То, что они нарвались на неприятности, ясно стало сразу же, как только открылась стрельба. Барклиф ловил каждый выстрел. Но очень скоро, почти сразу, один авто-мат замолчал. А другой отстреливался долго, очень долго, одиночными выстрела-ми. Берёг с таким трудом, поштучно, собранный запас. Все ждали, что вернётся хотя бы один, последний. И даже, когда начало светать, когда остальные уже поте-ряли надежду, Барклиф весь день и следующую ночь прождал у разлома в стене. Просидел с полупустым пистолетом в руке, но не позволил загородить пролом кро-ватной сеткой. Ждал. Надеялся.
А потом на следующий день умер Арделли. Он с самого начала был плох. Из-под обломков его откопали последним. С переломом обеих ног, с внутренними разры-вами и повреждением лёгких, он нуждался в срочной операции. А врачи были толь-ко у сионийцев.
Остальным, кто был ранен, тоже с каждым часом не делалось лучше. Без медика-ментов, даже без элементарных антибиотиков их ждало то же самое. Не было ника-кой еды, воду собирали из перебитых труб, с риском для жизни пробираясь в умы-вальник в другой части казармы. Да и патронов тоже почти не осталось. Чего ждать в такой ситуации? Медленной смерти от голода, от ран, от постоянного ожидания. Или сдаться в плен на милость победителей? Насчёт себя Барклиф ни на что не надеялся. Он был офицером. Но рядовым обязаны были оказать помощь. В соответ-ствии с Межпланетным Кодексом. Ведь не звери же они, эти сионийцы.
Случилось то, что случилось. Возможно, его солдаты возненавидели его ещё больше после того шага, но сионийцы никого из них не тронули, по крайней мере, на его глазах. Сам же Барклиф в творящейся неразберихе попал совсем в другую группу, где не было больше знакомых ему лиц, и отправлен без всяких допросов на расчистку города. Там, видно, как посчитали, руки его были нужнее, чем знания и мозги.
Барклиф не пытался скрыть своё звание. Отнюдь! Но теперь этот сволочной маль-чишка, неизвестно каким образом очутившийся здесь, да ещё и в шкуре сионийско-го штабного офицера, пытался намекнуть на отсутствие кителя, на то, что он, лей-тенант Императорской Армии, пытался уничтожить следы своего офицерского зва-ния! Гадёныш!
— Почему ты здесь? Ты должен был…
— Гнить в лесу, да? — Джейк перебил его резко, вскинув голову и встретив глаза своего недавнего командира и врага. — В лесу, в шахте на титановом руднике. Так же, как и трое других парней. Да, должен был… Только интересно, кому я должен? И что?
— Нормальные мысли, как раз для предателя. Ты служил Императору, рядовой, если ещё, конечно, помнишь об этом. Служил своему государству, Ниобе, нако-нец… — Барклиф осёкся, замолчал, чувствуя, что слова о долге перед родиной и пат-риотизме из уст пленного звучат как-то фальшиво.
— Вы знали про рудник. С самого начала знали. И чем всё это закончится для нас — тоже знали. — Джейк не мог сидеть, он слишком нервничал, вспоминая пережитое, представляя то, что ждало их, не сложись обстоятельства так, как они сложились. Поднялся из-за стола, заходил по комнате. Два шага влево, два шага вправо. От стола к стене и обратно.
— Я предупреждал тебя, рядовой…
— Да, я знаю. Я понял это… — Тут Джейк остановился как раз напротив Барклифа. — Но почему именно меня? Да, я понимаю, меня вы ненавидите…
— И сейчас даже больше, чем раньше! — Барклиф смотрел на погоны на плечах Джейка. Его чуть ли не тошнило при виде золотых нашивок. И он не скрывал сво-его презрения. Презрения, смешанного с крайней брезгливостью, как будто глядел на что-то отвратительное и мерзкое.
— Это всего лишь форма, лейтенант. И от этой формы зависит, доживёте ли вы до завтра. — Джейк отвернулся, снова сел на место. Теперь он чувствовал, что успоко-ился, что он в состоянии справиться с собой в этой ситуации.
— О-о! — Барклиф рассмеялся хрипло надорванным смехом измученного человека, скрывающего своё состояние. — Ты, мальчик, пытаешься напугать меня? Ты — гвар-деец?! Маменькин сынок! Разве ты уже научился показывать зубы?
Лицо Джейка при этих словах осталось спокойным, он обдумывал что-то, а потом неожиданно спросил:
— Что стало со всеми?
— С кем? — Барклиф даже немного опешил. Он ждал чего угодно, но только не этого делового тона уже зрелого, вполне сложившегося человека, а не того двадцатилет-него мальчишки, каким ему помнился рядовой Тайлер.
— Ну, с Крисом, с сержантом Торнтоном! С остальными ребятами.
— Все, кто выжил, сейчас в госпитале для военнопленных. А Торнтон погиб, погиб при бомбёжке. — Барклиф смотрел на Джейка сверху вниз. Тот сидел, опустив голо-ву, скрывая взгляд, смотрел на руки, стиснутые до боли в суставах. Они настолько хорошо понимали друг друга, что Барклиф знал, какой вопрос сейчас хочет, но не может задать Тайлер. — Неру был жив, когда я видел его в последний раз. Был ранен и довольно тяжело, но не смертельно… Он будет жить.
Джейк кивнул в ответ, чуть-чуть поводя подбородком, давая понять, что слышит.
Сейчас их разговор стал именно таким, каким он и должен был быть с самого начала: общением равных, без нападок, оскорблений и унижения.
— Я не знаю, имеет ли это сейчас хоть какую-то важность, но приказ не был вы-полнен. Рудник остался не взорванным. И капитан погиб. Я не знаю, что стало с остальными… Я не знаю, что станет со всеми нами. Мне просто очень хочется, чтоб всё стало, как раньше. Без войны…
Джейк закрыл руками лицо, как будто хотел отгородиться от всего мира. Почему-то он не боялся теперь показаться Барклифу слабым. Да и тот молчал тактично. Да, они слишком хорошо понимали друг друга. Слишком хорошо, чтоб оставаться вра-гами.
Да и что она стоит теперь, эта вражда, когда в мире происходят вещи куда слож-нее и серьёзнее? События, абсолютно не зависящие от их воли, от их желания. Про-сто каждый пытался приспособиться к ним с одной лишь целью: выжить. Но любой ли ценой?
Предательство и плен — так это выглядит со стороны! Но, не рассказывая друг другу подробностей, они понимали, что каждый из них остался при своих принци-пах. Тайлер в форме врага, но не способный на предательство, и Барклиф — в унизи-тельном для него положении, но зато в ладу со своей совестью, не отяжелённой десятком бессмысленных, бесполезных смертей.
— Я мог бы, конечно, пообещать вам помощь, пообещать свободу, но это не в моих силах. Всё, что могу, я попытаюсь сделать. Хотя от меня вы никогда не примете помощь. Ведь так? — Барклиф никак не отозвался на этот вопрос, даже не кивнул, но ответ и так был ясен им обоим. Каждый умирает в одиночку. И выживает сам…
* * *
Янтарная ароматная жидкость покачивалась в широком коньячном бокале, и в ней, казалось, заблудился солнечный зайчик, прокравшийся в кабинет сквозь пано-рамное окно, занимающее всю стену. Марчелл стоял у окна, задумчиво смотрел на улицу, будто совсем забыл про бокал, утонувший в широкой ладони.
