
— Почему?
— В этих видах важно, кто атакует. Называется правота атаки. Тот, кто защищается, должен сначала атаку отразить, а только потом ответить. Парад-рипост, как мы говорим.
— Защита — ответ, — перевёл я.
— Верно. Всё, смотри, начинают. Сам всё сейчас поймёшь.
Девушки — обе правши — приняли боевую стойку.
Правая нога впереди, стопой направлена на соперницу. Левая позади, развёрнута на девяносто градусов.
Колени полусогнуты, словно перед прыжком.
Спина прямая, плечи развёрнуты, голова поднята.
Правая рука с опущенной рапирой впереди; левая сзади — чуть согнута и приподнята.
Красиво.
Примерно то же самое с разной степенью готовности происходило и на других дорожках.
— К бою, — услышал я голос судьи — седоватого мужчины в коричневом костюме и рубашке с полосатым галстуком.
Рапиры поднялись.
Колени ещё чуть согнулись.
Стопы сдвинулись, нащупывая лучшее положение.
Здоровые ауры девушек — одна бежевая, другая бирюзовая — сгустились, разделились на полосы с разной интенсивностью цвета. Эти полосы начали шевелиться, медленно сплетаясь и расплетаясь, образуя сложные и разнообразные узоры — зрелище не менее завораживающее, чем сами девушки в фехтовальных стойках.
— Готовы? — спросил судья. — Начали!
Это чем-то напоминало странный танец. Иногда медленный, иногда стремительный и рваный, но неизменно напряжённый и в чём-то даже страстный. Почти танго, только без ярко выраженного ритма и сексуального оттенка. Но кто-то всё равно стремится доминировать, а другой, вернее, другая, вроде бы подчиняясь, неожиданно перехватывает инициативу и уже доминирует сама, стараясь подчинить соперницу, оплести её своей страстью к победе.
Четыре шага назад — три вперёд.
Отступление — атака.
Теперь в другую сторону.
Глуховатый звон (или, скорее, звонкий стук) скрещивающихся клинков.
Выпады. Защита и нападение. Столкновения.
И вопли.
Создатель, как же они кричали!
Уже через пару минут бои начались на всех дорожках, и теперь стук клинков и женские крики наполняли весь зал.
Честно?
Никогда до этого не слышал, чтобы женщины так кричали.
Даже во время секса.
Казалось, в этих криках прорывалась вся женская натура — чувствительная, страстная, способная в долю секунды перейти от мгновенной ярости и огорчения к столь же мгновенной радости и восторгу.
— Вот где сразу видна разница между мужчиной и женщиной, верно? — наклонился ко мне Боширов. — И это не первичные половые признаки. Точнее, не только они. Мы так не орём… Смотри, что делает! Ай, молодец!!
Одна из девушек пошла в атаку. Вторая не отступила, а, наоборот, шагнула навстречу, стараясь отвести рапиру соперницы и ответить. У неё почти получилось.
Но первая в последний момент развернулась чуть ли не на сто восемьдесят градусов, пропуская чужой клинок мимо своей груди и нанесла укол сверху, из-за спины, не глядя.
И попала!
Два вопля — яростного разочарования и не менее яростной победы слились в один.
— Ловко, — сказал Боширов. — Непростой приём, требует очень точного расчёта.
Бои продолжались. Пары сменяли друг друга на дорожках. Кто-то проигрывал, кто-то выигрывал; я сам не заметил, как увлёкся поединками, наблюдая за столкновением темпераментов, характеров и мастерства.
Сплетались и расплетались клинки и ауры.
То и дело слышалось судейское: «К бою», «Готовы?», «Начинайте!», «Стоп!»
Скрип спортивной обуви по металлизированным дорожкам.
Стук и скрежет скрещивающихся рапир.
Писк аппаратов, фиксирующих уколы.
Запах разгорячённых юных женских тел, смешанный с особым запахом спортзала, стены которого впитали в себя пот и напряжение множества тренировок и соревнований.
Беда произошла незадолго до конца первого часа, когда на дорожку вышла девушка Тимура — Света и её соперница из команды «Буревестник», чьей имени я не знал, но успел заметить тонкие черты лица и синие глаза под раскинувшимися, словно крылья буревестника на её шевроне, чёрными бровями.
Соперницы надели маски.
— К бою, — привычно скомандовал судья — всё тот же седоватый в коричневом костюме. — Готовы? Начинайте!
Не раздумывая, девушки кинулись в обоюдную атаку.
Синеглазка пропустила укол в грудь, но её рапира тоже не промахнулась.
Клинок Светы, издав отчётливый треск, сломался.
По инерции тело фехтовальщицы продолжало двигаться вперёд в глубоком выпаде.
Обломок рапиры ушёл вверх, пробил маску синеглазки и вошёл в плоть.
Пронзительный крик страха и боли перекрыл собой все остальные звуки.
Девушка с синими глазами под пробитой фехтовальной маской выпрямилась, зашаталась и, как подкошенная, рухнула на дорожку.
[1] «Песня о шпаге» из кинофильма «Достояние республики» (1971 год), музыка Е. Крылатова, слова Ю. Энтина.
[2] Цитата из фильма «Не горюй» реж. Георгий Данелия (1969 год).
Глава двенадцатая
Кристина. Коммуналка в Кривоколенном
— А-ааа!! — это уже закричала Света. — Врача!! Где врач!!
Она отстегнула сломанную рапиру, сорвала с головы защитную маску, — то и другое полетело на пол — упала перед соперницей на колени. — Кристина! Кристи!
— П…ц, — отчётливо произнёс Тимур Боширов, вскакивая на ноги.
Я уже мчался вниз по лестнице, перескакивая через две ступеньки, отмечая на бегу происходящее в зале.
Пока ещё не все сообразили, что случилось.
На трех ближайших дорожках судьи остановили бои.
Товарки по команде обеих спортсменок вместе с тренерами спешили к месту происшествия.
Зрители поднимались со своих мест, стараясь разглядеть, что там, на одной из фехтовальных дорожек, произошло.
Аура девушки Кристины переливалась алыми тревожными разводами, сигнализируя о ранении.
— Я врач! — крикнул я, подбегая, чтобы сразу обеспечить себе свободу действий. — Отойдите, не толпитесь!
Мгновение, и пробитая маска была аккуратно снята с головы девушки.
Кристина была без сознания.
Болевой шок.
Глаза закрыты.
Тёмные пряди волос на бледном лбу.
Полные чувственные губы, щёки, подбородок и шея залиты кровью.
Фехтовальщице необычайно повезло. С ней случилось примерно то же самое, что с Серёжей Ермоловым в пятилетнем возрасте. Буквально пару дней назад это воспоминание всплыло в памяти. Видимо, сработало то, что я думал о фехтовании.
С детскими воспоминаниями Серёжи Ермолова вообще всё было не просто. Что-то я помнил и довольно хорошо. Но многие эпизоды ушли из памяти, спрятались, словно испугавшись, что теперь они должны принадлежать кому-то другому. Однако время от времени под воздействием тех или иных факторов всплывали. Как этот.
Дело было всё в том же Алмалыке, в гостях у дедушки с бабушкой. Пятилетнему Серёже Ермолову едва не проткнул горло палкой такой же мальчишка, как он сам. Доигрались в фехтовальщиков. Было много крика, боли и крови, но всё обошлось, — бабушка Зина схватила внука в охапку, дедушка Лёша прыгнул в машину, и через несколько минут они были в поликлинике. Там врач обработал рану (скорее, глубокую царапину) и отпустил их восвояси.
Тут всё было хоть и похоже, но гораздо хуже.
Обломок рапиры пробил защитную сетку, затем правую щёку, прошёл между зубами и вышел с другой стороны через левую щёку.
